Сейчас эта люстра не выглядела нарядной, как на рассвете, – она просто тускло светила желтыми лампочками. Конечно, такие вещи довольно странно смотрятся в типичной обстановке…

Отец продолжал телефонный разговор:

– Да-да, Агния. Моя дочь. Ты помнишь, как она каталась на коньках? С ума сойти! Нет, Агния давно ушла из спорта. Травма…

Я поморщилась, словно от горького лекарства, и прижалась лбом к холодному стеклу. Воспоминание об аварии, которая произошла со мной в детстве и лишила навсегда спортивной мечты, будет преследовать меня всю жизнь. Острой занозой жить в сердце и время от времени неприятно саднить.

– Ага. Приехала ко мне пару недель назад. Да, остановилась пока у нас. Переводится с экономического в Академию художеств. Да. Да. Представляешь? Талантливый человек талантлив во всем.

Эту фразу отец произнес с нескрываемой гордостью, а ведь до недавнего времени понятия не имел, что я пишу картины. И в детстве не особо интересовался моими спортивными достижениями. С тех пор как родители развелись, мы с отцом мало общались.

Папа рассмеялся:

– Думаешь, от меня?

Любовь к живописи мне привила мамина подруга и, пожалуй, мой самый близкий человек – Надя. А единственное, что я могла унаследовать от отца, – это безразличие.

– Саша, а ты помнишь наш разговор в Турции? Ну по поводу квартиры… Твоя дочь так и не нашла соседку? Да, Агния в этом плане – идеальная девочка. Очень чистоплотная, аккуратная…

Отец начал говорить фразами Татьяны, которые раздражали меня до зубовного скрежета.

– Что ты, деньги вообще не проблема. Да. Точно! – Отец снова громко рассмеялся.

Над крышами многоэтажек показалась выпуклая луна. Через приоткрытую форточку донесся звон трамвая.

– Почему больше не может жить у нас? – переспросил отец. А затем понизил голос. Только так, что я могла расслышать каждое слово. От этого хотелось удариться лбом об оконное стекло. – Мы с Татьяной решили, что Агния уже взрослая самостоятельная девушка. Ну что она с нами живет? Стар да млад. Скучно ей, наверное, до смерти.

Отец снова рассмеялся, только уже не так естественно, как в первый раз. «Мы с Татьяной решили». Что-то мне подсказывало, что в этом доме решает одна Татьяна.

– Да-да, ты прав. А как быстро растут! Моргнуть не успеем, уже и Алик покинет отчий дом…

Я решила, что с такой материнской привязанностью Алик покинет отчий дом не очень скоро. Татьяна его опекала, будто он был грудным несамостоятельным ребенком, а Алик уже пользовался бритвой, и голос у него ломался.

– Значит, договорились? – спросил отец уже в полный голос. – Спасибо, Сашка, ты настоящий друг. Конечно! – И снова натянутый хрипловатый смех. – Скинешь адрес эсэмэской? Спасибо, дорогой! Спасибо! Да, и тебе! Жене горячий привет! Всех обнимаю!

Отец прощался с беднягой Александром Филипповичем целую вечность. Когда снова зашел в комнату, я по-прежнему сидела на подоконнике, обхватив колени руками. В сторону папы не смотрела.

– Прости, Агния, – снова виновато начал отец, – но так будет лучше для всех нас. Ну чего тебе с двумя стариками жить?..

От нытья отца мне самой хотелось поскорее съехать хоть на край света. Зря я вообще остановилась у него. Наивная дура! Думала, мы сможем наладить отношения, но за все время, что я прожила здесь, мы даже толком ни разу не поговорили.

– У меня есть адрес Сашкиной дочери. Ее зовут Варя. Она живет в центре и давно ищет соседку. Ты с ней созвонись, и вы обо всем договоритесь. Сашка ее предупредит. Только не тяни, Агния. Варя будет ждать твоего звонка…

Первый шок накрыл уже в парадной. Я надолго зависла перед широкой лестницей, разглядывая красивую лепнину на стене, позолоту и кружевные перила. Особенно меня впечатлили барельефы с прекрасными нимфами, подпирающими потолок. Выглядели эти нимфы очень печально и обреченно, будто их заставляли заниматься этим тяжелым неженским делом почти полтора столетия. Стены явно недавно были выкрашены небесно-голубой краской. Даже запах до сих пор не выветрился. На подоконниках с витражными окнами стояло кашпо с цветами.

