Мужчины не плачут.

Они просто умирают изнутри, сходя с ума медленно и верно.

— …Лучше бы я умер, — хрипло проговорил Женя, выпивая рюмку залпом и плотно закрывая глаза.

— Никто не мог предположить, что всё случится именно так, — отозвался Бьёрн, подойдя ближе, и положил грязную от сажи ладонь на плечо Жени. — Твои парни тоже погибли.

Мужчина кивнул и тяжело выдохнул, а потом прошел до моего стола, поставил еще одну рюмку и налил в нее водки. Но не тронул.

— Русская традиция. Поминать умерших так… Наши предки считали, что душа не уходит сразу. Девять дней она остается на земле, рядом со своими родными и друзьями. Поэтому говорят, что о мертвых можно говорить или хорошо, или никак.

Женя протянул руку, чтобы взять наши рюмки тоже и наполнить их водкой.

— За дядю Лёшу, — тяжело и с чувством выдохнул он, глядя на одиноко стоящую рюмку, и выпил свою залпом, едва ли ощущая горький вкус.

— За дядю Лёшу, — прошептал я и выпил свою, на минуту закрывая глаза, когда понимал, что, сколько бы ни выпил сейчас, легче всё равно не будет.

— Отвези тетю Нину к Хэльге. Никто не догадается искать ее там, даже если будут пытаться, — проговорил я тихо, когда тишина стала просто невыносимой, ведь, как бы больно и жутко ни было сейчас, каждый из нас понимал еще и то, что враги не будут ждать.

Они будут бить в самое больное место.

Давить до конца.

— Нужно быть начеку. Сейчас полезут все, кто когда-либо пытался выбиться в главари, — тихо проговорил Бьёрн, и он был прав.

У дяди Лёши было много хороших друзей, но даже среди них были те, кто мечтал занять его место. И вот такой шанс представился.

Я знал, что никто не будет ждать, когда убитый горем сын очнется и заявит о себе.

Скорее его добьют, чтобы быть уверенными, что претендентов на трон русского бандита уже точно не будет.

— Часть своих парней оставлю в Чертоге на всякий случай, а остальных забирай себе, Жень, — тем временем продолжил Бьёрн, хмурясь и пытаясь сохранить ясность ума в этой ситуации, когда трудно было не быть раздавленным. — Нужно удержать позиции эти дни, пока Лекс не придет в себя и не покажет, что он хозяин положения.

Женя кивнул и как-то весь собрался, не позволяя себе еще больше раскисать, потому что война только начиналась.

— Звони в любое время, — кивнул я ему, когда мужчина собрался уходить, чтобы организовать порядок на русских улицах. И похороны. — Мы всегда и во всём поможем.

— Спасибо, парни.

— Пусть Лекс пока у нас останется. Я присмотрю за ним. Здесь он в безопасности.

— Знаю, Варг.

Мы крепко пожали друг другу руки, зная, что прощаемся ненадолго и будем стоять плечом к плечу, чтобы сохранить позиции Лекса, не позволив никому свергнуть его.

А еще будем искать того, кто стоял за этим чудовищным убийством.

Бьёрн ушел вместе с Женей, тихо переговариваясь с ним о том, как организовать охрану для тети Нины и укрепить позиции в русском квартале, а я тяжело опустился на диван и никак не мог оторвать взгляд от одиноко стоящей наполненной рюмки.

Рюмки дяди Лёши.

— …Прости нас. Всех. Что не уберегли. Что не отвели от тебя беду… — прошептал я в полумрак своего одинокого кабинета, на секунду задохнувшись, оттого как в груди кольнуло и засаднило, и почему-то думая о том, что душа дяди Лёши действительно была где-то рядом.

Я ощутил движение за дверью скорее инстинктами, чем слухом и тут же рявкнул, потому что меньше всего хотел, чтобы мое одиночество сейчас было кем-то нарушено:

— Кто, мать вашу?

Я честно ожидал увидеть кого угодно.

Но только не Лизу.

От моего резкого злобного голоса девушка замерла и тяжело сглотнула.

Но не ушла, как сделал бы каждый, увидев меня в таком состоянии.

Моя отважная самоотверженная девочка.

Только при взгляде на нее сейчас на душе становилось еще тяжелее.

