– Я выбрала свою судьбу. Моя жизнь здесь, в музее.
– Ты хотя бы могла выбирать! А за меня вы выбрали! – закричал Тихон и снова начал чихать. На самом деле он плакал. Так плачут только маленькие дети или взрослые, когда им обидно. От обиды очень часто хочется плакать.
– Но тебя никто не держит, – спокойно заметила мама.
– Как это? – Тихон всё ещё хлюпал носом и пытался прикрыться лапой.
– Если закрыта дверь, есть окно. Оно открыто. Даже сейчас. Ты же можешь допрыгнуть до форточки? – мама подняла лапу вверх. Форточка действительно была открыта.
– Легко. Полковник Гранд считает, что я не умею бегать, но прыгаю вполне сносно. На «троечку», – хмыкнул Тихон.
– И ты же потом сможешь спрыгнуть с форточки на другую сторону подоконника? – мама разглядывала свои лапы и не смотрела на Тихона.
– Конечно. Легче лёгкого! – воскликнул тот.
– Тогда что тебя останавливает? – улыбнулась мама и грациозно спрыгнула с подоконника.
Тихон застыл в недоумении. Мама никогда с ним так не разговаривала. Ему и в голову не приходило, что выход находится буквально под его носом. Но почему он раньше его не замечал?
Тихон ждал, когда мама выйдет из зала. Она шла неспешно и легко. Тихон подумал, что даже полковник Гранд не умеет ходить так бесшумно. Котёнок уже примеривался, чтобы подпрыгнуть к открытой форточке, как вдруг мама обернулась:
– Кстати, бывают пути и короче, если умеешь их разглядеть, – заметила она с улыбкой.
– Что ты хочешь сказать? – не понял Тихон.
– Просто толкни раму лапой.
Тихон толкнул раму, и та легко открылась.
– Почему ты сразу не сказала?! – воскликнул он.
– Ну, мужчины, а ты уже почти взрослый, никогда не ищут лёгких путей. Им всё время нужно что-то преодолевать, – рассмеялась мама.
Тихон осторожно высунул голову за окно, и его тут же окутало миллионом, миллиардом запахов и звуков. Даже голова закружилась. Он осторожно выставил за окно одну лапу, потом другую и уже оказался на другой стороне подоконника почти целиком, как вдруг подул ветер. Тихон почувствовал такую лёгкость, такой восторг, что опять начал чихать. Уже от счастья. Он сделал несколько шагов и сел. Ему хотелось привыкнуть к новым ощущениям, успокоить дыхание, как учил полковник Гранд. Но ничего не получалось. Восторг переполнял его. Сердце колотилось так, будто он пробежал сто кругов по полосе препятствий, хотя просто сидел, дышал, нюхал. Наконец, поднял голову и увидел небо – яркое, голубое, с облаками, похожими на творог, которым его иногда угощал человек. Тихон уже знал, что это был директор музея. То самое небо, которое так любили изображать художники на своих картинах. То самое, но другое. Казалось, что до него можно дотронуться лапой или допрыгнуть. Оно так манило, что не было никаких сил этому сопротивляться. Тихон подпрыгнул и протянул передние лапы, чтобы узнать, какое облако на ощупь. И уже в следующий момент понял, что падает. Падать он умел прекрасно, группировался и приземлялся на все лапы. Но тут, от неожиданности, упал неудачно, как какой-то неуклюжий котёнок. Даже носом ударился.
– Здрасьте, ты что, с неба свалился? – услышал Тихон голос.
Он поднялся и увидел перед собой кота, чёрного и грязного. Где заканчивался окрас и начиналась грязь, было не очень понятно. По виду кот казался ровесником Тихона.
– С подоконника, – ответил Тихон, – я смотрел на небо.
– Дохлый номер, – сказал кот, – я тоже пытался допрыгнуть, когда маленьким был, не получилось. Ты музейный, что ли?
– Наверное, да, – признался Тихон.
Он украдкой рассматривал нового знакомого. С виду тот очень отличался от котов, которые жили в музее. Но Тихон не чувствовал опасности. А полковник Гранд говорил, что в непонятной ситуации нужно доверять кошачьему инстинкту и интуиции. Так вот интуиция не подавала Тихону никаких сигналов. Как и инстинкт.
