Менее чем в футе от него Ханна свернулась калачиком на одном конце дивана, подогнув под себя ноги, и натянула на колени вязаное вручную одеяло.

Она выглядела довольной и спокойной, не напряженной и нервной, как в доме в «Винтер Хейвене». Такой, какой она обычно была рядом с ним.

— Твоя очередь! — воскликнул Майло.

Лиам сделал ход. Майло наклонился вперед, захватил своего ферзя и сбил одну из черных пешек Лиама с доски.

— Очередная пешка сбита с доски! — обрадовался он.

— Отличный ход, — одобрил Лиам.

Майло просиял.

Что-то темное и уродливое проросло в груди Ноа. Дрожащими руками он расстегнул куртку, снял ее и перекинул через спинку стула. Он тяжело сел и сложил руки на столе, чтобы их успокоить. Изобразил на лице улыбку.

Он должен быть счастлив. Он должен быть самым счастливым парнем на планете.

Сколько тысяч раз он мечтал об этом? Его жена жива, прекрасна, как никогда, прямо перед ним.

И все же, он чувствовал себя оцепеневшим. Удрученным. Даже разочарованным.

Все шло не так, как он себе это представлял — как они упадут в объятия друг друга. Как они будут цепляться друг за друга, словно каждый из них — спасательный плот, единственное спасение. Прошлое забыто, стерто. Новое начало. Новое будущее.

Даже несмотря на все это, у них все получится, пока они вместе. Он верил в это.

Ханна вернулась из мертвых — это все, чего он хотел последние пять лет. Он молил Бога, торговался за свою душу. Он никогда даже не смотрел на другую женщину. Он никогда не снимал обручальное кольцо.

Теперь она здесь. Он здесь. Но они не вместе.

Она даже не спала с ним в одной спальне. Он предложил ей хозяйскую, но она с ребенком заняла гостевую.

Между ними стояла невидимая стена. Ноа пытался обнять ее, прижать к себе. Когда он протягивал руку, чтобы дотронуться до нее, на его пути оказывалась большая собака.

Дело не только в собаке. Или в ребенке, которого она всегда держала на руках. Ханна сторонилась его, словно он чужой.

Он не был незнакомцем. Он был ее мужем.

Лиам Коулман вот кто незнакомец. Высокий, мускулистый солдат, одиночка с прищуренными глазами. Тот человек, у которого возникла связь с его женой.

Ханна и Лиам едва касались друг друга после возвращения Ханны, но в этом нет необходимости. Это нечто большее, чем просто благодарность, которую он видел в глазах жены всякий раз, когда она смотрела на него.

Ноа не мог точно определить, что это было, но и отбросить свои подозрения тоже не мог.

Он же коп. Он доверял своим инстинктам. И его инстинкты кричали правду, принять которую Ноа не решался.

Каждый раз, когда Ханна улыбалась Лиаму, каждый раз, когда Ноа ловил взгляд солдата, наблюдавшего за ней с тем выражением в глазах, которое каждый мужчина узнавал в другом — желание, тоска — когти ревности впивались глубже.

Негодование пронзило его сердце. Он не хотел чувствовать себя таким. Из-за этого он ощущал себя мелочным и злобным. Он ненавидел себя за это.

Это не он. Не тот человек, кем он был, не тот, кем хотел быть. И все же...

Это же друзья Ноа. Это семья Ноа.

Тогда почему Ноа чувствовал себя лишним?

Глава 41

Квинн

День тридцать третий

Квинн не одна.

У нее кольнуло в затылке. Она обернулась и посмотрела назад. Тени вокруг густые и темные. В сарае на заднем дворе Ноа пахло деревом и жиром.

Фонарик дрожал в ее руке. В узком конусе света кружились пылинки.

Сарай огромного размера, скорее даже амбар, двадцать на двадцать. Полки вдоль задней стены заставлены оборудованием для ухода за газоном: разбрызгиватели, катушки шланга, ножницы для стрижки живой изгороди, баллончики с аэрозолем от ос. На стене висели крючки с граблями разных размеров, метлами и большой блестящей лопатой для снега.

Справа стояла громоздкая газонокосилка фирмы «Джон Дир». Слева под брезентом лежала огромная стопка дров, которую постоянно пополняли ополченцы.

