Позднее Cartier произведет собственный сплав твердой платины, добавив никель и иридий, и завоюет репутацию производителя самой яркой платины. Посетители дома 13 по Рю де ла Пэ – от членов королевских семей до банкиров – были в восторге. Соломон Джоэл, британский финансист, сделавший капитал на бриллиантовых копях Южной Африки, заказал Cartier украшения, которые показали бы камни в наилучшем свете. В результате получилась корсажная брошь с 34-каратным бриллиантом в форме груши. Эта вещь 1912 года до сих пор остается примером совершенной работы и уникального дизайна. В 2019 году она была продана более чем за 10 миллионов долларов.

Итак, использование платины, придуманное Луи, стало подлинным триумфом ювелирного дела. Это было поистине великое достижение, открывавшее широкую дорогу. Крепость, легкость и гибкость металла позволяла создавать изящные кружевные украшения. В тонких сетчатых колье-ошейниках платиновые нити становились невидимой поддержкой множеству бриллиантов; создавалось впечатление, что камни магическим образом «плавают» на коже. Одно из таких колье купила королева Александра в 1904 году.

Но еще более важным было то, что уникальные украшения из платины с бриллиантами ознаменовали собой особый «стиль Cartier». Как и было задумано, компания перестала продавать вещи, похожие на тысячи других. Теперь здесь создавались поистине произведения искусства от Cartier. Среди поклонников стиля «гирлянда» были короли, аристократы и богатые наследницы. Тиары были особенно популярны: в них блистали не только при британском дворе, но и во французской столице по вечерам понедельника и пятницы, когда дамы собирались на представление в парижской Опере, следуя затем на ужин – ужин в диадемах. Среди важных клиентов, полюбивших тиары в стиле «гирлянда», были Анна Гульд, миссис Кеппель (любовница Эдуарда VII), принцесса Мари Бонапарт и леди Астор.

Безусловно, Cartier не всегда будет использовать XVIII век в качестве источника вдохновения, но принцип Луи, его философия останутся неизменными: возвращение к истокам, глубокое понимание времени и его эстетики. Это и останется в веках как стиль Cartier.

В профессиональном плане Луи успешно создавал себе имя, однако семейная его жизнь была далеко не гладкой. Вместе с Андре-Каролиной они переехали в дом на престижной авеню Монтень, принадлежавший ее отцу. И хотя окружающим они казались счастливой парой, вместе посещавшей балы и устраивавшей домашние приемы, Луи признался брату, что по-прежнему беспокоится по поводу поведения жены.

Зимой 1899 года 17-летняя Андре-Каролина объявила, что беременна. Если Луи надеялся на наследника, то ему пришлось разочароваться. В 4:40 утра 9 августа 1900 года на свет появилась Анна-Мари, первая из следующего поколения Картье. После родов Андре-Каролина стала еще более хрупкой. 25-летний Луи чувствовал себя в ловушке из-за ребенка и болезненной жены, поэтому проводил все больше времени вне дома. Его семья это не одобряла: «Какой стыд, что Луи, с его умом, не обладает силой воли», – писал брат Пьер брату Жаку. Но их критика была напрасной. У Луи был сильный характер, и братья прекрасно понимали, что «ему не нравится менять свои поступки или мнения». Поэтому вместо того, чтобы влиять на Луи, семья Картье попыталась помочь, сконцентрировавшись на маленькой Анне-Мари. 22-летний Пьер, 16-летний Жак и 15-летняя Сюзанн были поглощены племянницей, а Альфред – внучкой; они всегда защищали девочку.

Положительной стороной трудного брака было то, что семья жены по-прежнему открывала двери в высшее парижское общество. Луи посещал приемы, где блистали яркие личности: графиня Греффуль, знаменитая красавица и самопровозглашенная царица салонов Сен-Жермен, принц и принцесса де Полиньяк – наследница состояния хозяина фабрики швейных машин Singer. Он вступил в престижные клубы, такие как недавно образованный парижский теннисный клуб, куда его пригласил кузен Жак Ворт (в дальнейшем он дважды победил в парных соревнованиях Roland Garros). К 1907 году Луи стал членом Cercle Hoche – старейшего фехтовального клуба Франции, по рекомендации герцога Деказа и Бернара Десуше, промышленника, ставшего затем хорошим другом.

