– Чего сырость развела?

Я вздрогнула, увидев, что Асад сидит на корточках передо мной. Когда успел прийти? Я даже не услышала… Прекрасная добыча для голодного хищника.

Я быстро вытерла мокрые щеки и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Было опасение, что слезы могли разозлить Асада.

– Я бы хотела одеться, – прошептала еле слышно, сильнее стискивая уголки одеяла. На Асада принципиально не смотрела. Он был свидетелем, а, может быть, и виновником моего унижения. Я – убийца его брата. Я не знала, что ожидать от него. Сейчас он ласков, а через секунду мог нанести удар. Мне так казалось… Я его совсем не знала. Да и, твою мать! Я была в беде! Да, по собственной глупости, но это факт. Я в чужой стране, без денег, без документов. Я убила человека, едва избежала группового изнасилования. Я больше не доверяла этому миру.

Я не смотрела на Асада, но это не мешало ему рассматривать меня. Внимательно изучать. Сканировать. Уверена, что он знает все мои мысли.

Мужчина поднялся, прошел к небольшому шкафу и взял полотенце.

– Прими душ, а лучше теплую ванну с пеной. Я торопить тебя не стану.

Он протянул мне полотенце, но я не спешила его принимать. Я не понимала его. Но только я открыла рот, как Асад поднял руку вверх и жестом заставил меня замолчать.

– Сначала душ, затем мы позавтракаем. А только потом мы поговорим. Поняла?

Выбор есть? Нет. Поджала губы и взяла полотенце. Таща за собой одеяло, я направилась в ванную.

В ванной было огромное зеркало, во весь рост. Я сбросила одеяло и уставилась на себя. Хотелось плакать, такой жалкой я была.

Бледная кожа, покрытая темными синяками. Особенно пугал огромный синяк на бедре. Я помню, как его получила. Когда с меня срывали платье, я упала на твердую землю.

На лицо было страшно взглянуть. Синяк на скуле, опухший нос. Мне тогда хорошо врезали с кулака в лицо. Потрогала нос и поморщилась. Надеюсь, что не сломан. Опустила взгляд… И тихо расплакалась. Между грудей был шрам от ножа. Меня порезали, когда срывали белье и платье. Шрамы останутся не только на моей памяти и душе, но и на теле. Я думала, что синяки – это еще ничего. Это еще терпимо. Синяки пройдут, кости восстановятся…

А вот шрамы останутся.

Все хватит. Я отвернулась от своего отражения и встала под душ. Я хотела смыть с себя прикосновения тех ублюдков и следы той ночи. Но сомневалась, что вода мне поможет.

***

Теплые капли смывали с меня грязь. А от слез уже начала болеть голова. Но мне было сложно остановиться. Я не могла перестать жалеть себя. Слишком сложно. И все еще больно.

Я не знаю, сколько я провела времени в душе, но напугал меня стук в дверь.

– Если вздумала топиться, то хотя бы предупреди. Я тогда не буду ждать тебя и позавтракаю один, – голос Асада я едва слышала из— за шума воды, но отчетливо разобрала каждое слово. Впору смеяться. Асад переживал больше за завтрак, чем за меня. Хотя, я тут же одернула себя, я должна быть ему благодарна. Во— первых, он еще по— человечески со мной обращался. Во— вторых, Асад спас мне жизнь. Я должна, нет, просто обязана быть благодарной.

Я вышла из ванной комнаты минут через пять. Накинула на тело тонкий женский халат. Как предусмотрительно. Асад уже сидел за круглым столиком, расположенным на балконе. Завтрак на балконе. О таком стоит только мечтать!

Асад кивнул мне на свободный стул, который я тут же послушно заняла. На завтрак нам предлагали рисовую кашу, блинчики с персиковым джемом и ароматный молочный чай.

– Ешь, – приказал Асад, быстро поедая рисовую кашу. Такой большой, а любит кашу. Так… Парадоксально. Он сказал, есть, вот я и ела.

Завтрак длился минут десять от силы. Потом доброжелательные горничные убрали со стола, за которым мы и остались сидеть. Нам открывался невероятный вид на море. Внизу виднелись маленькие улочки, по которым, не спеша, гуляли местные жители и туристы.

Нужно поговорить. Но я никак не могла начать первой.

– Рассказывай все. С самого начала.

Разумеется, Асад все вновь взял в свои руки.

