– АААААААА… АААА. Сука. Кто ту тэту кость бросил? Что за дебилы? ААААААА… Я поранилась. Как больно мне. ААААААА…Руку проколола. И перчатку тоже. Как впилось больно в ладонь. Мне же пирожки делать, – запричитала она, – АААААААА… ААА…

Бабка Мавра несколько опомнилась. Она стояла на месте, как дура. И смотрела на руку шальными глазами. Кровь текла из колотой раны на землю. И та шокировал старушку. И всё же она опомнилась. И бросила ведро в сторону. Она пнула жестянку. И нервно зашагала прямо по грядкам. Её немного затрясло. Боль давила. И рука прямо заледенела немного. Кровь текла по локотку, рукаву. И всю ладонь раненую залило багряной жидкостью. Бабка ошалела просто. И всё смотрела на руку, которую держала на весу. И зашагала быстро. Пульс усилился. Дыхание сбилось. Она нервничала ещё как. И прямо взбесилась. Лицо покраснело. В глазах загуляло. И жар накрыл тело. И тут же ударило холодком по спине. Мавра сильно недоумевала. И проклинала всё на свете. Она упомнила немало матюгов. Мысли томили. «Как больно мне… Как меня так угораздило. Это всё из-за того случая… Всё пошло сегодня наперекосяк. Мать ети. Вот же сука. Как меня так угораздило. Мать ети… Больно как. Рука вся в крови. Я проткнула ладонь. Надо смазать рану зелёнкой. Или бежать, вызвать неотложку… Время много потеряю. Справлюсь, поди, сама. У меня есть одно зелье. Мазь отменная. Раны затягивает за вечер. Ей воспользуюсь. Вроде обойдётся… ААААААА. ААА. Как она попала в мою грядку. Мать ети. Эта кость старая какая-то… ААААА… Больно мне мать ети… Дочурка моя дурная. Свинтила как специально. Кто будет пироги делать. Тесто месить я одной рукой… Вот горе мне. Как-нибудь справлюсь теперь… ААААААА… Как больно. Смажу рану зелёнкой и йодом ещё… Перевяжу рану. Надену перчатки. И буду работать… На эту дуру понадеешься. И сядешь в лужу. Дура моя дочка. Загуляла, видать… Вот же мне не повезло. Угораздило меня. Как я так умудрилась. Сука. Не могу опомниться. Больно как. И всю трясёт. Надо бы скушать пару таблеток обезболивающего ещё. У меня всё есть. Справлюсь как-нибудь. Уже не в первый раз… АААААА… АААА. Больно как. Я проткнула себе ладонь. Вот же я дура. Это всё я злилась. И на тебе… И этот пёс. И алкаш хренов. И день такой дурной. И дочка ушла. Всё к одному… АААААА… ААА… Мне хреново. Надо домой идти. Тесто стоит давно. Мать его ети. Надо пирожки печь. Завтра я выхожу на продажу… Рано утром надо выходить. А эту дура ушла шляться. Вот же подмогла как мне… Я сама виновата. Нечего было рот разевать на огороде… АААААА… ААА.. Крови-то сколько натекло. Надо домой. Рану обработать. Есть у меня одно зелье мать ети… ААААА… ААА. Как больно. Я уже дома… Слава богу. Сейчас успокоюсь и за дело… В рот бы всё перемести… Как больно мне. Вот же я дура полная. Как меня так угораздило… Сама не знаю. Как-то так вышло само по себе… Откуда у меня там кости… Вот я докопалась до чего… Наверное, кто-то бросил. Вот же окаянные. Так бы и врезала. АААААА. Надо бы успокоится. И взять себя в руки. У меня ещё дел полон вечер… Вот же я дура. Как же так. Надо рану сначала залечить немного. Перевяжу руку. И за дело. Будь неладна эта кость. Вот же мне подвезло сегодня… Как больно. Ничего справлюсь как-нибудь…», – подумала она. Мавра остановилась на небольшом косом крыльце. Глаза прищурила. И глянула чутко на рану. Та темнела. И кровь текла тонкой струйкой. Боль томила. Мавра зажалась. Она прошла в сени небольшого рубленого дома. У того крыша невысокая треугольная и уже чуть провисает по центру. Печная труба ладная. Её перебирал местный невысокий печник и в одном лице алкаш Паша