Отбиться от этой горы мышц невозможно. Он раскидал охранников Айдарова, словно слепых котят…
– Монгол… – сбивчивым шепотом с моих губ и ухмылка в самые губы, огненное дыхание с привкусом ментола и миндаля жалит, кружит, отравляет.
– От тебя возбуждением несет, ночь будет приятной…
– Я прошу… – повторяю, прикрывая потяжелевшие веки, поддаюсь дьявольскому притяжению мужчины.
– Чтобы остановился или продолжил? – хриплый голос опутывает. – О чем именно, Алаайа?
Незнакомое обращение действует сильнее ледяной воды. Распахиваю глаза, прогоняю наваждение и ловлю окончание фразы, выдыхая:
– Алая?
– Что?
Спрашивает вдруг осипшим голосом.
– Ты назвал меня Алая. Почему?
Меняется в лице. Что-то странное происходит, понимаю, что Монгол сейчас может быть удивлен ровно так же, как и я…
– Это ничего не значит.
Наши взгляды скрещиваются, подобно оголенным рапирам. Не опускаю свой взор ценой неимоверных усилий. Что-то я нащупала. Не могло мне это показаться. На краткий миг словно заглянула внутрь…
– Что означает на твоем языке Алая?
Упертость у меня в крови и сдаваться я не собираюсь, но мы с Монголом в разных весовых категориях, морок рассеивается и мужские губы опять усмехаются. Проводит костяшками пальцев по линии моего подбородка.
– Просто слово. Алаайа.
И в голосе вибрациями импульсы, которые отдаются в моем сердце неровным биением. Почему мне кажется, что он меня только что ласково назвал неожиданно для себя?
– Я все еще надеюсь, что ты отпустишь меня.
Надежда все еще теплится в груди. И я не вижу в Монголе настоящей агрессии. Страсть, дикость, какая-то одержимость, но варвар не хочет навредить. А может, я просто глупышка, которая попала под жернова, до конца не осознающая, что механизм запущен и необратим.
– Для тебя все мосты сожжены, невеста.
Подтверждает мои мысли. Его неприкрытая уверенность в своей правоте сшибает осознанием моей незавидной участи.
– Если вернешься сейчас…
Не договаривает, а у меня холодок по спине проскальзывает. Накатывает ступор. Отец меня примет, я уверена, но вот Айдаров… Что сделает этот жестокий человек с той, которую назвал невестой и которая стала женой с другим?
Опять меня настигает обида на всю несправедливость, на ситуацию в целом и я начинаю биться в руках Монгола. Хочется бежать куда подальше.
– Откуда ты взялся на мою голову?! – шиплю, вырываюсь.
– Буйный норов у тебя, Ярослава.
– Собираешься усмирять?!
Не реагирует на мой выпад, показательно поднимает руки ладонями вверх.
– Ты сама держишься за меня.
Оглушает, смотрю на свою ладонь, которой вцепилась в сильное плечо, отдергиваю руку, как если бы обожглась. Вскакиваю. Повторяет все мои движения, тоже встает. Возвышается надо мной, заполняет все пространство. Рядом с ним я просто мелкая тростинка, с которой играют перед тем, как переломить надвое.
– Не советую меня шарахаться.
– Как-то оно само собой получается. Может, это нормальная реакция в сложившейся ситуации, не находишь?
Каким чудом мне удается говорить столь язвительно, я сама не знаю, тело начинает дрожать, пальцы левой руки намертво вцепляются в полотенце, накинутое на плечи, держат его под горлом.
Опускает взгляд, смотрит на мою руку, которая сжалась в кулак, я его сейчас сама разжать не смогу.
Заставляет меня отступать мелкими шажочками, буквально схожу с ума в ожидании страшного выпада, который непременно должен последовать.
Все волоски на теле встают дыбом от гнетущего молчания и вынужденного затишья перед бурей.
Вопросов в голове пролетает тьма. Что он сделает? Зачем ему я вообще? Какая месть?
Ответов нет.
Раскосые глаза прожигают мои пальцы, сжавшие полотенце, наклоняет голову к плечу. Дышу шумно. Грудь поднимается в такт с рваными вдохами. И от понимания, что я у него как на ладони, меня опутывает смущением.
