– Никто! – Она вырвала листок из руки Джордан и скомкала его.

Лицо Джордан просияло.

– О боже! Венди Дарлинг, неужели ты покраснела?

– Нет! – рявкнула Венди. Лицо у нее горело.

Джордан рассмеялась, откинув голову назад:

– О’кей, ну теперь ты просто обязана все рассказать! Кто этот мальчик, Венди? – Она погрозила подруге пальцем. – И не смей мне врать!

Венди уперла голову в подголовник и застонала. Если она соврет, Джордан догадается об этом и продолжит терзать ее вопросами. Но сказать правду было невозможно.

Венди посмотрела на подругу, которая сверлила ее взглядом, выжидающе приподняв бровь.

– Ох! – вздохнула она и едва дыша пробормотала: – Это Питер Пэн.

– Питер Пэн? – нахмурившись, переспросила Джордан. – Питер… Подожди, ты имеешь в виду мальчишку из историй твоей матери?

– Да, – подтвердила Венди.

Когда родился Майкл, Джону было три года, а Венди пять. Каждый вечер перед тем, как они ложились спать, их мама рассказывала им истории о Питере Пэне, о его приключениях с пиратами, русалками и пропавшими детьми. Венди, Джон и Майкл проводили дни в лесу за домом и воображали, что сражаются с медведями и волками бок о бок с Питером Пэном, а по вечерам забирались под одеяло с фонариками и слушали мамины рассказы о нем и феях. Питер был волшебным мальчиком, живущим на выдуманном острове на небе, и, что гораздо важнее, он умел летать и не взрослел.

Став старше, Венди сама начала рассказывать своим маленьким братьям истории на ночь. Она не только пересказывала мамины истории, но и многое добавляла от себя.

После того, что случилось с Джоном и Майклом, Венди говорила о Питере Пэне лишь с детьми в больнице. Джордан, тоже будучи волонтером, обычно играла в настольные игры с теми, кто постарше, но иногда все же слушала истории Венди.

– Он мне еще и снится, – добавила Венди, расправляя на руле скомканный лист бумаги, чтобы рассмотреть незаконченный рисунок. – Ну, вроде как. Проснувшись, я не помню своих снов, но кое-что все же остается в памяти – джунгли, белые берега и желуди. – Она беспокойно поерзала на сиденье автомобиля. – Несколько ночей тому назад я начала рисовать его таким, как, я думаю, он выглядит.

– А деревья? – спросила Джордан. Она слушала Венди с каким-то легким напряжением.

– Сама не знаю. Должно быть, это просто деревья.

Джордан ненадолго замолчала. Венди ненавидела, когда она так вот молчит. Ей казалось, что, когда она что-то скрывает от Джордан, та всегда понимает это. Но затем подруга просто пожала плечами.

– Может, ты чувствуешь, что взрослеешь, но хочешь, как Питер Пэн, вечно оставаться ребенком? – предположила она. – Может, ты хочешь убежать с ним в Нетландию? – На ее губах заиграла улыбка.

Венди вытаращила глаза:

– Ха-ха.

Джордан внезапно наклонилась и крепко обняла Венди одной рукой. И, прежде чем та успела как-то отреагировать, Джордан отпустила ее и шагнула назад. Венди не умела обниматься. Это казалось ей делом нелегким и неловким. В течение последних пяти лет она порой совсем забывала, как это делается. И потому ее часто дразнили. Было заметно, что физический контакт с кем-то приводит ее в большое смятение, но Джордан никогда не смеялась над этим. И если уж кто и обнимал Венди, то она предпочитала, чтобы это делала ее лучшая подруга.

Джордан постучала рукой по крыше машины Венди.

– С днем рождения, крючкотворка! – сказала она, прежде чем направиться к своей машине на другой стороне стоянки.

Венди подождала, когда Джордан сядет в машину и тронется с места, в последний раз махнув ей на прощание рукой, и автомобиль ее подруги скрылся за поворотом.

Сев поудобнее, Венди глубоко вдохнула и выдохнула. Убедившись, что горизонт чист, она повернулась и положила блокнот на пассажирское сиденье. Пол под ним был усеян листками бумаги. Некоторые из них были сложены, другие скомканы или даже порваны на мелкие клочки. Да, последнее время Венди много рисовала, но дело было не только в этом.