Щеганов. Он пьёт, но дело своё знает. И без того не сидит. Но завсегда слегка пьян. А то и в полном ауте. И сам дом в один низкий этаж. Окна небольшие, узкие. Рамы красивые резные. Бабка Мавра не стояла на месте долго. Дышала неровно. И слегка нервничала. Она глубоко вздохнула. И она двинулась небыстро по деревянной лестнице. И ту миновала. Она скрылась в доме. И включила свет в прихожей и зале. И тут же взялась за свою небольшую аптечку и снадобье. И ловко расставила на округлом столике. Мавра изнемогала. У неё поднялось давление. Но она выглядела бодро. В глазах всё же зарябило. И боль не успокаивалась. Руки дрожали. Мавра взволновалась не на шутку, глядя на глубокую колотую рану. Кровь капала уже на клеёнку стола. И быстро появилась небольшая лужица. Мавру обуял жар. Она присела на скрипучий деревянный стул. И тот затемно покосился. Но держал крепко старушку. Она взялась за своё лечебное снадобье, которое сделано на отваре из трав и водки. И тут же смочила тряпочку. И плотно прижала ту к раненой ладони. И сразу выказала гримасу. Глаза прищурила. В тех рябило крепко. И желваки разгладились. Бабка показала свои уже не все желтоватые зубы. У неё ещё и протез там виднелся. И тот немного вилял. Мавра слегка озлобилась. Но держала себя в руках. И взялась за баночку зелёнки. И всё же решила обойтись лишь отваром. Она прижгла рану. И лихо обмотала бинтом. Тот промок от крови. И стянула узлом как могла. Она торопилась. И бегло глянула на настенные старинные часы с кукушкой. Те шли чуть запаздывая. И кукушка словно улетела куда-то. Наверное, в тёплые края. Она давно уже не вскакивала из своего домика. Она скрылась так, когда представился хозяин дома Альберт Эдмундович Мудижаров. Он невысокий, статный. Он работал в артели. И выпивал крепко. И поймал белу белочку. Он загремел в психушку. И оттуда уже не вышел. Его долго мучили кошмары. И он прыгнул с лестницы головой вниз. И пролетел несколько пролётов. И на его беду он не разбился. Он сломал себе плечо, руки и правую ногу. И сильно ушиб голову. И всё же скончался в припадке в больничке. Ему было шестьдесят три года. Бабка Мавра глянула на фото семейное, где она восседала рядом с мужем ещё молодая и бойкая. И этой бойкости ей и сейчас не занимать. Она тогда работала дояркой, потом перешла в швеи мотористки и на закате карьеры устроилась в пекарню. У неё есть диплом. Она окончила техникум кулинарный. И сейчас грузила взяться з своё любимое дело. Она просто обожает стряпать, выпекать и печь. И любимое занятие лепить пирожки. И начинка у неё завсегда разная и необычная. Она печёт пирожки с яйцом, с вареньем, с творогом, с сосисками и даже с повидлом. И ещё несколько вкусов и секретов. Она в этом деле мастерица на все руки. Но те сейчас дрожали. Она вновь глянула на часы. И взволновалась. Она почувствовала недомогание. У неё закружилась голова. В глазах зарябило ещё круче. Во рту пересохло. И сердечко забилось неспокойно. Её стало мутить. И она чуть не блеванула прямо на стол. Но обошлось. Её чуть полегчало. Но всё равно забурлил живот. И прямо немного тошнило. Она, сидя на стуле, приняла слабительное. И ещё скушала пару таблеток. Её отпустило. Она запила лекарство чистой водой прямо из горлышка небольшого стального чайника, который стоял на столе. И тут же тяжело поднялась на ноги. И навалилась на стол, чтобы не упасть. Рана дала о себе знать. И она выказала болевую гримасу. Глаза диковатые прищурила. Мысли томили. «Вот же меня угораздило. И эта дура моя где-то шляется. Так бы и дала ей ремня. Мало я её порола. Принесла дитя в подоле. И теперь шляется