– Ты не понимаешь, Полина! У тебя рак мозга! У тебя время пошло не на часы, а на минуты! Чем ты вообще думаешь?! Иди спать, с утра у нас врачи!
Все. То самое слово на «р» было произнесено, пусть и не понято мною в полной мере. Этот разговор на повышенных тонах и вид на ночной Франкфурт стали, наверное, реальной точкой отсчета дальнейших событий.
Ночь я провела почти без сна, в некоем ступоре, без слез и эмоций. Пытаясь даже не осознать новость, а скорее решить, что буду делать дальше. У меня опухоль мозга. Рак. Мозга. У меня. И что? Это проблема? Да нет же – врачи преувеличивают. Папа тоже немного сошел сума, кричит на меня, вряд ли оно того стоит. Вот у других людей, безусловно, есть серьезные проблемы, в том числе и рак – печени или желудка, в общем, такой, от которого умирают. «Настоящий». Вспышка секундного страха превращалась в непонимание и растекалась внутри вопросом: «Что же будет, что меня ждет?» Так я живу до сих пор: что бы со мной ни происходило, нет осознания, что впереди окончательный тупик, ужас, кошмар, – кажется, что все можно преодолеть!
Совладав со своим настроением, папа прислал мне CMC: «Извини, наверное, надо было дать тебе снотворное. Подожди, сейчас пришлю тебе анекдоты и смешные картинки!» Нельзя сказать, что меня это сильно подбодрило, но я все равно была благодарна за поддержку.
Так я сидела, сидела и сидела, не думая о том, что надо бы отдохнуть перед завтрашними консультациями. Помню, что в гостиничном баре было только пиво – всерьез напиться у меня бы не получилось, даже если бы такое желание возникло. Заснуть организм не соглашался, а для каких-то выводов недоставало информации. Точнее, мое сознание решило, что ее недостаточно, и я выбрала наихудший способ заполнить пробелы: спросила доктора Гугла. Не повторяйте мою ошибку, пусть пальцы и зудят от желания набрать диагноз в строке поиска – потому что вы там прочтете приговор, с чем бы ни обратились. Простуда? Смертельно! Порез на пальце? Ампутация, инвалидность. Конечно же, доктор Гугл ответил, что рак мозга неизлечим, – зачем я вообще спрашивала?
Но и Всемирная сеть меня ни в чем не убедила. Наверняка именно со мной что-то другое, и завтра утром немецкий профессор признается, что на самом деле все хорошо, а врачи преувеличивают. Иначе и быть не может! Конечно, здесь мог сработать т. н. эффект отрицания, возникающий в стрессовых ситуациях: «Я в порядке, я в домике, это не про меня». Но дело еще и вот в чем: мне как эмпату очень жалко людей, переживающих страшные кризисы, я от всей души оказываю помощь – и вижу, что у окружающих столько всего серьезного происходит! У них ужас-ужас, а у меня вроде бы и ужас, но не такой же, я справлюсь.
Преуменьшая серьезность диагноза, я же не собиралась прятать голову в песок подобно страусу и все равно настраивалась на решение вопроса. Хотелось бы сказать читателям: вы имеете право на отрицание, если оно помогает вам двигаться дальше, не консервироваться в ужасе от происходящего. Сразу принять тяжелую новость не всем под силу – например, когда лишаешься работы или близкого человека, заболеваешь или случается что-то другое. От первых минут отрицания впоследствии может протянуться мостик к принятию. Главное – что-то предпринимать. Скажите себе: «Ладно, сейчас я не в состоянии полностью осознать свою проблему, значит, примем ее как данность. Да, я пока не верю, но сделаю первый шаг к ее решению, а потом предприму то-то и то-то. Страшного в мире вообще много, на мою долю выпало именно это, что будем делать?»
Нужно идти вперед, двигаться, искать выход. Если бы мою книгу урезали до двух слов, то я бы выбрала «Встал и пошел!». Не можешь бежать – иди, не можешь идти – ляг и ползи, важно любое движение, замирать нельзя. Помогай себе чем можешь, подтягивайся на кончиках пальцев и обязательно куда-то доползешь. А если остановишься, то будь ты хоть бедным, хоть богатым, хоть крутым, хоть простым, на пьедестале или где угодно, – наступит конец! Всех прошу: не впадайте в отчаяние. Чем тратить силы на уныние, вложите их в поиски выхода, который обязательно есть, я в этом не сомневаюсь: опробовано, проверено, из любой ситуации. Безвыходных положений нет, за глухой запертой дверью всегда будет следующая дверь, так бейтесь в нее, а если и она закрыта – в следующую! В третью, в десятую, двадцать пятую. И створки распахнутся.
