Лун помедлил, а затем спросил:

– Вы уже что-нибудь нашли? – Он не знал, что ответит, если его попросят помочь. Рано или поздно ему придется признаться и попросить кого-нибудь научить его читать, но пока что Луну не хотелось этого делать. Он не желал давать Потоку и его приспешникам новые поводы придираться к нему, особенно теперь, когда двор находился в столь шатком положении.

– Думаю, мы наконец-то нашли, где нужно искать, – сухо сказала Нефрита. – Это уже что-то.

Звон завозился и потер рукой шею.

– Мы начали с самых старых записей, но все они, похоже, начинаются с того времени, когда Индиго и Туман увели двор отсюда.

Цветика кивнула, не отрывая глаз от книги.

– Похоже, что пергамент, которым они пользовались, начал рассыпаться, и им пришлось переписать большинство старых томов. Они слишком торопились, чтобы переплести их. А без обложек мы не можем понять, когда были сделаны записи. Приходится читать все подряд, пока что-нибудь на это не укажет.

Насколько понял Лун, все то время, что Цветика говорила, она продолжала читать. Видимо, быть наставником было гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд.

Толк перевернул страницу, зевая.

– Хотя бы одно мы уже выяснили: нет никаких упоминаний о том, что, когда двор уходил отсюда, с древом было что-то не так.

– Утес уже и так это сказал, – заметила Душа.

Толк пожал плечами.

– Я знаю, но если бы его здесь не было и он не мог бы нам об этом сказать, то мы бы все равно смогли это выяснить.

Душа хмуро посмотрела на него.

– Ты можешь выражаться еще мудренее? А то я тебя почти поняла.

– Потом поспорите, сейчас читайте, – почти прорычала Цветика.

Лун подождал, когда они все снова углубятся в чтение, а затем ускользнул прочь.

Он зашел в ясли, чтобы навестить детей. Пока королевские птенцы из Медного Неба вели шуточные бои с юными птенцами-воинами, а малыши арборы карабкались по нему, Лун пытался забыть о бедах двора.

Подошла Весна, уселась рядом с Луном и без предисловий сказала:

– Медяк говорит, что мы не можем здесь остаться. – Нескладная пигалица-воительница вместе с ее братом Снежком были самыми взрослыми из воинов-птенцов и единственными выжившими из последнего выводка Смоли, прошлой королевы-сестры.

Лун посмотрел на нее поверх макушки малышки-арборы, крепко прижавшейся к его груди. Это была не то Ракушка, не то Крапинка – он все еще не мог их различить, они даже пахли одинаково.

– Кто такой Медяк?

Стеснительный Снежок пододвинулся к Весне и подсказал, выглядывая у нее из-за спины:

– Он воображает себя умным, потому что Цветика говорит, будто он станет наставником, когда вырастет.

Лун потрепал гребни Ракушки или Крапинки, размышляя, стоит ли ему обо всем им рассказывать. Маленькая королева Стужа, в какой-то миг потешного боя сменившая сторону и прижавшая Шипа к полу, остановилась, чтобы послушать, а вслед за ней замерли и остальные драчуны. Горький, сидевший на спине Стужи, смотрел на Луна широко распахнутыми глазами. Три учителя, кормившие малышей-арборов, тоже бросили на него взгляды, полные беспокойства и любопытства.

Лун вздохнул, смирившись с тем, что ему придется побыть вестником дурных новостей.

– Мы пока не знаем. Но, возможно, нам придется уйти.

Он приготовился к тому, что ему придется объяснять кражу семени, и лишь надеялся на то, что дети не решат, будто в древо в любой момент могут ворваться чужаки. Но Стужа лишь спросила:

– На летучих кораблях?

Лун сказал, что, наверное, да. Тогда Шип скинул с себя отвлекшуюся Стужу, Горький прыгнул на них, и игра возобновилась.

Снежок вприпрыжку побежал к остальным птенцам, но Весна сказала:

– Они не понимают.

