Яков Израилевич вздохнул и перевернул страничку. Хочешь-не хочешь, а читать приходилось – профессор Адашьян не зря отпустил туманный намёк, что госпожа Монтанари вскорости может посетить кафедру. А за ней – опять же, если верить слухам – стоят весьма солидные спонсоры. И средства из их фондов весьма пригодятся кафедре ксеноботаники, развернувшей в последнее время несколько новых исследовательских программ.
Так что – читайте, доцент Шапиро, знакомьтесь с образом мыслей будущего визави, и не чирикайте. Не в той вы, дорогой коллега, должности…
«…несмотря на пугающее название, Lebbra Verda, Зелёная Проказа, не имеет никакого отношения к своей грозной «тёзке». Более того, она даже не является «Лесной патологией». Это своего рода комплекс болезненных проявлений – утрата социализации, навыков речи и повседневной деятельности, резкие изменения моторики организма – который возникает у людей, живущих за пределами Леса, но при этом злоупотребляющих его продуктами. Точнее – препаратами, созданными на основе этих продуктов. Не секрет, что существует целая индустрия, не всегда легальная, использующая компоненты, импортируемые из Леса. И если в некоторых случаях, – парфюмерия, косметика, официальная фармацевтика – препараты проходят апробацию, то чёрный рынок не preoccuparsi[1], как это… не за-мо-ра-чивается побочными эффектами. Речь не идёт непременно о наркотиках. Афродизиаки, стимуляторы, иммуномодуляторы… Однако, по большому счёту, Зелёная Проказа – не что иное, как тяжёлая форма абстинентного синдрома.
– Вы хотите сказать, что Лес подсаживает людей на свою иглу?
– Grossomodo та него. Как и в случае с Лесной Аллергией, мы имеем дело с отсутствием у большинства людей резистентности к продуктам Леса. Однако, если при эЛ-А это абсолютное неприятие, rigetto, отторжение, то Проказа, напротив, формирование зависимости. Известно, что она проходит быстро и безболезненно, стоит поражённому организму оказаться в Лесу.
Насколько я понимаю, существуют серьёзные осложнения…
– Евгений, вы снова употребляете клинические термины. Это не осложнения, это conseguenze, adattamento[2]. Организм меняется для жизни в новых условиях. Certo, со стороны эти изменения могут выглядеть непривычно. Да, зелёная кожа, разрез глаз, – и это только лёгкая форма мутации. Но это не нарушает функций организма, напротив, modificaro, улучшает его в соответствии с требованиями среды.
– И лечение за пределами Леса невозможно?
– Dio mio! Снова «лечение». Именно от этого отношения возникают те отвратительные явления, которые мы наблюдаем в обществе. Вы знаете, что в Южной Америке существуют целые лагеря для dei Verdi, «зеленушек» – по-русски так просторечно называют людей с проявлениями Проказы? Их пытаются именно лечить, per forza, насильно. Честнее в таком случае даже как в США – отправлять в Лес поголовно. Я понимаю, что Манхэттен – не лучшее место для жизни, но принудительное заключение – это barbarie assoluta, fascismo[3].
– Политика ворвалась в нашу беседу. Так что же происходит с… эээ… зеленушками, оказавшимися в Лесу, кроме выздоровления? Я имею в виду те случаи, когда изменения заходят достаточно далеко.
