Нас никто не слышал, поэтому я позволила себе быть столь неучтивой, сколь эта леди и заслуживает.

— Ничего страшного, Ваша Милость, — стала успокаивать ее я. — На старости лет зрение ухудшается у всех.

— Я ненамного старше Вас, — язвительно отвечала она. — А у кого испорчено зрение, так это у Вашего супруга. Поверить не могу, что у него настолько дурной вкус. На какой помойке он Вас нашел?

Поразительно, до чего дошла наглость этой пигалицы! Мимо нас проносили напитки, и я, не глядя, сдернула один бокал с подноса. Для храбрости пригодится.

— Так вот в чем дело, — начала рассуждать я. — Вам мой муж покоя не даёт. Что же, Димитрий будет рад услышать, что, по Вашему мнению, он проводит досуг на помойках.

— Говорите что хотите, госпожа Грейсон, — леди Версалес хлебнула из своего бокала, который и так уже был на две трети пуст. — Но граф не будет Вас любить так же сильно, как свою первую жену.

— Враньё! — Провозгласила я прежде, чем эта весть дошла до моего сердца. В зале стало заметно тише. Я уже куда более спокойным голосом продолжила: — У моего мужа не было и нет иных жен, кроме меня.

Повисла угнетающая тишина. Замолчали даже люди на другом конце зала. Меня пробрало осознание ужасной оплошности. Не знаю, откуда я взяла смелости взглянуть на супруга — тот застыл с поднесенным ко рту бокалом. Я уже приготовилась просить прощения у присутствующих, когда Димитрий с невозмутимым видом отдал бокал стоящему рядом слуге и обратился ко мне через половину зала.

— Конечно нет! — казалось, он больше никого и не видел. Словно в зале мы одни, перекликиваемся забавы ради. — Ты первая, единственная и самая что ни на есть любимая моя жена.

Смущение пробрало меня до корней волос. Щеки вспыхнули аки сигнальные маячки. Леди Версалес звонко рассмеялась.

— Полно Вам, голубки! — промурлыкала она, повисая на моей руке. — Госпожа графиня просто неверно поняла мою шутку!

Мое возмущенное: "Да все я правильно…" затихло в возобновившемся гуле бесед и музыки. Я перевела взгляд на свою собеседницу.

— В этом поединке я все равно выйду победительницей, леди Версалес, — попыталась я убедить несносную даму. — Не утруждайте себя зря.

— Какое там утруждение, — отмахнулась она. — Меня это забавляет. Как Вы покраснели, когда муж к вам обратился! Неужто среди нас затесалась девочка?

— Конечно, — доверчиво сообщила я ей. — Вот она последние полчаса морочит мне голову.

Нахальная пигалица меня как и не слышала.

— Вот это вести! Неужто хвалёная графиня Альвийская стоит предо мной сейчас невинная, как в день своего рождения? Не почтил все-таки Вас Димитрий своим присутствием в темную пору суток. Не совсем, значит, опустился.

— Зачем клевещете? — удивилась я, пригубив вина. — Мне искренне жаль, что Вы никогда не убедитесь в правдивости моих слов, но Вы даже представить не можете, насколько хорош в этом мой муж.

Бокал в руках собеседницы треснул; она смерила его удивленным взглядом. Я же, не моргая, оглядывала присутствующих. Никаких сомнений — я опять сказала ужасную вещь громче, чем следовало. К моему счастью леди Версалес оставила свои потуги досадить мне и скрылась в толпе. Я всей душой желала последовать ее примеру, но загодя увидела шествующего ко мне мужа, и осталась на месте. По его выражению лица невозможно было угадать, идет он меня порицать или поощрять, поэтому решила сыграть на предупреждение.

— Она меня оскорбила, — выпалила я, как только супруг подошел вплотную.

— Чем? Сказала правду? — прищурился муж.

— В общих чертах — да, — неохотно признала я. — Но облекла ее в чудовищную форму. Я дала себе обещание тебя не позорить. Но я так же не могу позволить неизвестно каким пигалицам поносить мое имя!

Сквозь суровой выражение лица супруга на одно призрачное мгновение скользнула улыбка, моментально исчезнув.

— Меня устраивает то, что ты говоришь, — тихо отвечал он. — И когда-нибудь ты убедишься в том, что сегодня сказала чистую правду. Но не кажется ли тебе, что этот зал — неподходящее место для подобных разговоров?