Помимо бесценных социальных связей, щедрое приданое жены помогало семейной лодке удержаться на плаву. В дополнение к 200 000 франков, полученных Луи в день свадьбы, Жан-Филипп обещал зятю выплачивать 50 000 в год (плюс проценты) в течение 10 лет – начиная с 1 апреля 1901 года. Номинально Луи оставался женатым человеком, но старался проводить дома как можно меньше времени; вскоре он стал известен как завсегдатай парижской ночной жизни.

В ресторане Maxim’s Луи Картье был как дома. Знаменитый своим красным диваном и множеством красивых женщин, модный ресторан на улице Руаяль считался социальным и кулинарным сердцем Парижа. Поход туда составлял для Луи приятную 10-минутную прогулку от Рю де ла Пэ – по иронии судьбы мимо церкви Мадлен, где он венчался.

Луи вырос в квартире над магазином Cartier, его пути пересекались со всеми богатыми и знаменитыми людьми Парижа – и ему всегда хотелось быть среди них, а не по другую сторону прилавка. Оскорбленный тем, что «голубая кровь» Парижа отвергала его семью как «торговцев», он наслаждался смешанным обществом в ресторане Maxim’s, где художники, бизнесмены и герцоги объединялись в пристрастии к прославленному рыбному филе и послеобеденным ликерам.

Настоящими звездами, однако, были куртизанки. Хозяин заведения Юджин Корнюш заявлял: «Пустой зал? Никогда! В каждом окне у меня сидит красотка, видная с улицы». Они появлялись в ресторане под руку с любовниками, разодетые в пух и прах – в попытке превзойти соперниц. Украшения, естественно, были важнейшей частью наряда: они должны были показать потенциальным воздыхателям, какова цена красоты и очарования. Некоторые дамы полусвета настолько перебарщивали с украшениями, что, как говорят, Кокто прокомментировал: «Это было средоточие бархата, кружев, лент, бриллиантов и всего того, что я не в силах описать. Раздеть такую женщину – все равно что выйти в свет с предварительным оповещением об этом за три недели. Это просто ходячий дом!»

Пробираясь между столиками Maxim’s, Луи не мог не обращать внимания на собственные колье и корсажные броши, украшавшие дам. Если во времена Альфреда после франко-прусской войны Cartier поддержала куртизанка Леонида Леблан, купившая несколько безделушек, то сейчас Луи и его отец уже играли в высшей лиге: дамы приходили в дом 13 на Рю де ла Пэ не за мелочами. Испанская кокотка и актриса Каролина Отеро славилась любовью к украшениям. Эта самая желанная женщина Европы имела очередь из впечатляющих поклонников: от кайзера Вильгельма Второго до короля Испании, персидского шаха и череды русских великих князей, способных удовлетворить ее страсть к бриллиантам. В 1903 году она заказала Cartier «поразительное с технической точки зрения» колье, которое может считаться выдающимся даже сегодня. Камни для колье она предоставила сама, выпоров их из жакета-болеро, который для нее сделал ювелир Поль Хамелен.

Хьюго, знаменитый метрдотель ресторана Maxim’s, знавший всех и вся, описал типичную сцену экстравагантного соперничества между Отеро и Лианой де Пужи, одной из самых красивых ее соперниц:

В один из вечеров разыгрывался приз, когда появилась испанка Отеро, увешанная браслетами, колье, кольцами и тиарой с эгретом. Что за роскошь… Она была очень оживлена, килограммы рубинов, сапфиров, изумрудов и бриллиантов сверкали и переливались на ней. Столик мадам де Пужи оставался пустым. В конце концов появилась она – в простом черном платье, безо всяких украшений. Свои украшения она надела… на служанку, которая стояла рядом, усыпанная бриллиантами. Все в зале были шокированы! Мадам де Пужи победила. Мадам Отеро бросилась наружу, не удержалась и, остановившись у столика мадам де Пужи, страшно выругалась по-испански.