Луч фонарика не обнаружил ничего необычного. Ничего лишнего. Все тихо и спокойно.

Просто ощущение, от которого Квинн не могла избавиться.

В ее голове промелькнули образы разрушенной, залитой кровью церкви. Билли Картер, склонившийся над ней. Руки Рэя Шульца на ее горле.

Она выдохнула клубок белого пара.

— Не будь дурой. Ты в порядке. Тебе нечего бояться.

Но это тоже глупо. Было чего бояться.

Она ненавидела ужасы прошлого, отказывающиеся ее отпустить.

Квинн повернулась к дровам, ее сердце все еще колотилось о ребра, и она уже жалела о своем предложении принести еще дров из сарая.

На часах уже девять вечера, почти кромешная тьма, и чертовски холодно. Она просто хотела вернуться в дом Ноа с теплым камином, настоящим светом, проточной водой и замороженной пиццей, которую Бишоп сунул в духовку.

Бишоп заехал навестить Ноа — «Чтобы помириться», — сказал он, но Ноа повез Ханну в их старый дом, чтобы собрать туалетные принадлежности, и кое-что из ее старой одежды. Очевидно, у Ноа никогда не хватало духу избавиться от ее вещей. Они забрали Призрака с собой.

Квинн не хотел отпускать Ханну и ее пса даже на короткое время.

Чем больше времени она проводила рядом с Ханной, тем больше та ей нравилась. Ханна была одновременно и другой, и прежней. Все такая же искренне добрая и заботливая, но в то же время сильная и смелая. Самая смелая женщина, которую Квинн когда-либо встречала.

Лиам Коулман тоже ей нравился. Он выглядел опасным. И дело не только в оружии, пристегнутом повсюду, но и в суровой челюсти и напряженности в темных глазах, его худощавое тело излучало силу, компетентность и власть.

Она чувствовала себя в большей безопасности каждый раз, когда оказывалась с ним в одной комнате. Квинн представляла его себе наемным убийцей или охотником за террористами. Возможно, он знал шестьдесят экзотических способов убить человека.

Возможно, однажды он научит ее некоторым из них, если она наберется смелости и попросит его об этом.

И Призрак. Если бы у нее когда-нибудь появилась собака, похожая на Призрака, она бы подумала, что умерла и попала в рай.

Майло только что лег спать. Квинн учила его рисовать супергероев и монстров, пока Бишоп болтал с Лиамом Коулманом.

Лиам не производил впечатление общительного человека, но они с Бишопом нашли общий язык. Они говорили о своем пребывании в Ираке, обменивались военными историями и другими солдатскими темами. Они также обсудили положение дел в Фолл-Крике.

Когда рядом не присутствовал Ноа, говорить об этом становилось гораздо проще. Он раздражался и огрызался всякий раз, когда Квинн пытался указать на то, как все плохо.

Он не хотел этого замечать. Отказывался видеть то, что находилось прямо перед ним.

Он хотел верить, что, пока все держат себя в руках и выполняют приказы Маттиаса Саттера, все будет хорошо.

Квинн нравился Ноа. Они через многое прошли вместе. Но в этой ситуации он вел себя очень глупо. И она не могла понять, почему.

Она не понимала, почему каждый житель Фолл-Крика не готовится дать отпор.

Ополченцы не владели этим городом. Они чужаки. Их пригласили — их можно и прогнать.

Силой, если потребуется.

Квинн сжала зубы от досады. Она чувствовала нарастающее напряжение. Они все чувствовали. Фолл-Крик напоминал резиновый жгут, натягивающийся все туже и туже. В конце концов, он лопнет.

Но как? И когда? И кто будет тем, кто сорвется?

Квинн дрожала. Похолодало и становилось все холоднее. Пора заходить внутрь. Она зажала фонарик рукой, направив луч на дрова, и подняла брезент.

Откуда-то неподалеку послышалось тихое поскрипывание.

Адреналин ударил в сердце. Квинн затихла. Она напрягла уши, все чувства насторожились.

Снаружи тишина. Внутри сарая не слышно ничего, кроме ее собственного пульса.

Снова послышался скрип.

Она повернула голову, ища источник шума.

Крыса вынырнула из норы между несколькими поленьями на дне кучи дров. Она проскочила по ее ботинку, метнулась к задней части сарая и исчезла в темноте.