Что ему предстоит смотреть, Грэм понял сразу, стоило увидеть: архив с видеозаписями приёмов пациентов. Такого он (видеофайлы с камер на местах преступлений) пересмотрел на пару с Беверли и Зеллером — больше не захочешь. Но вот сейчас он очень захотел.

Мотая до семи часов вечера понедельника, Уилл знал, что именно ему предстояло увидеть, но он намеренно начал с начала своего часа, не берясь сразу за нужный временной интервал.

Стоило заметить, что уже как с полгода его походы к доктору Лектеру не имели терапевтической необходимости. Время оставалось закреплённым за ним, поэтому Уилл приходил к семи вечера, он и Ганнибал разговаривали, пили вино (вот как прямо сейчас перед глазами Уилла), молчали, кружили друг вокруг друга. Уилл мог уйти и уехать в Вулф Трэп, а мог и остаться на ночь в гостевой спальне. Которая уже давно стала его, потому что в ванной лежали его зубные нить и щётка, а в комоде смена одежды.

Камера стояла высоко, так, чтобы в поле обзора попадали и письменный стол Лектера, и оба кресла, одно со спинки, и чёртова сдвижная лестница.

«Твою ж мать», — только сейчас Грэм сообразил, что всегда, когда бы он ни приходил на приёмы, эта лестница стояла ровно в одном и том же месте, словно ею не пользовались вовсе. Но это не могло быть правдой. Ганнибал постоянно снимал с её помощью книги, да и сам Уилл, забравшись, те доставал. Но к девятнадцати ровно Ганнибал сдвигал лестницу так, чтобы местоположение её хорошо просматривалось. А почему? Да потому что Грэма тянуло к той, что ни вечер. Дойти, покрутиться, обежать рукой направляющие, сдвинуть, вернуть, облокотиться, откинуться, согнув ногу и зацепившись носком ботинка о ступеньку. А ещё лучше (вот как прямо сейчас, что и видел Уилл в записи) вообще на лестницу лечь, призывно улыбаясь, и почти расстегнуть рубашку. А начерта она застёгнута на все пуговицы? Но, главное, продолжать улыбаться своему доктору и качать коленкой. И справился со всем Уилл Грэм великолепно. Потому что, когда Лектер накрыл его собою и начал жать со всех сторон, Уилл не ударил лицом в грязь. Он с подкупающей готовностью обнял Ганнибала по плечам, впутав пальцы в белёсые волосы, а ту самую блядскую свою коленку закинул Лектеру по ноге. Да выше, чуть не до бедра, когда тот обеими ладонями тискал Уиллу задницу.

«Пятьдесят секунд, — подытожил Уилл, — пятьдесят ёбаных секунд».

Именно столько Уилл Грэм в записи понедельника этой недели позволял своему доктору лапать себя за зад и сосал его же язык. Именно столько цеплялся руками за его плечи, тянул к себе и стонал, прежде чем оттолкнуть.

Звука в записи не было. Стоны Грэм помнил и так.

«На это невозможно смотреть», — решил Уилл после пятой минутной перемотки назад, закрыл файл и поднялся со стула.

***

Мог ли Лектер признаться хотя бы самому себе в том, что об определённых своих поступках он сожалеет или сожалел? Нет. По той простой причине, что он не сожалел. Да, бывало, что в чём-то он ошибался. Но все свои ошибки он принимал к сведению, чтобы потом не допускать ничего подобного. А чаще всего расчёты Ганнибала были безошибочными.

— Тебя долго не было, — сказал он появившемуся в кухне Уиллу.

— Просто сложно было оторваться, — смирно отозвался тот.

Настолько смирно, что Ганнибал просмотрел Уилла пристальнее. И под этим «пристальнее» тот взял из фруктовницы инжир и откусил.

— Новая ваза?

— Да.

— А что с прежней?

— Ударилась о стену, — Ганнибал вернулся к кипящей кастрюле.

— Почему именно я с тобою? Или Сэм предлагал индивидуальную фотосессию не только нам?

— Потому что мы пара.

Клубок исходящих паром спагетти отправился в дуршлаг.

— Ты ему сказал? — Грэм жестоко дожевал ягоду.

— Нет.

— Излишне застенчивый Рэндалл?

— Тоже нет.

— Да кто в таком случае?

— Ты бы знал, Уилл, как бережно относятся к тебе твои сотрудники. Они давно считают нас парой. А сказал Сэму об этом Джек.