– Вы говорите о так называемых «аватарках». Увы, Евгений, но здесь я не могу выступать экспертом. Моя стажировка, как вы помните, проходила в стенах МГУ, и я была лишена возможности личного общения с такими людьми. Вот теперь, когда у меня будут полевые исследования, я всё узнаю и, обещаю, по возвращении всё расскажу…»
Дочитав до этой строки, Яков Израилевич скривился, словно откусил лимон. И почему любой учёный-замкадник, сумевший выбить грант на работу в Лесу, нисколько не сомневается, что именно ему суждено осчастливить страждущее человечество поразительными открытиями? Как будто те, кто годами сидят в стенах Главного Здания, и не могут выйти хоть на пару десятков шагов наружу (Эл-А, будь она неладна!) мышей тут не ловят! Посмотрел бы он, доцент Шапиро, чего добьются эти импортные «умники и умницы», не будь у них под ногами твёрдого фундамента, заложенного десятками лет работы Московского Филиала! Но нет: рвутся, едут, спешат ошеломить провинциалов грандиозными планами – а потом убывают несолоно хлебавши, и хорошо, если без серьёзного ущерба для организма. Хотя к сеньорите Монтанари это относится в меньшей степени – она уже стажировалась в Московском Филиале а, следовательно, имеет некоторое представление о реалиях как Леса, так и научного коллектива, обосновавшегося в ГЗ…
«…стоит упомянуть о другой стороне Лесной зависимости – о Зове Леса. Академически говоря, именно он есть полная противоположность Лесной Аллергии. Люди с эЛ-А не могут жить в Лесу, люди с ЗА не могут жить вне Леса. Однако, проявления его совершенно иные. Аллергия, как мы уже говорили, вызывает соматическую реакцию организма – удушье, кожные поражения, е cosi via[4]. В свою очередь, Зов действует на уровне психики. У людей, пытающихся покинуть Лес, возникают сильнейшие головные роли, глубокая, вплоть до попыток суицида, депрессия, в отдельных случаях – признаки разрушения личности. Как и в случае Лесной Проказы, всё это почти мгновенно исчезает при возвращении в Лес. Однако, как и эЛ-А, Зов может быть разной степени тяжести; при самой тяжёлой форме патологии развиваются при пересечении МКАД, страдающие же лёгкой формой могут удаляться от Леса на десятки, в отдельных случаях, сотни километров. Главное, что следует отметить, – Зову Леса в той или иной степени подвержены все, кто прожил на его территории больше двух лет.
Самая же неприятная особенность Зова Леса заключается в том, что он, как и Проказа, может выработаться за пределами Леса у тех, кто принимает произведённые из лесных компонентов препараты – лекарства, наркотики, БЛДы. В сочетании с Лесной Аллергией это обрекает человека на жалкое существование в пределах узкой, в несколько километров территории, в варианте Московского Леса – по контуру МКАД.
Ходят слухи, что средством для выработки сопротивления Лесной Аллергией может служить секс с теми, у кого имеется к ней иммунитет. Верно ли это и в случае других лесных патологий?
– Евгений, не верьте шарлатанам. К сожалению, в науке их предостаточно. Есть люди падкие на гранты. А суеверий внутри самого Леса – великое множество. Во время работы в МГУ меня обещали познакомить с одним molto straordinari[5]персонажем. Говорят, он настоящий ко-ло-дезь историй о Лесе. Точнее, даже познакомили. Ahime[6], по некоторым причинам, наше общение не смогло быть достаточно продуктивным.
Но неважно. Перед тем, как попрощаться, я снова хочу повторить самую важную вещь, в которой я уверена: все так называемые Лесные Патологии имеют один источник. И его секрет я намерена раскрыть…»
Яков Израилевич с трудом справился с накатившим вновь раздражением. Раскрыть она намерена, вот как! А ведь речь идёт о загадке, над которой учёные в ГЗ бьются далеко не первый год. Нет, но до чего самоуверенная девица! Одно хорошо – в Лесных болячках разбирается, на весьма приличном уровне. Некоторые нюансы, содержащиеся в тексте, позволяют уверенно об этом говорить. Хотя, конечно, проверить не помешает…
Скрипнула входная дверь.
– Bon giorno, signore!
Женский голос – нет, не голос, а чарующее, подлинно итальянское сопрано, при звуках которого перед глазами немедленно возникает знойное неаполитанское побережье, оливковые рощи на крутых склонах, античные руины и черноволосые смуглые красавицы. Яков Израилевич от неожиданности закашлялся и повернулся, едва не опрокинув вращающийся лабораторный табурет – внешность гостьи полностью соответствовала её голосу.