– Меня зовут Тихон, – представился он, поскольку мама учила его правилам вежливости.
– Ага. А я – Котовский. Слышь, а правда, что коты в музее в тапочках ходят? – спросил кот.
– Нет. Не правда. В некоторых музеях люди в специальных тапочках ходят, но не в нашем, – ответил Тихон.
– А-а-а-а… А правда, что вы мяукать не умеете?
– Нет. Враньё!
– Докажи.
Тихон громко мяукнул.
– Слышь, а правда, что вам нельзя выходить из музея? – задал ещё один вопрос Котовский.
– Это правда, – признался Тихон.
– Тогда что ты тут делаешь? – удивился Котовский.
– Говорю же – свалился с подоконника. А ты где живёшь?
– Тут, за мусоркой. В подвале. Пойдём покажу. Я тут главный. Ну, мой батя главный, а я вроде как после него главный. Нас тут целая банда. – Котовский побежал за угол.
– Нет, спасибо, может, в другой раз, – Тихон замешкался. Не мог же он признаться новому знакомому, что не знает, что такое мусорка, банда и кто такой батя.
– Сдрейфил, что ли? – хмыкнул Котовский.
– Ничего не сдрейфил, – заявил Тихон.
– Тогда пойдём.
Котовский побежал, и Тихону пришлось бежать следом. Он то и дело оборачивался, чтобы запомнить дорогу.
– Да тут недалеко. Считай соседи. Слышь, а правда, что вас специальной едой кормят? – Казалось, у Котовского в запасе ещё миллион вопросов.
– Не знаю. Обычная еда, – ответил Тихон.
– А правда, что вы читать умеете по-человечески?
– Да, правда. А разве не всех котят этому в школе учат? – удивился Тихон.
– Ой, не могу. В школе! Котят! – расхохотался Котовский. – А правда, что вы ходите в одежде, как для собак. Со всякими финтифлюшками.
– А кто такие собаки? – не понял Тихон.
– Вот это да! Вот это здорово! Вот это надо всем рассказать! Ты не знаешь, кто такие собаки? – Котовский аж застыл на месте.
– Нет. А что?
– Это вообще! Вот умора! Да мне ж никто не поверит, если я расскажу! Ты это – нашим подтверди, что сейчас мне рассказал. Уговор? – Котовский протянул лапу.
– Уговор, – согласился Тихон, хотя не знал, что значит это слово. Но догадался, что нужно подать в ответ лапу.
Они дошли до подвала, и Котовский нырнул в чёрную дыру. Тихон потерял его из вида. «Вот это маскировка», – успел подумать он.
Он осторожно спускался по ступеням, и ему понадобились все навыки по преодолению препятствий, полученные на курсах у полковника Гранда.
– Ты где там застрял? – услышал Тихон голос Котовского.
«Вот где надо проводить тренировки, – подумал Тихон, – это не табуретки с перетянутыми на них верёвками. Не картонные коробки».
Тихон чувствовал, как его лапы начинают болеть. Один раз он едва не вскрикнул, когда что-то острое больно впилось ему в правую лапу. Но сдержался.
– Ребята, смотрите, кто у нас! – закричал Котовский.
Тихон вышел в светящийся круг, который отбрасывала тусклая лампочка. И его тут же обступили коты. Их было много, очень много. Они были чёрные, грязные и смотрели настороженно.
– Он музейный, но нормальный, – продолжал Котовский, – он не ходит в тапочках! И не знает, кто такие собаки! Тихон, скажи, а?
Тихон кивнул.
– Есть хочу. Пойдём, ты сосиску будешь? – предложил Котовский.
– А что это? – тихо спросил Тихон.
– Да ладно! – Котовский так опешил, что аж остановился. – Ребята, им даже сосисок не дают! – объявил он всем. – Давай бери мою. Трескай!
Тихон откусил кусок сосиски и слопал две, не жуя. Это оказалось очень вкусно. Просто невероятно вкусно, хоть и плохо пахло.