– Я пошла в бар и… – начала говорить я, но Асад поморщился и поднял руку вверх, останавливая меня. Видимо, он не это хотел услышать.

– С самого начала. Как ты оказалась в этой стране? Ты точно не местная.

Я кивнула. С чего начать? Решила начать с самого начала. Действительно с самого начала. Как я узнала об измене Никиты, как вылетела из— под крыла матери, про свои приключения здесь… Говорила спокойно, но стоило мне дойти до момента встречи с братом Асада, голос задрожал и слезы вновь покатились по щекам.

Асад нахмурился.

– Успокойся, – строго, но не менее жестоко проговорил он, – если ты продолжишь плакать, то мы так и до вечера не разберемся. А я спешу. Сегодня похороны моего брата. Вдруг ты забыла.

Он больно жалил меня словами. Но он был прав.

– Простите… – прошептала я и вытерла лицо. – Ваш брат притащил меня в номер, а там напал на меня. Он пытался меня… Меня… Он…

Мне было безумно трудно произнести это страшное слово.

– Изнасиловать? – пришел на помощь Асад, чье лицо было совершенно бесстрастно.

– Да. Я отбивалась, но, несмотря на то, что ваш брат был пьян, я не могла с ним справиться. В какой— то момент, я заметила чашку с конфетами, я дотянулась до нее и…

– Понятно. Дальше.

– Когда он потерял сознание, я схватила сумочку с документами и поехала в аэропорт, там меня и перехватили. Дальше вы все знаете. Клянусь, я не хотела его убивать! Я вообще не хотела… Прошу вас… Я не знала…

Мой спич звучал как речь сумасшедшего, поэтому я заткнулась.

Асад устало потер лицо, несколько секунд посмотрел вдаль, а потом обратился ко мне:

– Ты уверена, что это все?

Я задумалась. И вспомнила кое— что. Кое— что важное.

– Когда ваш брат пытался изнасиловать меня, я кое— что заметила. От него не пахло алкоголем, он, казалось, был под чем— то…

Как только я сказала эти слова, Асад резко поднялся из— за стола.

– Повтори? – Асад чуть наклонился ко мне, прищурив глаза. – Повтори?!

Он не ругал, но давил. Не сильно, но давил. И я вроде бы понимала его…

– Под чем он там был?! – продолжал расспрос мужчина. Он был на грани. И я знала: была ли лично я причиной этого?

– Мне показалось, что он был больше под наркотиками, чем пьян… – твердо, но тихо произнесла я.

Асад опустился на свое место и вновь стал потирать лицо, словно смертельно устал. От всего: от меня, от брата, от этой жизни. Несколько минут мы сидели в гробовой тишине. А потом он тихо рассмеялся. И только смех его нарастал.

– Вот черт проклятый… С*кин ты сын… – сквозь смех ругался Асад. – Я же просил его, я же предупреждал. Азиз, ну что ты за м*дак?! – мужчина провел ладонью по лицу, будто стирая улыбку. – Я же просил его…

Столько отчаяния и гнева.

Столько боли. И мне было искренне жаль его. Но я продолжала хранить молчание. Когда надо, он сам заговорит со мной. Так и произошло.

– Я верю тебе, я знаю, что ты не лжешь – произнес Асад, а потом вдруг протянул мне непонятно откуда взявшуюся конфету. – И знал, еще до того, как мы встретились во второй раз.

Я потеряла дар речи. Что он имеет в виду?!

– Что… Что вы сказали?

Я просто не могла в это поверить.

– Ну— ну, поменьше удивления, – Асад наклонил голову, – в этом отеле, где ты… кстати, как тебя зовут?

Еще больше удивления. Мое имя… Оно стерлось и казалось совсем не важным. И такой мелочью. Я знала, как его зовут, а вот он… Он моего имени не знал. И я вновь почувствовала себя ничтожеством. Что такое мое имя? Оно никого не волновало в последние сутки. Ни тогда, когда меня пытался изнасиловать Азиз, ни тогда, когда меня, словно забитую лань, гоняли по ночному лесу. И ни сейчас. Вот как ничтожна бывает человеческая жизнь. Раз и раздавили.

– Даша, – сказала я, а потом себе под нос добавила, – если это имеет значение…

– Так, вот… – он просмаковал мое имя, – Да— ша— а— а, отель, в котором ты остановилась, принадлежит моему отцу. И в каждом номере есть камеры. Теперь сложи два плюс два.