Лун подумал, что Стужа, Горький и Шип, наверное, все понимали, но, по сравнению с тем, что они пережили, очередной переезд не казался им таким уж страшным делом. Остальные все еще не оправились после нападения Сквернов, а большинство, похоже, просто притворялись, что ничего и не произошло. Весна была уже достаточно взрослой, чтобы осознавать все возможные последствия их положения, и, наверное, начинала чувствовать груз ответственности, который скоро будет возложен на нее как на воительницу из королевского выводка. Лун попытался утешить ее:

– Мы пережили Сквернов, переживем и это.

С Весной это сработало лучше, чем с Крестцом. Она чуть выпрямилась и сказала:

– Да. Переживем.

Позже Лун вернулся в зал учителей, но обнаружил, что деятельные арборы уже перенесли все вещи в только что убранные опочивальни. Он нашел ту, в которую они заселили его и Нефриту, – просторную комнату у дальней стороны яслей с выходившим на лестницу балконом и с потолком, украшенным замысловатой резьбой. На полу были разложены шкуры и подушки для сидения, в чаше-очаге лежали горячие камни, а в большой подвешенной кровати лежала груда одеял. Лун увидел свое шерстяное одеяло лежащим сверху и решил, что это хорошо, – значит, он тоже здесь живет. Он запрыгнул на кровать, чтобы подремать.

Через некоторое время его разбудила Нефрита, забравшаяся на него, чтобы заняться сексом. Лун даже не успел спросить, насколько продвинулось дело с книгами. После она уснула, а он лежал, поглаживая ее гребни, и думал, как сильно ему хочется остаться здесь вместе с ней. С Нефритой он был готов жить где угодно, но это место нравилось ему больше прочих.

Он снова задремал и проснулся уже тогда, когда Толк постучал по дну кровати.

– Нефрита? Цветика говорит, что она что-то нашла.

Они собрались в зале учителей под ветвями резного леса. Утес вернулся, прервав спор о том, кто должен пойти и позвать его. Вьюн привел Жемчужину, Потока, Дрейфа и еще нескольких окрыленных оттуда, где они прятались. Звон, Крестец, Набат и Бубенчик были здесь, но остальной двор созван не был. Все, похоже, решили подождать, когда у них появится связный план, и уже затем объявить о нем всем остальным. Впрочем, учитывая, с какой скоростью разлетались вести среди арборов, созывать общее собрание, наверное, и не потребуется.

Когда все нашли себе места и уселись, Цветика устроилась в самом центре собравшихся. На коленях она держала свиток пергамента, а его раскрашенный кожаный футляр лежал рядом.

– Мы нашли дневник наставника, в котором говорится о семенах. К несчастью, там не сказано, что делать, когда древо-колония теряет свое семя. Подозреваю, что мы первый двор, столкнувшийся с подобной проблемой, – по крайней мере, наши предки о ней не знали.

Нефрита горько усмехнулась:

– И почему меня это не удивляет?

Лун подумал о том же.

Жемчужина недобро зыркнула на нее, а затем спросила у Цветики:

– Тогда о чем же там говорится?

– О том, где произрастают семена. – Цветика постучала по свитку у нее на коленях. – Их берут из сердца исполинского терновника, очень редкого растения, которое растет только в западных Пределах. Семя нашего древа произошло из терновника, который находится в четырех или пяти днях полета воина отсюда и который занят двором Изумрудных Сумерек. Точнее, он был занят им в то время, когда были сделаны эти записи.

– Они еще там. – Лицо Утеса, как всегда, ничего не выражало. Он, похоже, не воодушевился сказанным в той же степени, что и все остальные. – Я видел их разведчиков, когда прилетал сюда два цикла назад. Они – древнейший двор в этой части Пределов, и крупнейший.

Нефрита подалась вперед. На ее лице читалась решимость.

– Значит, мы можем попросить у них другое семя?

Цветика кивнула.

– Думаю, это самый лучший вариант. Конечно, мы не знаем, есть ли у них лишние, но спросить всегда можно.

Все посмотрели на Жемчужину. Она гневно дернула хвостом.

– Полагаю, придется отправить официальную делегацию. – Жемчужина сказала это так, словно даже думать об этом было невыносимо.

Лун посмотрел на Нефриту: вид у нее был скорее недовольный, чем мрачный. Да и идея отправить официальную делегацию, похоже, больше никого не возмутила. Видимо, Жемчужина просто терпеть не могла других раксура. «Хорошо, что не меня одного», – подумал Лун.