– Пират! – гладила собаку Катя. – Тяжело тебе, милый? Тяжело?

Пират взял в зубы часть верёвки, затем бросил её и снова подбежал к девочке.

– Я понимаю, понимаю, – чесала ему шею Катя. – Я бы с радостью тебя отвязала, но немцы не хотят, чтобы ты гулял на свободе. Понимаешь, родной?

С этими словами она встала и взяла ведро. Пёс сразу заскулил, стал переворачиваться на спину, изгибаться, прыгать, но ей нужно было идти. Выйдя в поле, девочка ощутила частичную свободу от оккупантов. Но это было ложное чувство. Никуда она не денется от них. Грустно вздохнув, Катя оглянулась на родное село и пошагала к лесу.

* * *

– Потом к нам подошёл дядя Игорь и отдал Коле Туку, – рассказывал Костя о их похождениях на улице.

– Туку? – поставила на стол кипяток Анна.

–Он её так назвал, – сделал глоток Сева. – Коль, как лошадку зовут? – повернулся он к младшему брату.

– Тука, – стучал игрушкой по столу тот.

– Ты мой хороший, – поцеловала его голову женщина. – Спасибо, что взяли его с собой.

Тут в дом вбежал запыхавшийся немец и, отдышавшись после бега, обратился к своим на их языке. Он проговорил что-то очень быстро, но взволнованно и эмоционально. Фрицы быстро вскочили с лавки и стали громко о чём-то спорить. Они восклицали и явно нервничали. После не очень длинного разговора, все поспешно вышли из дома, оставив женщину с детьми одну.

– Мама! – подбежал к Анне Коля. – Что происходит?

– Не знаю, мой хороший, – вздохнула тяжело та и обняла сыновей, – не знаю.

* * *

В это время Катя пробиралась по лесу и пела:

– Расцветали… – она спрыгнула с бревна, – яблони и груши. Поднялись… – девочка убрала ветку, – туманы над рекой. Выходила на берег Катюша. На высокий… берег на крутой, – она выпрямилась и потёрла нос. – Выходила на берег Катюша. На высокий берег, на крутой.

Это была её самая любимая песня с первого проигрывания. Она пела её фактически везде и всегда, при этом доставала ей всех троих братьев, но мать была не против того, чтобы её дочь развивала музыкальные способности и молчала, даже если «Катюшу» девочка пела двенадцатый раз подряд. Наверху кружили птицы, лысые ветки деревьев остолбенели на холоде. Лес был густым, приходилось аккуратно переступать все кочки и неровности, перелазить поваленные молнией деревья, а иногда пробираться и под ними. Это ещё пол беды, вот путь назад с полным ведром ледяной воды будет гораздо труднее. Всё это усугублялось каким-то странным чувством, девочка ощущала смутную тревогу. Она старательно гнала от себя дурные мысли и продолжала путь, но неприятное ощущение не желало покидать её. «Я что – то забыла?» – перебирала варианты у себя в голове Катя – «Ведро дырявое?» – девочка взглянула на железный предмет, но дно было целое, так же, как и стенки. Она остановилась и огляделась. Дорога верная, не заблудилась. Катя продолжила путь, продолжая мучиться предчувствием.

* * *

Анна вслушивалась в каждый звук, но на улице было тихо. Женщина хваталась периодически за грудь и вздыхала. Насторожилось всё Лесково, люди боялись выходить на улицу и периодически подходили ко окну. Женщина зажала в руке свой крестик:

– Господи! Господи, что же это делается! Сохрани моих детей! Прошу тебя! Со мной что угодно пусть будет, но сбереги их! Боже!

Её сыновья стояли рядом и молчали. И тут Коля задал самый страшный для неё вопрос:

– Мам! Нас убьют? – с этими словами он сильнее сжал свою лошадку.

Анна открыла глаза и медленно повернулась к нему, она не знала, что ему ответить.

* * *

Неподалёку в одном из домов на печи лежала старая женщина – баба Нина. Она была слепа и почти не ходила. Рядом сидела её двадцатилетняя внучка Мария и держала бабушку за руку:

– Ох, бабуля, – вздохнула она, – что-то у меня сердце болит. Что же сделается с нами? Они так выбежали из хаты. Эх… Если бы знать о чём они разговаривали. Я бы поняла, что делать.