Тогда, в свои 24, сидя без сна во франкфуртской гостинице, я не пыталась выдавить из себя принятие или разобраться с эмоциями, которые временно словно бы заморозились. Если я и получила стресс, то лишь от того, как мне «сообщили» о результатах обследования, а не от самого факта заболевания. Но одно я знала точно: пора бежать, идти, ползти и т. д. Двигайся – и придешь к другим условиям, может быть, они будут лучше. Не будут – иди дальше.
Утром я по своим ощущениям была бодра и направилась на консультацию к тому самому врачу, который, конечно же, должен был подтвердить, что диагноз ошибочен, и, господа, мы все свободны, все прекрасно. Думаю, вы уже догадались, что надежда на ошибку рухнула – профессор сообщил мне о наличии опухоли в мозге, подробно прокомментировал МРТ и подчеркнул, что операция необходима, желательно побыстрее. Вот тут впервые я услышала слово «трепанация» применительно к себе, любимой, – такое же страшное по содержанию, как и по звучанию.
Так как опухоль «поселилась» в левой лобной доле мозга, извлекать пораженный участок решили с определенным запасом. А доступ к этой части нашего организма, надо сказать, крайне нелегкий – я имею в виду для хирургов. Требуется надрезать скальп от уха до уха, завернув кожу наверх, затем отпилить верхушку черепа, дополнительно удалить небольшой квадратик кости на уровне лба – и только тогда ювелирно, по миллиметрам, работать с живой тканью внутри. Профессор, я думаю, не рассчитывал, что сидящая перед ним пациентка сразу все поймет и благодушно примет, но время консультации ограничено, потому он изложил суть операции и предложить задать вопросы. Только явно не ожидал, что я спрошу, через какое время после вмешательства мне можно будет выпить. «Вы серьезно? – уточнил доктор. – Перед трепанацией черепа вас волнует запрет на алкоголь? Ну, видимо, у вас будет все хорошо и когда-нибудь вы все-таки выпьете».
Нет, я могла бы сказать светилу медицины правду: меня волновали и другие вопросы, только, боюсь, «правильных» в его понимании среди них не было. Человек с опухолью мозга обязан, наверное, поинтересоваться препаратами, анализами, процессом реабилитации. Я же очень хотела знать, когда получу свою молодую жизнь обратно в максимально полном объеме – чтобы можно было встречаться с друзьями, гулять и веселиться, как-то вообще не рассматривая вариант, что в 24 года от всего этого придется отказываться. К тому же ведь у меня роскошные длинные волосы до самой попы, разве я доверю их сбривать неизвестным мне медсестрам в клинике? Нет, пусть даже одним днем, но я слетаю в Москву, к своей стилистке с легкой рукой, пусть меня острижет именно она. До операции еще неделя, хватит времени выбрать приличную пижаму, сделать маникюр/педикюр – иначе как я разденусь в больнице, как пойду с неухоженными руками и ногами в операционную, там врачи-мужчины, в конце концов! Волосы будут уже острижены, надо брать чем-то другим. Этого я, конечно, профессору не озвучила, а вот разрешение на посещение Москвы все-таки спросила, подчеркнув, что мне это нужно. Неважно, что он обо мне подумал и насколько легкомысленны пункты, которые я здесь перечисляю.
Понимаете, я никак не могла позволить грядущей трепанации занять всю мою жизнь, перекрыть мне горизонт и кислород, заставить полностью погрузиться в мир раковых опухолей и жить этим каждую минуту. Не в моей воле было отменить рак мозга, но я могла – и должна была! – решать, о чем думать и чего хотеть, что делать до и после операции. Забота о своей внешности, или даже такое странноватое занятие, как просматривание сайтов с париками, отодвигает ужасные мысли на второй и даже на десятый план. Главное, всерьез сконцентрироваться на жизни «после» – изо всех сил верить, что она непременно будет. А раз так, решите уже сейчас, кто польет ваши цветы, кто выгуляет собаку, какие книги вы прочтете, когда вас выпишут из больницы, выберите шапку и халат. Вроде бы это все ненужные мелочи по сравнению с глобальной проблемой или страшным диагнозом, но стоит только позволить себе нырнуть в ужас, как он съест каждую свободную минуту. «Это всего лишь волосы, какая разница, кто их отрежет?» – жизнь сосредоточена в таких крошечных деталях на самом-то деле. Круглосуточно пережевывая подробности диагноза, вы ничем себе не поможете, лучше озаботиться ближайшим будущим, поселить себя в картинку, где вы все уже прошли. Я не оставила себе свободного времени на ожидание чего-то плохого, заполнив оставшиеся до операции семь дней под завязку.