— Ты невыносим! — Ввиду обстановки я понижала голос, но подавить возмущение оказалось более сложным. — Я ведь и тебя тоже защищала — слышал бы ты, какую чепуху она несла! А тебе, похоже, все равно.

— Это мне все равно? — Опешил Димитрий. — Очнись, Джейн! Я единственный человек в этом зале, кому до тебя есть дело.

Вопреки всему, я приняла это заявление без сопутствующей боли. Он озвучил беспрекословную истину, а на правду, как известно, обижаться не стоит. Сам же Димитрий, кажется, понял, до чего грубое утверждение озвучил.

— Дьявол… прости меня, Дженни, — он решительно приблизился, а я даже глазом не моргнула. — Не думал, что это так коряво прозвучит. Я могу дать руку на отсечение — никто из них не тревожиться за тебя больше, чем я.

Я опустила глаза. Мыски начищенных до блеска сапог мужа находились впритык к носкам моих туфелек.

— Я знаю.

— И никто больше… я… ты, наверное, сама знаешь.

Вот так дела! По случаю таких словес я даже осмелилась поднять лицо навстречу чуть смущенному супругу.

— Знаю, — чуть слышно прошептала я. — Но у меня есть вопрос.

Димитрий чуть нахмурился.

— Я слушаю.

— Ты полюбил меня до или после свадьбы?

— До.

— Обманываешь! — Напряженно отвечала я. — Если мы два-три раза свиделись на балах — и то хорошо! Мы ведь даже не танцевали вместе.

— Я не обманываю тебя. Это ты ошибаешься, Джейн.

— Я не могу ошибаться!

— Как насчет разговора по душам? — Граф прожег меня пристальным взглядом. — После приема. Я все тебе объясню.

— Хорошо, — угрюмо согласилась я. — А сейчас найди мне Джослин. Хватит с меня празднеств.

— Я прикажу страже поискать ее.

— Буду тебе премного благодарна.

Не спрашивая ничьего разрешения, я углубилась в ближайший выход из зала. Последующие коридоры были мне незнакомы, но я не теряла надежды отыскать знакомый поворот. Через некоторое время мне пришлось признать, что я заблудилась. Прелесть! Безлюдные и не менее безликие коридорчики, полнейшее отсутствие признаков пребывания Джослин поблизости и тренькающее вдалеке фортепиано начисто лишили меня всяческих… обождите. Фортепиано?

Я бросилась к источнику звука настолько быстро, насколько позволяло платье. Как давно я не слыхала этих чарующих мелодий! Просто душа отдыхает. Желание столкнуть неведомого музыканта с банкетки моего законного фортепиано росло с ужасающей скоростью.

На конец моих блужданий я выбежала в довольно просторное помещение, которое служило, судя по всему, музыкальным кабинетом. Первым делом внимание мое было обращение на родимый инструмент, который так звал меня в свои объятия. Я победила мгновенное желание расплакаться от счастья, ибо увидала, собственно, таинственного музыканта.

Мужчина средних лет, белоснежный фрак, длинные пальцы — идеальный пианист! Не сказать, чтобы сильно привлекателен, но и не отталкивающей внешности.

Я попыталась выровнять дыхание и обратилась к нему с приветствием.

— Добрый вечер, — подошла ближе. Мужчина внимательно в меня вгляделся.

— Вы, должно быть, графиня Альвийская? — широко улыбнулся он. — Да продляться Ваши лета, госпожа. Я один из приглашенных гостей, Дарнелл Фабиан. Не особо люблю шумные торжества, вот и укрылся здесь.

— Понимаю, — я радостно приблизилась к облюбованному инструменту, и… будь проклято мое острое внимание, цепляющее все мелочи в этой комнате. Ободранная занавесь, валяющиеся на полу статуэтки. Рукав Дарнелла запачкан чем-то бурым.

Мой живот словно в тугой узел затянули. Я еще раз обвела взглядом комнату, и едва не захрипела от ужаса. Мною была предпринята попытка отступить в сторону выхода, но дрожащие ноги не слушались. Я снова вгляделась в незваного гостя, и, думаю, мои глаза были полны такого суеверного ужаса, что мужчина решил откинуть всякие церемонии.

— Кажется, кто-то догадливее, чем я думал, — лениво протянул он. — А ведь говорили — глупая, как дерево…