Скользит, опускается к голым коленкам. Прищуривается, а я с трудом заставляю себя не переминаться с ноги на ногу, Монгол смотрит на шрам на моей коленке.
– Я была резвым ребенком, отметин падений много, – почему-то оправдываюсь.
Именно моя неидеальность вызывает слишком ярый интерес.
Скользит взглядом дальше и останавливается на моих поджатых пальчиках на ногах, которые я вонзила в мягкий ворс ковра.
– Алаайа.
Опять это странное обращение. Слово, пропитанное чувственной тягучестью. Пауза и оглушающее:
– У шакала отменный вкус.
И столько ненависти в этой рубленой фразе, что мне до чертиков становится страшно. Чувствую себя сидящей на аттракционе со смертельным исходом, будто я не пристегнута, лечу навстречу неизбежности и ничего не могу с этим всем поделать. Жизнь сделала кульбит, а я не успела сгруппироваться.
И как подтверждение следует приказ:
– Откинь полотенце…
Отрицательно машу головой. Кивает в знак того, что понял меня. В два шага приближается. Накрывает мои ледяные пальцы своей пятерней, легко выдирает из моих заледеневших пальцев махровую ткань, которую я накинула, чтобы прикрыть плечи.
Лишает одного слоя самодельной одежды. Чуть отстраняется, ловит меня за руку и смотрит в глаза не мигая.
Чувствую, как капля падает с мокрых волос и скользит по шее к ключицам, затем вниз. Монгол отслеживает путь капельки страшным, диким, до безумия порочным взглядом и словно натыкается на мое колье…
Жилы на шее вздуваются, ноздри трепещут, когда цедит вопрос:
– Подарок женишка?
Глаза у него темнеют, взгляд становится по настоящему страшным.
– Да… Это колье – его подарок, если можно так сказать…
Роняю совсем тихо.
Делает шаг, приближает лицо ко мне и смотрит в глаза, а мне почему-то хочется завизжать от безумного испуга.
Поднимаю дрожащие пальцы и накрываю крупный бриллиант, который булыжником висит на золотом обруче.
Как только увидела это проклятое украшение, меня передернуло. Появилось стойкое ощущение, что это ошейник, а меня сажают на поводок.
Прикрываю глаза на мгновение, утопая в воспоминании.
– Ярослава, Мурат Айратович ждет тебя!
Щебечущий голос Марины доходит до слуха веселым колокольчиком.
Еще чуть-чуть и я поверю, что мачеха действительно относится ко мне с теплом.
Быстро вытираю влажные ладони о юбку и, наконец, заставляю себя выйти в гостиную.
Сразу же выхватываю взглядом громоздкую фигуру Айдарова, восседающего в папином кресле. Удивляюсь, насколько этот человек в чужом доме ведет себя словно хозяин.
– А вот и невеста, – наигранно хлопает в ладоши Марина, пытаясь развеять гнетущую обстановку.
– Проходи, Ярослава, – приказывает мой жених. На журнальном столике перед ним стоит черный кофе, приготовленный в турке. Наш гость пьет только такой. Уже знаю его вкусы, но сегодня Мурат не притронулся к подношению.
Отец сидит чуть поодаль, уступив свое место главы семьи.
– Ярослава, – голос Айдарова пропитан странными нотками. Тяжелый взгляд направлен на меня и что-то есть в этих раскосых черных глазах, что заставляет меня стушеваться и опустить свой взор. Он смотрит на меня так, словно я обнажена.
– Ну что же, я хочу, чтобы меня оставили наедине с моей невестой.
Резкий голос и все тот же безапелляционный тон заставляют встрепенуться. Смотрю на отца, который подается вперед и негодующе поджимает губы, замечаю, как Марина перехватывает его за руку, чтобы не дать ему высказаться.
– Конечно. Я вижу, что господин Айдаров не с пустыми руками. Жених имеет право передать свой презент наедине, пойдем дорогой, не буем мешать.
Мачеха тянет отца за рукав пиджака и буквально силком вытягивает с дивана в то время, как Настасья бросает на меня убийственные взгляды, стоя чуть поодаль.
Моей горе-сестре почему-то кажется, что я выиграла джекпот, попав под прицел внимания Айдарова. Ловлю себя на мысли, что если бы на моем месте действительно была она, то многих сложностей удалось бы избежать.