Возможно, ей хотелось бы узнать, кто он, но она не хочет все испортить.

И если он тот, кого она знает — тот, кого она не хочет знать — она не хочет прервать их времяпрепровождение.

Он раздвигает ее ноги, размещаясь между ними, и Гермиона втягивает его в еще один глубокий поцелуй. Его руки обхватывают ее, притягивая к твердым линиям его тела, и она чувствует, как он прижимается к ее животу, твердый и настойчивый.

Когда он отодвигается назад, осыпая поцелуями ее шею и ключицы, открытую линию декольте над нижним бельем, из ее горла вырывается тихое хныканье. Кем бы он ни был, он знает, что делает.

И Гермиона благодарна ему за это.

Его рот касается изгиба ее груди, руки дразнят соски сквозь тонкое кружево, а язык проводит влажную линию между грудей.

— У тебя потрясающее тело, — бормочет он в ее тело, обводя языком один сосок, затем оттягивает ткань в сторону и снова возвращается к чувствительному узелку.

Гермиона стонет, зарываясь пальцами в его густые волосы, а другой рукой упирается в стол.

— Спасибо, — задыхается она на резком вдохе, когда он нежно покусывает ее грудь. — Как и твое.

В словах снова проскальзывает веселье.

— Я рад, что ты так считаешь.

Он обращается с ней осторожно, с благоговением, расстегивая застежки ее бюстгальтера и снимая черные кружева с тела, оставляя в одних трусиках и чулках.

Низкий, гортанный стон срывается с его губ, когда он берет ее в руки.

— Прекрасно, — бормочет он, целуя один сосок, затем другой. — Великолепно.

Наслаждаясь его комплиментами, она откидывает голову назад, растворяясь в нежных прикосновениях. Это именно то, что ей было нужно. Он и есть то, что ей нужно.

Потянувшись к нему, Гермиона нащупывает затвердевший член в брюках, прежде чем расстегнуть пуговицу. С тяжелым выдохом он кладет одну руку на стол рядом с ней и упирается лбом в ее плечо, когда она полностью охватывает его и скользит плавными, томными движениями.

— Это так приятно, — говорит он, касаясь пальцами ее кожи, задевая ластовицу трусиков. Он целует ее плечо, отодвигает кружево и вводит внутрь лишь один палец. — Я бы хотел попробовать тебя на вкус, если ты не против, — она уловила вспышку ухмылки. — Если у нас девяносто шесть процентов, то ты, несомненно, на вкус как амброзия.

Яркий смех вырывается из нее, уничтожая любую толику напряжения, все еще остававшуюся между ними.

— Все в порядке, — справляется она, выгибая бедра навстречу ему, когда он вводит второй палец. Его большой палец водит по клитору медленными, дразнящими кругами, которых достаточно, чтобы заставить ее тело напрячься, а пальцы на ногах подогнуться. — Хотя я не уверена в амброзии…

Он целует ее снова, сильнее, прикусывая нижнюю губу, когда она крепче прижимается к нему. Он вводит свои пальцы чуть глубже, изгибая их внутри, и Гермиона чувствует его улыбку на своем рту, когда стон срывается с ее губ.

Другой рукой он нащупывает ее трусики и с некоторым усилием одной рукой стаскивает их вниз по ее ногам.

Затем он на мгновение встречается с ней взглядом — достаточно надолго, чтобы она могла отступить, если бы захотела, — прежде чем раздвинуть ее ноги и опуститься на колени. Еще одно долгое мгновение он просто смотрит, расположившись всего в дюйме от ее лона.

И, Мерлин, она знает, что должна чувствовать что-то еще, кроме сильного возбуждения. Она даже не знает имени этого мужчины и стоит перед ним голая, находясь в одних чулках.

Но между ног у нее разливается жар, и она жаждет разрядки с непомерным отчаянием.

Он поглаживает ее клитор кончиком пальца, проводит ниже, собирая смазку, а затем пробует на вкус языком. Она жалеет, что не может увидеть его лицо за трепещущими веками и раскрытым изгибом рта.

— Амброзия, — мурлычет он, и смешок вырывается наружу, когда он говорит: — Я уже говорил, что рад, что ты прислала мне сову сегодня?..

