Виктор Крамаренко
Сборник стихов (переводы)
Николаус Ленау
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Холодный воздух отвердел, Хрустящий снег клокочет рьяно, Парит дыхание. Я смел. Иду вперед, иду упрямо!
Молчит торжественно тоска, Луна на ели наседает, Как будто смерть уже близка, И старость ветви опускает.
Мороз! Прими в свой дом лесной И остуди души биенье, Чтоб обрела она покой, Как обрела земля смиренье.
Константин Миладинов
ТОСКА ПО ЮГУ
Крыльями птицы вольной взмахнуть бы, Край мой далекий оком взглянуть бы! В наши места улететь, убежать, Кукуш, Стамбул хоть разок увидать. Так ли там светит солнышко мрачно, Так ли там воздух скверный и злачный.
Если, как здесь, там солнце не греет, Если оно темнеет, немеет, Я подожду, когда встанет заря И полечу в золотые края. Там, где тепло, где сады и гнезда, Где с небосклона падают звезды.
Мрак здесь и тени змеями вьются, Темные силы ливнями льются, Холод и снег, пепел мрачных руин, Ветер холодный кочует один, Тьма опустилась на пепел холодный, Мысли в груди печальны и темны.
Нет, не могу я быть безучастным, Просто глядеть на холод ужасный, Дайте мне крылья, я ими взмахну, Родины-матушки воздух вдохну. С ветром попутным хочу улететь, Охрид и Стругу мою поглядеть.
Душу там греет родная заря, Солнце заходит в леса и поля, Сила природная любит мой край, Щедро разбросан ее урожай: Озеро трепетно тонет в лучах, Словно поглаженный ветром очаг, Синие горы тают немного. То красота - по велению Бога.
В той красоте на свирели б сыграть, Солнце заходит, а мне умирать.
Фридрих Ницше
НОВЫЙ КОЛУМБ
Колумб сказал: - Не доверяй, Подруга, генуэзцу. Он смотрит в море - видит рай, И в даль уносит сердце.
Чужое дорого, пропал Мой город за кормою. Стынь сердце - руки на штурвал! Стихия предо мною!
Стоим мы крепко на ногах. Вернуться - не во власти. Зовет простор, как птицы взмах, Где Гибель, Слава, Счастье.
Эдгар Алан По
ВОРОН
Как-то я во мраке ночи, обессилев, что есть мочи Размышляя над томами древних рукописей, но Вдруг услышал тихий шорох, слабый стук, как будто ворог Или тот, кому я дорог в дверь стучится и окно. "Это некий гость, - подумал, - в дверь стучится и окно. Только это и больше ничего".
Ах, отчетливо я помню тот декабрь и снег, и кровлю, Угольки камина, пол, шедших призраков в дозор. Возжелал зари я жадно, тщетно силился обратно В книги вникнуть безвозвратно, позабыв печаль и боль По утрате лучезарной девы преданной Ленор, Безымянной навеки с этих пор.
Шелк пурпурный двинул шторы. Это призраки и воры Вызывали дрожь, которой не испытывал давно. Усмиряя трепетанье, повторял, как заклинанье: - То пришедший на свиданье гость стучится мне в окно. Это поздний гость молящий в дверь стучится и окно. Только это и больше ничего.
Тут моя душа из пепла всколыхнулась и окрепла. - Сэр, Мадам, - сказал, - поверьте правде слова моего. Когда спал я безмятежно, постучали Вы так нежно, Так неясно и безгрешно в дверь стучались и окно. Но раскрыв широко двери, я увидел ночи дно. Только темень и больше ничего.
И вперясь во тьму и холод, я стоял, сжимая ворот. Грезил тайной сокровенной, вызывая колдовство. Но молчанье убивало, оглушало без сигнала. Темень грустно прошептала звуки слова одного Это эхо повторяло звуки слова одного. Только имя и больше ничего.
Постояв, вернулся в дом я, пересилив в горле комья. Вскоре снова постучали с перестуками в окно. "Что же это? - думал кротко. - Верно ветер о решетку Громко бьется, о решетку, и стучится о стекло. Пусть же сердце усмирится на мгновение всего. Это ветер и больше ничего".
Распахнул я ставни, боже! Черный Ворон, как на ложе, На двери моей палаты восседал, всему на зло. Ни малейшего поклона, уваженья и закона Мина гордого барона возвеличила его. Из священных дней явился, тех, что минули давно. Только Ворон и больше ничего.
И эбеновая птица, не устав собой гордиться, Подбивала на улыбку с мрачным обликом. Тогда Я промолвил ей учтиво: - Вы подстрижены красиво И Ваш облик не трусливый, беспощадный навсегда. Как зовут Вас в черном небе, где горит Плутон-звезда? Молвил Ворон: - Отныне никогда.
Удивлялся я от речи. Этот голос человечий Так отчетливо звучащий, словно был со мной всегда. Кто из смертных в час утраты видел на двери палаты, Над статуею Паллады птицу Страшного суда? И в картавящем наречьи, прилетевшем сквозь года, Слышал имя "Отныне никогда"?
Этот Ворон одинокий надо мной сидел высоко, Выговаривал неясно, но я понял без труда. А потом вдруг замолчал он и, как прежде, величаво Клюв подняв, сидел упрямо. Я сказал ему тогда, Что и он меня покинет, как покинула Мечта. Но ответ был: "Отныне никогда".
Вздрогнул я, дивясь ответом. Как уместно слышать это. Правду, видно, говорит он, ведь душа его чиста. Был любим или во власти. От хозяина Несчастья Перенял слова Несчастья и принес с собой сюда, Где от песен погребальных стонет талая вода... "Никогда впредь - отныне никогда".
Все так призрачно и зыбко... Ворон снова на улыбку Подбивал мое сознанье, будто сгинула беда. Подкатил я ближе кресло, размышленьям было тесно. Что же, думал, интересно, он имел в виду, когда Каркал тут, убогий, тощий, живший в древние года, "Никогда впредь - отныне никогда".
Я сидел, молясь о многом, не обмолвился и слогом. Ворон сердце прожигал мне взором ярости и льда. Я сидел в плену догадки в лоне бархатной подкладки, Фиолетовой подкладки, выручавшей иногда. Чью теперь она подушку будет гладить иногда? Прижимать? Ах, отныне никогда.
Показалось, гуще дыма из незримого кадила Стала ладаном и духом наполняться пустота. Я вскричал ему: - Убогий! Позабудь мои тревоги. Передышку мне от Бога серафим принес сюда. Выпей, выпей добрый кубок, выпей память навсегда! Он ответил: - Отныне никогда.
- Ты Пророк! - сказал я снова. - Иль видение больного! Будь ты птица или дьявол, бурей сосланный сюда, На пустынный берег темный, безутешный и безмолвный. Так скажи мне правду, Ворон, в доме, где царит нужда, Есть ли средство в Галааде, чтоб низвергнулась беда? Молвил Ворон: - Отныне никогда.
- Все пророчишь, дьявол-птица? Но молю тебя открыться Ради всех святых на свете, ради Неба и Христа. Если душу я оставлю, переполненной печалью, То обнимет ли за далью, поцелует ли в уста Она деву неземную, что со мной была всегда? Молвил Ворон: - Отныне никогда.