Откуда-то сверху раздавалась мелодичная музыка. Кто-то громко, задорно и весело играл на фортепиано. Желтые полоски света растянулись на ступенях. До этого я такие красивые парадные только на картинках видела. Неужели теперь буду здесь жить? Тут же вспомнила подъезд папиного дома с окурками в углах и заваренным мусоропроводом. Да, может, это даже хорошо, что Татьяна и отец «решили», что я уже взрослая, и отселили меня. Осталось разобраться с хозяйкой квартиры – таинственной Варей. Дружбу с девчонками у меня водить никогда не получалось. Зимой мне очень хотелось сблизиться с одной девушкой – второкурсницей Вероникой, моим репетитором. Но у нее уже была верная боевая подруга Юлька, поэтому я чувствовала себя рядом с ними пятым колесом. Да и вообще, там такая история получилась… Некрасивая, но очень поучительная, последствия которой я до сих пор расхлебываю[1]. Надеюсь, мы не будем конфликтовать с Варей – и на том спасибо. Уж держать нейтралитет мне ума хватит.

Минуя сразу пару ступеней и нарочно наступая на солнечные полоски, я поднялась на самый верхний этаж. Пока разглядывала деревянные широкие двери с номерами квартир, заметила на стене нарисованное синей ручкой созвездие. Я не сильна в астрономии, но, кажется, это Большая Медведица. Обидно. В парадной только сделали ремонт, и уже какой-то хулиган успел отметиться. Хотя рисунок меня этот даже немного умилил. В парадной отца на нашем этаже тоже были надписи, правда, не такие… Сплошные обзывательства и строчки из песен Моргенштерна.

Я замерла у двери и прислушалась. Фортепиано теперь звучало этажом ниже, а так тихо. Интересно, эта Варя хотя бы дома? Может, она необязательная – назначила встречу, а сама свинтила. Я нажала на кнопку звонка. Тут же раздалась веселая трель, а за дверью послышался громкий лай. Я поморщилась. Нет, у меня не было аллергии на шерсть и каких-то предубеждений против собак, но если этот питомец будет заливаться так днем и ночью, придется мне искать себе другую соседку.

Дверь приоткрылась, и тут же под ноги бросился белый пес. Небольшого размера, с забавной бородой. Он принялся обнюхивать мои туфли и щекотать голые щиколотки.

– Харви! Харви, фу! – послышался звонкий женский голос. Вскоре показалась и сама Варя. Точнее, ее голова – белокурая, с вихрем кудряшек. – Харви! Фу! Вот несносный!

Варя выскочила на площадку и резко наклонилась за своим питомцем. Ее мягкие легкие кудряшки взметнулись вверх. Вот она взяла пса на руки, словно ребенка, выпрямилась и сдула с лица упавшую прядь волос. Немного бесцеремонно осмотрела меня с ног до головы и улыбнулась:

– Ты Агния, да? Приветик!

– Здравствуй, – сдержанно отозвалась я, осматривая ее в ответ. Сильно старалась не пялиться, хотя, конечно, было любопытно. Зеленые глаза, милая родинка на щеке, аккуратный нос и пухлые губы. Варя оказалась очень даже хорошенькой.

Одета она была в легкий светлый сарафанчик. На ногах – тапки в виде лица Гомера Симпсона. Огромные и уродливые, которые портили весь вид. Я бы такие сроду не надела.

– Какая ты красивая! – вполне искренне ахнула Варя.

Я от неожиданности растерялась. Нет, комплименты получать всегда приятно, но вот так… с порога…

– Спасибо, – отозвалась я, все-таки ей улыбнувшись, – ты тоже.

И ведь это чистая правда. Девчонке бы моделью подрабатывать, есть все данные. Такая запоминающаяся и яркая внешность.

– Спасибо! – весело отозвалась Варя. Потом переложила своего пса в одну руку, а вторую, освободившуюся, протянула мне. – Ой, что же это я? Варвара! Очень приятно познакомиться.

– Мне тоже, – ответила я на крепкое рукопожатие.

Варя так активно трясла мою руку, что я снова растерялась. Ясно одно – непосредственности этой особе не занимать.

– А это Харви, – представила Варя своего питомца, который притих у нее на руках. Только хвост по-прежнему приветливо двигался из стороны в сторону.