Затем он ныряет вниз, языком проводя линию по половым губам, погружается во влагалище, а затем смыкает губы на бутоне клитора.

Низкий стон вырывается из ее горла, голова откидывается назад, и она выгибает бедра навстречу ему. Пальцы Гермионы вцепились в его волосы, сжавшись и притягивая голову к себе.

— Я тоже рада, — вздохнула она, и ее слова прервались хныканьем, когда его язык снова нашел ее клитор.

И если он не лучший в этом деле из всех мужчин, что у нее когда-либо были, она не знает ничего другого. Наслаждение закручивается в ней с каждым движением его языка, с каждым движением пальцев в глубине ее тела. Он сосет ее, как изголодавшийся мужчина, как будто она — все, что ему нужно, и она не находит ничего постыдного в придыхательных криках, которые срываются с ее губ каждый раз, когда он прикасается к ней.

— Черт, — задыхается она, сжимая ноги вокруг него, когда его губы снова смыкаются вокруг ее клитора, а пальцы снова и снова касаются запретной точки внутри. — Я сейчас…

Пятьдесят четвертый хмыкает, проводит языком по входу во влагалище, погружая его внутрь, и когда он снова достигает клитора, ее настигает оргазм.

Волна за волной наслаждение прорывается через нее, а низкий стон застревает в ее горле. Зрение туманится, каждая часть тела напрягается и разжимается одновременно. Тяжелый вздох срывается с ее губ, грудь тяжело вздымается, когда он нежными ласками доводит ее до оргазма.

И может быть, она сошла с ума, но, возможно, дополнительное удовольствие приносит то, что она даже не знает, кто он такой. У нее нет причин сдерживать себя, заботиться о приличиях.

Взяв незнакомца за шею, она притягивает его к себе, и их губы встречаются в обжигающем, жаждущем поцелуе. Она чувствует вкус себя на его языке, на его губах, и только притягивает его еще ближе.

Она одним движением спускает брюки с его бедер и тянется к его члену, отчаянно желая почувствовать его толстую длину внутри себя.

— Спальня, — дышит он ей в губы, руки тянутся к спине Гермионы, когда он обхватывает ее ноги вокруг своей талии и оттаскивает от стола. — Если только ты не хочешь здесь…

— Прихожая, — задыхается она, присасываясь к его шее. — За тобой.

Он поворачивается, слегка спотыкаясь, и идет в нужном направлении, в то время как она надрачивает его член, чувствуя, как он толкается чуть ниже ее входа.

— Черт, — простонал он, прижимая ее к стене и глубоко целуя. Наконец им удается добраться до спальни, и он бросает ее на кровать, мгновенно накрывая ее тело своим.

— Как ты любишь? — спрашивает он между поцелуями, руками блуждая по ее обнаженной коже, лаская ягодицы, изредка касаясь кружевных краев чулок. — Как ты хочешь меня?

Есть что-то в том, как он говорит с ней, как он предлагает ей власть над собой, как будто он знает, что ей нужно. Как будто он точно понимает, почему она пригласила его сюда сегодня вечером.

— Мне все равно, — задыхается Гермиона, выравнивая его член и направляя в нужную сторону. — Мне просто нужно, чтобы ты жестко трахнул меня.

Широкая, дразнящая ухмылка, которую она мельком заметила, на мгновение пересекает его лицо, прежде чем она снова теряет ее из виду.

Может быть, он захочет остаться еще на один или два раунда. Может быть, они все-таки сделают эту ночь лучше. Но сейчас Гермиона хочет чувствовать жар его тела, давление, силу и эту сладкую смесь удовольствия и боли.

— Принято, — говорит он, входя в нее одним плавным движением.

Они стонут в унисон, его член заполняет ее так восхитительно, что если бы она была более склонна доверять результатам теста, то могла бы подумать, что он был создан для того, чтобы постоянно трахать ее. Спина Гермионы выгибается дугой от ощущения его тела на своей кровати.

— Сильнее, — тяжело дышит она, целуя его. — Быстрее. Дай мне все, что у тебя есть для меня.

Он отстраняется, упираясь руками по обе стороны от ее тела, и снова входит в нее, погружаясь до упора. Движение срывает резкий крик с ее губ.

— Я дам все, что есть у меня, — пробормотал он, снова целуя ее, — для тебя.