Меня словно придавливало к полу, пытаясь утащить в самые глубины проклятого ада, где каждый день начинался и заканчивался только одним — памятью о смертях тех, кого я любил.

Я бы не смог ее прогнать, хотя, наверное, нужно было это сделать, чтобы тьма моей черной, прожженной бедами и болью души не коснулась ее даже своей тенью.

Просто сидел на диване и смотрел, как Лиза вошла, крепко сцепив руки между собой.

У меня не было сил даже просто спросить, что у нее случилось, что она решила прийти ко мне. Потому что знал наверняка: я последний, у кого она попросит помощи.

Кажется, и она впервые не знала, что сказать мне, хотя всегда была остра на язычок.

Смотрела на меня и всё не решалась заговорить.

Но и не уходила.

Когда ее взгляд упал на три рюмки, стоящие на столе, одна из которых была наполнена, и рука девушки потянулась вперед, я выдохнул хрипло:

— Не трогай. Это дяди Лёши…

Лиза быстро моргнула, но тут же уловила суть моих слов, какими бы бредовыми они ни были для всех. Кроме русских.

— Я сейчас… — пробормотала она тихо и поспешно вышла из кабинета, оставив дверь приоткрытой, а когда вернулась спустя буквально пару минут, то в ее руках я увидел небольшой кусок темного хлеба, который она аккуратно и с чувством положила на рюмку.

Девушка не сразу отошла от стола.

Смотрела на рюмку печально и расстроено и, наверное, что-то говорила про себя.

Может, молилась?

Или прощалась с человеком, благодаря которому жизнь русских в своем квартале была спокойной и мирной?

— Я не знала его. Никогда не общалась лично. Видела Алексея Алексеевича только издалека, — проговорила Лиза тихо, словно боялась нарушить его покой, заставляя меня всматриваться в ее голубые глазища, где эмоции были такими чистыми и огромными, словно бескрайнее небо. — Но слышала о нем очень много хорошего. Когда мы приехали в Ванкувер, у родителей было не так много накопленных денег, и папа часто рассказывал, что именно Алексей-старший протянул ему руку помощи и помог открыть свой маленький бизнес…

— Дядя Лёша всем помогал, — глухо отозвался я, вспоминая вереницу бесчисленных людей, которые шли к нему почти круглые сутки за помощью или советом.

И никогда он не отказывал никому.

Потому что сам прошел через самый ад жизни и никому не желал подобного.

Как и я, дядя Лёша потерял родителей очень рано и остался сиротой. Только за его спиной никто не стоял, никто не поддерживал.

Он вырвал право на счастье у жизни с кровью и плотью и потому знал цену любой боли.

За это его уважали даже те, кто мог бы называться врагом.

А мы любили. Молча, но преданно. Всей душой.

И потому наши души горели в огне сейчас.

Лиза смотрела на меня и молчала, пока и я молчал, погрузившись в воспоминания о том, что всю мою жизнь после смерти родителей дядя Лёша всегда был незримо рядом. Не вмешивался в наши дела, не учил жизни, но к нему одному мы шли за советом и поддержкой, если это было необходимо.

Только рядом с ним мы снова чувствовали себя детьми… которых любят и ценят.

Должно быть, я молчал слишком долго, погрузившись в свои мысли, что даже сам не заметил, как Лиза оказалась рядом со мной.

Присела на диван, заставляя меня первые вздрогнуть, оттого что я упустил момент и позволил приблизиться к себе настолько близко.

— Я не самый лучший собеседник, Лиза, — проговорил я сухо, пытаясь расслабиться и сесть удобно, что категорически не получалось. — Всегда был таким. Но сегодня особенно.

Сейчас было самое время ей уйти и оставить меня одного.

Но Лиза продолжала молча сидеть рядом, а стоило мне повернуться к ней, как девушка неожиданно подалась вперед, обхватывая меня руками за торс… и крепко обняла.

Сказать, что я не ожидал подобного, — это не сказать ничего!

Не получилось даже сдержать эмоции, когда я глухо резко выдохнул, а брови взметнулись вверх.

Никогда еще Лиза не касалась меня так… волнительно. И сама.

И это просто выбивало из колеи. Вырывало из реальности. Расплющивало мозг, в котором и без того не было места для мыслей и тем более новых эмоций!