– Макс, хватит. Я всё уже выучила. Правда.
Он молча поставил перед ней стакан воды. Его спокойные серые глаза беспристрастно смотрели на замученную девушку. Потом он обратил взор на наручные часы и тихо произнес:
– Повторяй. Прогони весь материал ещё раз. До полтретьего повторяешь. И спать. Экзамен в десять. Тебе останется спать четыре с половиной часа, чтобы утром ты могла спокойно встать, собраться, хорошо позавтракать и подъехать в университет к половине десятого. До этого момента не открываешь материал. Ни утром. Ни в метро. Только по приезду. Один раз полностью всё читаешь, если получится – в голос. Потом идёшь к ребятам из своей группы и объясняешь им, то, с чем у них возникли проблемы. Чем больше – тем лучше. Особенно хороши самонадеянные идиоты, которым нужно рассказать ёмко и по делу. Идёшь на экзамен в первом потоке, – он снова перевёл взгляд на девушку, ожидая ответа.
Выдержав паузу, она молча кивнула, нехотя открыла тетрадь на первой из 60 листов странице и тупо уставилась в текст.
– Вслух.
Крисс глубоко обречённо вздохнула, сделала пару глотков воды и начала негромко читать материал. Макс привычным жестом провел ладонью по голове, приглаживая свои белокурые провощенные волосы, поправил манжеты белоснежной рубашки и одёрнул серый кашемировый жилет. Он аккуратно опустился в массивное дубовое кресло, закинул ногу на ногу и раскрыл потрепанную книгу. Кинув взгляд на время, он ещё раз быстро прикинул в уме правильность расчётов и принялся читать, краем уха слушая Крисс.
Белая дверь
Входная в Квартиру дверь, та что полна белого Света, не закрывалась. Точнее, она имела возможность закрыться, её петли были исправны и хорошо смазаны, но Хозяин не закрывал её. Иногда он об этом жалел, потому что через эту дверь в Квартиру могли проникнуть посторонние. Всякие неприятные сущности, старающиеся навредить всем и вся. Но их довольно быстро ловили и либо вышвыривали назад в белый свет, либо, это касалось особо упрямых вредителей, закидывали в Камин. Камин делал своё дело, и злые гости сгорали в его Пламени без остатка.
Но основной целью постоянно открытой двери была очевидная вещь: Хозяин впускал гостей. Всех, кто хотел войти. И некоторые гости оставались здесь жить, становясь частями Квартиры. А те, кто не находил здесь ничего интересного для себя, вновь выходили через Белую дверь и более не возвращались.
Войдя, новичок был не совсем материальным. Как призрак или дух. Он имел эфемерное тело и мог только осматривать Гостиную, никак не взаимодействуя с обстановкой. И чем дольше новичок находился здесь, тем более плотным становился его образ, он наполнялся красками и силой. И, когда новенький всё же решался остаться насовсем, только тогда у него появлялась своя «комната».
Все местные пришли сюда через Белую дверь. И создали себе свои «комнаты». Это были и просто выходы в их изначальные миры, откуда гости забрели к нам. У некоторых это был целый новый мир, созданный по правилам самого жителя, с нарушением старой доброй физики или изометрии пространства. «Комната» порой была входом в иллюзию, без конкретных объектов. Это могла быть целая планета, остров, дом или просто комната. Это целиком зависело от фантазии новичка. Ограничений не было.
Выходить через Белую дверь из Квартиры жители не рисковали. Это могло закончиться плачевно: они потеряют связь с Квартирой. Их «комната» пропадет, и найти вход заново может больше и не получиться. Особенно боялись выйти те, кто не имел своего родного мира или бежал оттуда, по некоторым весомым причинам.
Туда-сюда смело ходил только Хозяин. И ещё гости из других Квартир. Персонажи редкие, но всё же бывали и такие.
Эпизод 3. Торт
– Я уничтожу тебя! Клянусь всеми семью морями, я доберусь до тебя!
Молодая женщина бешено металась по круглой Гостиной, громко стуча каблуками сапогов, и била наотмашь увесистой саблей по юркому существу. Гоблин ловко уворачивался от ударов, периодически отбивая их пластиной на хвосте. Желтоглазый весельчак смеялся, резво прыгал по помещению и, временами кидался в разъяренную даму всем, что подворачивалось под руку. Женщина же нещадно рубила саблей по мебели, умело уворачивалась от летящих в неё предметов, иногда разбивая их саблей в полёте.