А еще и в том, что она не могла заставить себя остановиться.

Все началось довольно безобидно. Иногда Венди, о чем-то задумавшись на работе, замечала вдруг нарисованные на папке глаза. А когда они с Джордан обедали и обсуждали услышанные от подруг сплетни, она внезапно обнаруживала, что нарисовала дерево на квитанции, которую должна была подписать. Такое стало случаться все чаще: Венди не отдавала себе отчета в том, что рисует, пока не опускала глаза и не видела перед собой глядящего на нее мальчика.

Лицо Питера. Или кого-то вроде него. Она знала, что это, должно быть, он. Но в ее рисунках что-то всегда было не так. Что-то в глазах Питера было неправильным.

И деревья были не просто деревьями. Это было одно и то же дерево. Особенное дерево.

Венди не помнила, чтобы когда-нибудь видела нечто подобное, и это дерево казалось ей почти сверхъестественным. В то время как изображения Питера Пэна в целом были довольно реалистичными – Венди даже не подозревала, что способна так рисовать, – с деревом же, как и с лицом, явно было что-то не в порядке Уж очень оно было изогнутым, перекореженным, с какими-то острыми ветками. Каждый раз, когда Венди смотрела на него, у нее по коже пробегали мурашки, и она не понимала почему.

Она не могла объяснить, почему продолжает рисовать и почему не осознает, чем занимается, до тех пор, пока не завершает начатое. И теперь у нее было великое множество рисунков на салфетках, чеках и даже на рекламных флаерах. Она не хотела, чтобы кто-то увидел их, поэтому оставляла в своей машине, но Джордан все же их углядела.

У Венди скрутило желудок. Ей не нравилось, что ее мозг и руки способны вытворять что-либо без ее ведома. Она взяла худи и набросила его на рисунки, чтобы не коситься на них. Приехав домой, она выбросит их в мусорную корзину. Меньше всего ей была нужна еще одна причина, по которой люди могли бы считать ее странной. Приносящей несчастье или даже проклятой.

Венди уже начала думать, что, может, они и правы.

Астория была маленьким клочком земли, со всех сторон окруженным водой, а лес, выглядевший на карте большой зеленой кляксой, отделял ее от соседних городов. Уилльямспорт-роуд – или, как называли ее местные жители, Помоечная дорога – тянулась через лес к дальнему району города, где жила Венди. Эта дорога шла по холмам, и пользовались ею исключительно местные жители. Несколько разбитых грунтовых дорог, по которым возили бревна, уходили в сторону от шоссе. Они петляли между деревьями и порой заканчивались прямо посреди леса. Туристы то и дело сбивались здесь с пути, а родители предупреждали детей, чтобы они держались подальше от этих мест, но те и не думали слушаться. И хотя Венди ненавидела ездить через лес, особенно в темноте, так можно было добраться до дома быстрее, чем по главным улицам.

Сколько Венди себя помнила, детям в Астории не разрешали ходить по этим тропам, им говорили, что лес опасен. Родители Венди также запрещали ей и ее братьям пользоваться лесными дорогами, хотя они и выходили прямо к их дому.

После того что случилось, Венди стала притчей во языцех, героиней поучительной истории.

Мотор пикапа ревел, Венди ехала так быстро, как только осмеливалась. Чем быстрей она будет ехать, тем скорее выберется из леса. Ветви больших деревьев и кустарника то и дело царапали окна машины, хотя она прижалась к желтой разделительной линии посередине дороги. Серые глаза Венди, широко открытые и тревожные, не выпускали из виду деревья. Ее пальцы, сухие, с потрескавшейся кожей, крепко держали руль, так что костяшки на них побелели. Цепочка, на которой были ключи от машины, ритмично постукивала по приборной панели.

Ей просто хотелось добраться до дома, может, немного почитать, а затем лечь спать, и ее день рождения на этом и закончится. Венди посмотрела на сумку, лежащую на пассажирском сиденье и подпрыгивающую в такт движению пикапа. На дне сумки, в углу, красовалось синее чернильное пятно от протекшей ручки, а застежка, когда-то блестящая, латунная, превратилась в уныло-серую. Но она любила эту вещь, потому что ее выбрали и купили на свои деньги ее братья. Это был первый и единственный подарок на день рождения, который они ей сделали.