— Мои бережно относящиеся ко мне сотрудники забыли поставить в известность меня, — Уилл закрыл ладонями лицо и прижал те посильнее.

Когда отнял руки, Ганнибал протягивал ему две тарелки с пастой.

— Алана и Марго тоже пара, — Уилл развернулся с тарелками.

— Есть нюанс, — вслед ему сказал Ганнибал.

— Валяй, — разрешил Уилл из-за стены.

— Сэм считает, что ты и я сексуальнее.

— Да неужели? — Уилл обернулся на голос Ганнибала.

— Позволь узнать, ты задержался в моём кабинете, потому что сколько раз просмотрел таинство у лестницы?

Уилл смог удержаться и не закатывать глаза, а просто забрал бокалы у Ганнибала.

— Пять, — нехотя бросил через плечо и сел на свой стул.

Лектер тоже сел, не спуская с Уилла довольного взгляда. Разобрался с салфеткой, потом разлил вино в бокалы.

— С первого раза не всё рассмотрел?

— Мать… Боже, Ганнибал, я всё рассмотрел с первого раза.

— Но?

— Но это было сексуально, — Грэм снова начал краснеть.

Лектер кивнул:

— Ешь, прошу тебя, паста быстро остывает.

========== 4. Только то, чего ты хочешь (2) ==========

Уилл Грэм любил горячую воду. Очень горячую. Такая вода его раскрывала, расслабляла и придавала сил. Сейчас было тоже горячо. Но к привычным и знакомым ощущениям добавилась неясной этимологии дрожь в теле. Сродни восторженной. Непрекращающаяся, нарастающая, стягивающаяся в узел под диафрагмой, роющаяся, словно лапа ягуара с втянутыми, пока, когтями, в животе. Оседающая в стуке кромок зубов друг о друга.

«Простуда, что ли, начинается?» — досадливо сморщился Грэм, растирая под потоками воды шею.

Вполне возможно, потому что к концу ужина ему было не совсем хорошо. Не по себе. Уилл даже думал, что его стошнит. Но подозревать стол Ганнибала в некачественных продуктах было кощунственным. К тому же «не по себе» быстро прошло, словно и ни бывало.

Уилл открыл глаза, почти не видя из-за струй воды. Отёр ресницы и веки, вышел из-под потока. Но видеть лучше не стал. Он выбрался из кабины, держась за что придётся. Коварная, но такая сладкая тяжесть, чередуясь с едва ли не невесомостью в ногах и руках (да такое возможно вообще?) дала ему добрести только до раковины, о которую Уилл оперся с благодарностью. Из холодного зеркала на Грэма смотрел уже хорошо так перекрытый джанки, с огромными зрачками, искажающимся в мелкой дрожи ртом и с приставшими ко лбу и шее мокрыми волосами.

— Чёртов ублюдок, — простонал Уилл, дотянулся до полотенца, почти успешно собирая с волос воду. Полотенце было наимягчайшим и, пока он в него заворачивался, дарило райские прикосновения.

— Ганнибал! — закричал Уилл, снова держась за раковину. — Ганнибал!

Грэм был зол, но смотрящий из зазеркалья уже сдавался под оглушающей шумящей волной.

— Уилл?

Грэм обернулся.

***

Ганнибал приложил усилие, чтобы тон его продолжал оставаться дружелюбным, а голос успокаивающим. Но похоть рыком копилась на задворках горла, стоило ему увидеть Уилла: встрёпанного, горячего и почти голого. А когда тот обернулся от зеркала, зверь изнутри толкнулся и ударил. Ганнибал это почувствовал, а Уилл — увидел.

— То, что у тебя так мгновенно на меня встаёт, это прямо как комплимент, — с придыханием от наплыва злости и эндорфиновых волн съязвил Грэм. — Что ты мне дал?

— Сегодня? — поднял бровь Лектер.

— Боже. И сегодня, и в понедельник. И ещё хрен знает когда до этого.

Уилл обхватил себя руками по плечам и чуть ссутулился.

— Метилендиоксиметамфет…

— Заткнись, — зарычал Грэм, шагнув навстречу, но тут же отступил. Наставил на Ганнибала указательный: — Прекрати этот заумный трёп. Ты дал мне…

— …экстази. Но в понедельник совсем немного.

— Я заметил, — огрызнулся Уилл, — я заметил, что сегодня с этим перебор. Ты дал мне наркотик!

Лектер начал приближаться.

— Чего ты боишься?

— Я не боюсь, но это наркотик!

— Нет, чего ты боишься?