Немного подумав, Гуров решил, что раз уж высвободилось время, то было бы неплохо навестить еще кого-то из потенциальных подозреваемых. Например, «черного лесоруба» Тормохина по кличке Тормоз. А почему бы нет? Разумеется, на данный момент усопший Базилидзе был бы объектом в расследовании куда более предпочтительным, причем по многим причинам. Однако у сыскной работы есть такая особенность, как необходимость постоянно и дотошно проверять и перепроверять самые разные, даже бесспорно очевидные факты. Особенно если они касаются людей, которые потенциально могут быть причастны к преступлению. И в этом кроется весьма серьезный смысл, поскольку, казалось бы, стопроцентно очевидный факт запросто может оказаться следствием личного заблуждения опера. Человек, некритично настроенный, случается, сам этого не заметив, начинает под требуемый ему результат подсознательно «подгонять» факты, отметая все то, что ему не нравится, и выпячивая подтверждающую его версию. Так что, сколь бы подозрительным ни был тот же Базик, не менее дотошно следует проверить и других: а вдруг именно самый неприметный и законопослушный фигурант дела может оказаться махровым злодеем?

Взяв у информационщиков координаты Тормохина – телефон и домашний адрес, Лев отправился в подмосковный поселок Уходово. Руля в юго-западном направлении, он пересек МКАД и покатил в сторону Никоновского района. Менее чем через час езды на ответвлении шоссе, ведущем вправо, Гуров увидел несколько помпезную стелу с объемными буквами «НИКОНОВО».

Свернув вправо, еще минут через двадцать он миновал обычный дорожный указатель, на котором синими буквами значилось «Уходово». Этот поселок, представлявший собой пеструю смесь из нескольких пятиэтажек, двух-трех десятков элитных коттеджей, окруженных высокими ограждениями, а также обширной россыпи обыкновенных деревенских домов, раскинулся по обоим берегам длинного пруда. И вблизи поселка, и в отдалении от него виднелись обширные лесные массивы. Быстро сориентировавшись в не самой замысловатой деревенской географии, Лев довольно быстро нашел улицу Столичную, на которой в доме пятнадцать проживал Вячеслав Тормохин, он же – Слава Тормоз.

Дом пятнадцать оказался двухэтажным коттеджем с участком соток на тридцать, а то и больше того, огороженным забором из синего металлопрофиля. Гуров нажал на кнопку звонка у фасонистой калитки и минуты через две услышал по ту сторону забора чьи-то шаркающие шаги. Это его несколько озадачило. Походка любого человека всегда индивидуальна, как отпечатки пальцев, и она, как бы обладатель ни пытался ее изменить, как бы ни притворялся кем-то другим, всегда в самой полной мере отражает его характер. В представлении Льва Тормохин был рослым, крупным типом, с угловатым лицом, с неприязненным взглядом и манерами завсегдатая третьесортной пивнушки, где имеют обыкновение тусоваться босяки и прочие асоциалы (собственно говоря, именно таким он и выглядел на снимке, сброшенном на телефон Гурова информационщинками). У авторитарного асоциала походка могла быть только тяжеловесно-размашистой, с тяжелой постановкой ноги. Этим он как бы заявлял миру: все, что я вижу, все, что вокруг меня, что у меня под ногами – мое, мое и только мое!

Поэтому совершенно неавторитарное шарканье, донесшееся до слуха Гурова, заставило его даже малость усомниться – а Тормохин ли идет? Когда, щелкнув замком, калитка распахнулась, Лев увидел перед собой типа лет за сорок, уже основательно испитого, преждевременно постаревшего, с неаккуратной щетиной на лице и выжидающим взглядом. Это был несколько иной человек в сравнении с тем, что был на снимке. Осунувшийся, явно невыспавшийся тип, в состоянии хронической депрессии, с обострением хронического гепатита и панкреатита, не говоря уже о таких «мелочах», как хронический цистит и артрит коленных суставов, безрадостно взирал на окружающий мир. Все эти подробности своим изучающим взглядом Лев определил в долю секунды, лишь раз взглянув на Славу Тормоза.

«Да, похоже, укатали Сивку крутые горки…» – мысленно заключил он, сочувственно отметив, что при таких серьезных болячках Тормохину было бы лучше залечь на дно и не дергаться. Но никак не совершать тех или иных криминальных подвигов.