– Только попадись мне, я шкуру твою на ремни пущу! Да твоими потрохами свиней побрезгуют кормить! Гадкое отродье! Уродливая ушастая тварь!
Очередной рубящий удар пришёлся на спинку старинного дубового кресла и клинок прочно увяз в древесине. Женщина яростно дёргала за рукоять, но оружие не поддавалось. Гоблин, смекнув, что его умерщвление ненадолго откладывается, присел на корточки на полке Камина и демонстративно закурил.
– Лил, милая, ну чо ты в самом деле, м?
– Заткни свой поганый рот, падальщик! – она продолжала дёргать саблю, злобно озираясь на Рихтора. – И не смей ко мне так обращаться, погань! Для тебя я командор Лилиан Шелест, и никак иначе!
– Воу-воу, палехче, подруга, – гоблин отстранился и недовольно сложил руки на груди, – никогда в жизни не был падальщиком! Понятия не имею откуда ты енто взяла вообще…
Он сделал глубокую затяжку, тем самым скурив большую часть сигареты, и продолжил говорить, попутно выпуская дым.
– Это во-первых. Во-вторых, я уже раз сто извинился за своё поведение, и даже, прошу заметить, объяснил его причины! Зашёл я в твою ком… каюту, потому что мы тебя звали на Кухню тортик кушать, а ты не пришла. Тортик с ананасом был, кстати, ты не могла не прийти. Вот мы и подумали, что что-то случилось…
Он сделал паузу. Лилиан продолжала попытки вытащить свою прочно засевшую в кресле саблю, но с заметно меньшим энтузиазмом. Она уже не пыхтела от злости, но прятала глаза. Рихтор выбросил окурок и немного свесился с полки, стараясь заглянуть под копну пышных каштановых волос. Золотистые карие глаза морской дьяволицы были полны печали и боли. Тут она заметила его и, поудобней упершись ногой, снова начала дёргать оружие. Рихтор шумно вздохнул, не спеша закурил новую сигарету, и после очередной глубокой затяжки гораздо тише продолжил:
– И в-третьих… я никому не сказал. Я просто, так сказать «спёр у Лильки кубок шутки ради, и по-этому она бегает и злится».
Он вытащил откуда-то из-за спины здоровенный золотой кубок, богато украшенный рубинами и изумрудами, и показал его женщине. Вновь повисла пауза. Лилиан медленно повернулась к гоблину. Её молодое загорелое лицо, испещрённое мелкими морщинами и высушенное ветрами, выражало смесь недоумения и недоверия. Резко очерченные глаза сохраняли красноту недавних слёз.
Сегодня она потеряла Олли. Боцман её покойного отца. Он был для неё и опорой и стеной. Ей было плевать на всю погибшую в стычке команду и на два потопленных корабля. Она потеряла Олли. И дала слабину впервые за долгих двенадцать лет. Даже работая в кабаре, куда её ребенком продали как овцу после бунта на отцовском корабле, она не позволяла себе слёз. А сейчас не сдержалась. И, волей случая, это увидел самый дерзкий сосед по Квартире. Гоблин-трепач. Меньше всего она хотела, чтоб он раструбил об этом всем остальным.
Рихтор спрыгнул с полки Камина и подошёл к Лилиан. Он сунул кубок ей в руки и легко плечом оттеснил в сторону. Гоблин ухватился одной рукой за рукоять, пошевелил застрявшую саблю в щели из стороны в сторону и без особого усилия вынул её из дерева, буквально с одной попытки. Трещина на кресле немедленно затянулась, будто и не бывала.
– Это не делает тебя слабой, – сказал он, протягивая оружие рукоятью к Пирату. – Это делает тебя живой… И лично я этому рад.
Прихвостень добродушно улыбнулся, подмигнул ей и с одного прыжка запрыгнул в самый нижний из гамаков, висящих под «потолком». Командор всё ещё стояла на том же месте, держа одной рукой тяжелый кубок, а второй – свою знаменитую саблю, «сносящую головы с одного лишь взмаха». Женщина смотрела на зелёного разгильдяя, чья чуткость и соучастие умело прикрыто маской безразличия и шутовства. Её глаза вновь заблестели. Но она одёрнула себя и широким шагом ушла в свою каюту. Когда женщина ставила кубок на тумбу, то заметила на столе белеющий кусочек ананасового тортика на одноразовой тарелочке. Хмыкнув, она улыбнулась в пустоту.
