Доисторические изображения людей в рогатых шапках из Тассили (Алжир) и Труа-Фрер (Франция)

В сегодняшней Тропической Африке церемонии с использованием масок по-прежнему проводятся, но их цель – вовсе не развлечение. Скрывая лицо и покрывая голову, маска не только трансформирует статус человека, она превращает его в иное существо. Надевая маску на лицо или голову, участник церемонии перестаёт быть собой: он не может узнавать других людей, вести себя как обычно, по-человечески разговаривать. У народа догонов (Мали) существует специальный язык масок, доступный лишь узкому кругу избранных. Именно маска, вместилище духа, делает человека сверхъестественным существом, и сам он безоговорочно верит в это. Верят в это и зрители, даже если и видели, как их сосед или родственник две минуты назад надевал её на голову. Человек исчез, на его месте пляшет дух воды или священная антилопа. Так что сказка о шапке-невидимке – только для нас с вами сказка, для миллионов жителей сельской Африки это повседневная жизнь.

Изменение себя, обретение нового статуса при помощи головного убора – самый простой способ продемонстрировать этот статус окружающим. Все древние тропические цивилизации были согласны в том, что только правитель и ограниченное количество аристократов могут надевать головные уборы – хотя жарко и холодно может стать, казалось бы, всем. Элита отличалась от плебса наличием головного убора. Вероятно, поэтому в Древнем Египте головные уборы сперва считались исключительно атрибутом божеств: на древнейших изображениях люди не носят их. Надев корону, первые фараоны подчёркивали, что стали равны богам. Распространившийся по всему миру обряд коронации – возложение головного убора как символ обретения человеком божественной власти – начал свой путь именно из Древнего Египта, успешно достигнув наших дней.

В Древней Греции, где божественной царской власти не существовало, головных уборов не любили, надевая их разве что в путешествии или для работы в поле. Однако победители спортивных состязаний в награду получали именно головное украшение. Это был знак престижа, для многих в Греции сравнимый с монаршим. Для венков использовали определённые растения, каждое со своей символикой. Олимпийские призёры получали оливковый венок, в Дельфах предпочитали лавровые, в Аргосе их делали из сельдерея, а в Коринфе победители Истмийских игр вынуждены были ходить в венках из сосновых ветвей – эти ребята, полагаю, чувствовали себя самыми несчастными.

Впоследствии в Риме переосмыслили роль венка как символа славы. Спортивные достижения рациональным римлянам были ни к чему, и главным источником славы стали военные победы. Венчать голову главы государства лавровым венком вошло в моду со времён Юлия Цезаря, который, впрочем, с его помощью старался прежде всего прикрыть свою лысину (потому что рекомендованная Клеопатрой мазь из измельчённых жжёных мышей не помогала). Однако позже лавровый венок, сделанный уже из золотых ветвей и листьев, использовался исключительно для превращения гражданина в императора.

Впрочем, наголовное одеяние символизирует не только социальное преображение человека. Столь же часто головной убор является у различных народов символом дома, родного жилища, которое даёт защиту и безопасность. Полагают, что даже имена головных уборов в некоторых языках происходят от названий жилища: так, английское hat – «шапка, шляпа», вероятно, родственно hut – «хижина, хата», а слово cap, как и его русский родственник кепка, может происходить от cappan, кельтского названия хижины.

Католическая митра и портал Собора Парижской Богоматери

В этом нет ничего удивительного – многие шапки действительно до боли напоминают архитектурные сооружения. Митра Римского Папы по своему фасону идеально повторяет очертания портала готического собора, и это не случайное совпадение. Наиболее популярная в сегодняшней России форма русского девичьего кокошника тоже совпадает по форме с маковкой православной церкви, и в большинстве магазинов народного костюма он так и называется – «кокошник-купол», хотя ещё столетие назад такая форма для народного головного убора была нехарактерна. Наконец, стоит лишь сравнить внешний вид казахской юрты и мужской шапки тухпук, чтобы отметить их несомненное сходство по форме, да и по материалу – обе делаются из войлока. Надевая головной убор, человек получал возможность почувствовать на себе свой маленький дом – даже находясь вдалеке от родного очага.

Казахская юрта и национальная шапка тухпук – обе сделаны из войлока

Нередко форма головного убора символизирует и более важные сакральные объекты, чем дом. К примеру, причёска Будды, как и буддийские пагоды по всей Южной и Юго-Восточной Азии, повторяет очертания мифической священной горы Меру, и многие церемониальные головные уборы в этих странах следуют тому же канону, создавая своеобразную пагоду на голове человека. Точно так же форма плетёной шляпы мокоротло африканского народа сото (Лесото), по легенде, происходит от формы священной горы Килоане, у подножия которой некогда находился племенной центр сото. Некогда этот головной убор мог надевать только вождь, но сегодня эта шляпа – самый узнаваемый символ Королевства Лесото, изображённый на государственном флаге и непременно надеваемый на любых фольклорных праздниках с участием танцоров сото. Наш музей решил не отставать – на его логотипе тоже красуется мокоротло, купленное в Лесото.

Головной убор делает человека солиднее. Неслучайно во все времена он оставался самой дорогой частью гардероба – начиная ещё с корон фараонов и вплоть до знаменитого бриллианта «Куллинан-II», одного из крупнейших в мире, украшающего ныне корону Британской империи, в которой королева Елизавета ежегодно открывает заседания Парламента. Ещё каких-нибудь полвека назад её соотечественник лорд Бивербрук говорил, что «британские избиратели никогда не проголосуют за человека, не носящего шляпу». И хотя в Европе и Америке времена шляпы уже минули, во многих культурах Азии, Африки и Америки под этим высказыванием подпишутся миллиарды людей.