дара жирная. Вырастила дочь на свою голову. Она всё думает о мужиках. Любит же она это самое дело. И подружка у неё распутная сисястая дура. Сучка крашеная. Она мою дочь смутила. Кабалка дурная жопястая. Как её зовут. Вроде как-то Лили что ли. Так зовут путан. Не моё дело. Сейчас бы она тут пригодилась. Ну, да ладно. Что-то мне нездоровится. Бляха муха. Но надо делать пирожки. Завтра рабочий день… У меня уже всё готово. Тесто стоит. И начинка всякая разная уже в сборе. Но надо собраться самой. Мне что-то дурно стало… Где же моя дочь? Вот же удружила. И весь день какой-то собачий…», – подумала она. Мавра взволновалась, стоя у стола. И бегло глянула на часы. И в глазах зарябило круто. Она с трудом разглядела цифры и стрелки. И мир показался ей двухмерным. Но она всё же собралась. Хоть её и мутило. Она быстро глянула на свою раненую ладонь. И рана жглась. Кровь окропила бинт. И всё же немного полегчало. Но прихватило живот. И прямо захотелось по большому. Мавра живо пошла по слегка наклонному полу. И тот миновала. Она оставила гостиную. И прошла в коридор. И оттуда двинулась в уборную. И быстро с себя стянула штаны и сняла нижнее бельё. И присела на унитаз. И воздух сотрясли неприятные звуки. И запахло дурно. Мавра взволновалась. Тело обуял жар. И всё же она закончила свой туалет. И вышла из уборной слегка посвежевшей. Но всё равно ощущала тяжесть в ногах. И зуд ледяной не проходил. Она помыла руки, как могла с мылом. И надела на руки резиновые перчатки. И прямо взволновалась не на шутку. Она как будто не с той ноги сегодня встала. И всё не так, и всё не то. Она нервничала. И злилась дурно. И всё же взялась за работу. И стала дико и копотливо месить тесто. Жар томил. Лоб быстро стал мокрым. И томило всё тело. Стало ломить слегка. И она ощутила слабость. Она неудачно резанула ножом по руке. И перчатка разорвалась. Но она не придала тому вида. И просто не заметила. И кровь брызнула прямо в кастрюлю с тестом. И окропила слегка белую муку. Мавра заметила кровь на столе, где лежали заготовки. Она рассердилась не на шутку. И бросила в сторону стальную ложку. И та упала на пол. И зазвенела громко. Мавра бурно замытарилась. И сказала пару матюгов, которые прямо не у всех на слуху. Но сдержала свой горячий пыл. Ей стало ещё хуже. Её повело в сторону. И она чуть не кувырнула пирожки, которые уже готовыми томились у печи. И аромат тянулся приятный и вкусный. Мавра быстро выбросила из кастрюли кусок окровавленного теста. И всё же не заметила, что избавилась не от всей крови, которая угодила в кастрюлю и на рабочее место. И продолжила трудится ни смотря ни на что. Она принялась усердно месить тесто. И старалась охотно. И прямо размазала свою уже порочную бешеную кровь в тесте. И жала крепко. И отбивала умело и лихо то об стол. Тесто слегка порозовело. Мавра этого уже не видела. Она соображала плохо. И всё же трудилась. И месила тесто быстро и машинально. Но ей стало всё тяжелее лепить пирожки. В глазах стало мутно. И ноги подкосились. Мавра вытащила из печи заготовки. И поставила тупо на стол. И заковыляла в туалет. И там уснула, сидя на унитазе. Её просто вырубило. И тошнило дурно. И она всё же немного блеванула на деревянную стенку. И отключилась, завалившись на бок. И тонко засопела. И вид у неё неважный дурной. На губах повисли слюнки. Она засопела, сидя на унитазе. И слегка вздрагивала. Её стало прямо лихорадить. Но уже во сне. Её по виду обуяло бешенство и одержимость. Но то ещё глубоко скрывалось в ней. Но, казалось, пробуждалось нечто. И уже необратимо и лихо. Мавра вздрогнула вновь. Но не проснулась.