– Задумали, что-то, черви! – прохрипела Нина так, что слюни слетели с её тонких бледных губ. – Копаются в нашей стране, как черви! Всё забрали! Моего сыночка Валеру убили! Никак крови не напьются! Мой сыночек, маленький… – голос женщины прервался.

– Бабушка, не волнуйся! – взяла второй рукой ладонь Нины девушка. По её щеке скатилась слеза.

– Как тут не волноваться?! – приподнялась та и открыла белые глаза. – Когда нас рвут на части? Как жить с тем, что моего единственного сына убила граната? Там даже хоронить нечего было! – и она зарыдала, продолжая причитать.

* * *

Снаружи стали разноситься крики и голоса оккупантов. Анна, ещё держа крест, выглянула на улицу. Тут ставни соседнего дома распахнулись и из окна выглянула её соседка Люда. Она схватила своего шестилетнего сына Павла и выкинула на улицу. Мальчик упал лицом вниз на землю, а затем вскочил и понёсся, спотыкаясь и наклоняясь вперёд.

– Беги! – прокричала женщина. – Паша беги! Беги и не оглядывайся!

Тут сзади показались немцы, они схватили её под руки и утащили назад, а та продолжала кричать своему сыну, вырываясь из лап фашистов с такой силой, что белый платок, которым были завязаны её волосы, съехал назад. Паша не добежал. Его поймал рослый немец и куда-то потащил вырывающегося мальчишку.

Анна взяла Колю и посадила на печку:

– Залезайте! – приказала она детям.

Женщина забралась с сыновьями наверх и спряталась за кирпичной стенкой.

Тут в дом ворвались немцы, держа винтовки в руках, они быстро сообразили где спряталась мать с детьми. Анна ещё сильней прижала мальчиков, в её глазах ещё таилась крошечная надежда:

– Нет! – смотрела со слезами на врагов женщина и помотала головой. – Прошу! Не надо! Убейте меня! Делайте что захотите со мной, но не мучайте их!

– Schneller! (Быстрее!) – крикнул солдат, не обращая внимания на мольбы бедной безутешной матери.

Он стянул их на пол. Анна упала на колени, рыдая и всё крепче прижимая сыновей:

– Пожалуйста! Не надо! Они же маленькие!

– Aufstehen! (Встань!). – услышала только в ответ она.

Они поднялись и отправились к выходу. На улице уже были остальные жители Лесково. Оккупанты подгоняли их, толкая в спину винтовками, крича что-то на своём языке. Потерявшие надежду люди, ничего не понимали. Все сбились в кучку и шли вперёд. Вдруг из-за угла выбежал Пират: на его шее болталась верёвка, он с лаем вцепился в руку фрицу. Тот, ругаясь на немецком, выстрелил ему в голову. Животное разомкнуло челюсти и упало на землю. В толпе послышался испуганный детский плач. Жителей стали гнать к амбару, где раньше хранилось зерно. Постройка по бокам была обложена сеном. Увидев это, люди стали упираться, кричать и молить о пощаде. Тут восьмилетняя девочка вырвалась из толпы и понеслась в сторону в попытке спастись, но заметившие это фрицы, выстрелили в неё. Маленький ребёнок вскрикнул и упал на землю лицом без признаков жизни. Её мать закрыла трясущимися руками рот, медленно опустилась на колени и закричала во всё горло. Она стала бить себя в грудь, и задыхаясь, повторять: «Доча! Люба! ЛЮБА!» Женщину пытались загнать в амбар, то та продолжая биться в истерике, опустила голову к земле и стала вырывать себе волосы. С ней не стали долго возиться, она приняла смерть таким же путём, как и её ребёнок. Все остальные при виде этого, ещё крепче обняли детей. Наконец немцам удалось загнать всех внутрь. Они заперли их снаружи и подожгли. Люди стали бить по стенкам амбара, толпиться и сбивать в панике друг друга с ног, пока здание стремительно охватывало пламя.

– Ненасытные ублюдки! – стучал кулаком по стене дядя Игорь. – Пусть до конца дней вы будете мучиться также, как мучились мы! Бога с вами нет, как бы вы об этом не голосили! Вас сопровождает дьявол и дьявол вас заберёт! – тут он пошатнулся и упал на спину. – Твари! Ненасытные чудовища! Да чтоб вы все… чтобы вас всех… – тут мужчина стал непрерывно кашлять.