– Здравствуйте! Гражданин Тормохин? Старший оперуполномоченный главного управления угрозыска полковник Гуров, – представился Лев, показав хозяину этого поместья свое служебное удостоверение. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– А-а-а… Э-э-э… Н-ну, х-хорошо, зада-вайте… – как видно, ошарашенный таким визитом, неуверенно ответил Тормохин.

– Давайте присядем? – Гуров кивком указал на лавочку невдалеке от калитки. – Меня интересует такой вопрос: вам знаком Дмитрий Токарнов? Если – да, то что вы о нем думаете, что можете сказать?

Взглянув в сторону гостя, Тормоз, как бы оправдывая свое прозвище, некоторое время молчал, скорее всего, напряженно раздумывая.

– Ну-у-у-у… Что я могу сказать? Кстати, его же совсем недавно убили? – Тормохин вскинул указательный палец. – Тогда… Как это советовали древние: об умерших – или хорошо, или ничего. О Токарнове ничего хорошего сказать не могу. Поэтому лучше промолчу.

– Понятно… – усмехнулся Лев (надо же – какие у него богатые познания!). – А вам с ним лично встречаться доводилось?

Тормоз тут же снова несколько «завис», лихорадочно прикидывая – что же сказать?

– Да, встречался я с ним, – неохотно признался он. – Один раз всего виделись! – поспешил добавить «черный лесоруб».

– Когда, при каких обстоятельствах? Если говорили с ним, то о чем? – Гуров задавал вопросы невозмутимым, безмятежным тоном.

Тормоз отвечал на них, то бледнея, то краснея.

– Э-э-э… Года три назад он ко мне приезжал, все выспрашивал да выяснял… – Тормохин покрутил перед собой руками, как бы что-то невидимое раскручивая или разматывая. – Ну, типа того, зачем я гублю родную природу, зачем уничтожаю леса… Я ему тогда сразу сказал: природу я не гублю. Я вырубаю только больной лес, от которого может заразиться и заболеть здоровый. Он мне начал «втирать» насчет того, что у него есть информация от местных общественников, будто я вырубил несколько делянок здорового леса. Я ему сказал: какие ко мне вопросы? Иди в лесничество, там точно скажут, здоровый этот лес или больной. Иди к районной власти, пусть она скажет, законно или незаконно я рублю лес.

– К районной власти – то есть к Шустрилову по кличке Налим? – с некоторым как будто даже сочувствием в голосе осведомился Лев.

Услышав это, Тормохин от неожиданности издал сдавленный звук, как будто чем-то подавился.

– А… Гхм… Гражданин полковник, я не интересуюсь, кто и какую кличку носит. Я человек законопослушный, свою деятельность, значит, это… совершал только на основании официальных документов.

– Кстати, а вы не в курсе, где он сейчас? Я имею в виду Шустрилова?

– Нет, нет, не знаю о нем ничего. Уволился, уехал… А куда? Да откуда мне знать? – Тормоз пожал плечами.

– А вот критические публикации Токарнова вас сильно раздражали? Не было желания с ним расквитаться? – Гуров спросил об этом, как о чем-то пустячном, малозначащем.

Его собеседник по обыкновению на некоторое время «завис», потом категорично мотнул головой:

– Нет, не было. Сейчас про кого только и чего только не пишут?! Ну писал он и писал… Я даже не читал, чего он там про меня накропал. Мне это было неинтересно.

Лев сразу же понял: врет! Читал «черный лесоруб», читал, изучая написанное чуть ли не под лупой. Однако насчет того, что именно он мог быть заказчиком или даже самим убийцей журналиста, имелись серьезные сомнения. Скорее всего, Тормохин к этому преступлению непричастен.

– А вам знакомы такие дамы, как Бэлла Сытнец и Жанна Альеми? И если знакомы, то что можете о них сказать? – прозвучал очередной вопрос опера, вновь повергший его собеседника в ступор.

Наконец с мученическим видом (и когда же ты, наконец, от меня отвяжешься?!!) Тормохин сказал:

– Слышал краем уха… Э-э-э… И про ту, и про другую. Но лично не знаком. Да и с чего бы нам быть знакомыми? Крутимся мы в разных сферах, общих дел у нас нет… – Он натянуто рассмеялся.