И тут я очнулась.

– Не-не, крёстный, ты чего? – я замотала головой, убирая пустой стакан. – Какой папаша? Даже я не знаю, как всё получилось, а бедный мужик вообще не поверит. Зачем мне эти нервы? Я и сама воспитаю малыша. У меня дом в деревне, там воздух чистый. Вы будете приезжать по выходным и праздникам.

– Но, Марго, а как же, твой отец? – с грустью в глазах спросил крёстный.

Он знал, что если я решила, то никто меня не переубедит.

– А что отец? Он станет дедом, и имя своё даст моему ребёнку. И из-за того, что я росла какую-то часть жизни без него, никак не повлияет на моё решение. У моего малыша будет всё, что он пожелает и два дедушки, которые не обделят его мужским вниманием!

– Хорошо, хорошо, Маргошка-картошка. Не заводись. Давай проведём опрос и заведём тебе карточку. Потом анализы…

Крёстный включил Ивана Дмитриевича и, натянув очки на горбатый нос, взял мою больничную карту. Вот и правильно, вот и хорошо. Папка нам не нужен, мы ему и подавно. Хотя за генофонд ему спасибо!

Стать медведя, широкий разворот плеч, волевой подбородок. Главное, чтобы всё это досталось мальчику. А вот если девочка, то цвет глаз пусть будет папкин – изумрудный, которому хочется поклоняться…

Так, что-то я отвлеклась. Какой там был вопрос?

ГЛАВА 2

Вышла из больницы истыканная иголками и, лишившись, должно быть, литра крови. Бедные беременные женщины. А ведь это ещё не всё. Сколько я просидела, отвечая на вопросы, и пролежала, пока с меня снимали мерки!

– Маргарита Павловна, вы освободились? – стоило показать нос за дверь клиники, как передо мной материализовался начальник охраны. – Домой? – с мягкой улыбкой подал руку, чтобы помочь спуститься по ступенькам.

– Константин Романович, ещё раз обратитесь ко мне так официально. Я скажу папуне, что вы отец моего ребёнка, – сладко улыбнулась мужчине и вместо того, чтобы вложить ладошку в его руку, подхватила под локоток. – Смотрите, какая мы замечательная пара! – воскликнула, ловя наше отражение в зеркальных окнах кафешки рядом с больницей

И была права. Статный мужчина в дорогом пальто, при идеальной причёске и с цепким взглядом, вёл под руку пышную краснощёкую девушку. Да с этим мужчиной хоть корову поставь, и та будет чувствовать себя королевой.

– Вы любящий будущий папочка, встречающий измученную и истыканную иглами будущую мамочку. Разве не прелесть?

– И как же, милая моя, прошёл приём? Всё ли хорошо с малышом? – поддержал мою игру Константин Романович и похлопал по ладошке, что покоилась на его руке.

Конечно, отец уже сообщил ему прекрасную новость. Константин был не только его работником, но и одним из верных друзей, которые за ним в огонь и воду. И меня знает довольно давно. И с тех пор как я появилась в доме отца, всегда оказывал любую помощь: хоть платье на праздник купить и привезти или же, среди ночи какао приготовить. Мужчина жил в соседнем доме вместе со своей семьёй. Жена его, Лизавета Евгеньевна работала у нас экономкой. Я же часто нянькалась с их детьми, пятилетним сынишкой Женькой и трёхлетней дочкой Полькой.

– Всё хорошо. Через восемь месяцев дом перевернётся вверх дном.

– Поздравляю тебя, Марго, – мужчина кинул на меня искрящийся радостью взгляд. – Спрашивать о том, кто отец, думаю, нет смысла. Но безумно любопытно, когда ты сумела обхитрить моих парней и улизнуть.

– А никогда, Константин Романович. Ваших парней фиг обманешь. Это такой новогодний подарок. Мечтала я о нём. А так как весь год была хорошей девочкой, заслужила подарок от деда Мороза, – тут я хмыкнула, вспоминая густую бороду. А ведь и правда дед Мороз, и снегурка при нём была. Только потеряли они свои наряды праздничные, да и зачем они нужны в душе?

– Дед Мороз, говоришь? – прищурив взгляд, протянул Константин.

Он открыл для меня заднюю дверцу моей машинки и помог сесть, словно я месяце на седьмом.… Хотя, животик у меня хорошенький, месяца с пятого только начнёт расти. Да и вся я не маленькая… эх.

– Даже не вздумай искать его! – пригрозила пальцем, как только он сел рядом со мной. – Мне это не надо, вам и подавно.

– Но твой отец… – попытался возразить мужчина.

– Да что отец? Я его никогда не упрекала, что он узнал о моём существовании так поздно. Не спорю, было тяжело расти без родителей, но бабушка с дедушкой заменили мне их. Так что у моего ребёнка будет мать, два дедушки и, по крайней мере один дядюшка…

– Два, – подал голос мой водитель Аркадий Миронович, бросая взгляд в зеркало заднего вида.

Он подмигнул, а я ответила благодарной улыбкой. Пока только он поддержал меня, хотя вряд ли понимает о чём вообще спор. Аркадий Миронович занимал важную должность моего водителя – водителя поварихи в доме главы города Кирташова. Ну а что? Я закупаю продукты, должен же мне кто-то помогать, вот и выделили машинку. И этот мужчина был тоже в курсе, кем я являюсь на самом деле, а ещё бывшим солдатом, но получив серьёзное ранение, долго лечился. После чего вернуться к прежней службе не получилось, и он стал искать работу, но никто не брал бывшего служивого. Дело понятно, что дело тёмное, и кто-то постарался подпортить Аркадию жизнь, но я никогда не спрашивала, почему он на самом деле не вернулся к службе. Я была даже благодарна, что у него это не получилось. Наше знакомство было довольно неприятным. Точнее обстоятельства, в которых оно случилось.

Тема автора моей беременности была опущена, а я пустилась в воспоминания. Любила я помусолить свою прошлую жизнь. И именно Аркадий был тем, кто помог разделить её на "до" и "после".

Но всё по порядку.

Не сказала бы, что детство у меня было плохим. Росла я в деревне, с бабушкой и дедушкой. Мама умерла в родах. Произвела на свет пятикилограммового слонёнка и улетела на небеса. Врачам не удалось спасти её. Мама знала о последствиях, когда ещё была беременна мной. Организм слабый, беременность, возможно, будет единственной. Если делать аборт, то детей не будет. А если рожать, есть вероятность потерять ребёнка и погибнуть самой. Она не испугалась и отдала свою жизнь за мою.

"Будь благодарной, Маргарита, и проживи достойную жизнь, чтобы мама с небес гордилась. Не обижайся на людскую глупость, это злые языки, они чёрные и завистливые. Их слова не могут тебя ранить и уж тем более погасить свет в твоих чудесных глазках, лучик света ты наш," – любила повторять бабушка, когда другие дети, да и взрослые называли меня сиротой.

Сейчас, оглядываясь на свою жизнь, я понимаю, что дедушка с бабушкой воспитали меня достойно. Они искренне любили и ни разу не упрекнули, что я убила свою мать. Хотя многие в деревне напрямую говорили об этом. Дети из полноценных семей не играли со мной, потому что родители неосознанно настраивали их против. Семейные вечера, ворчание бабушек на лавочках не скроешь от детских ушей. А меня обсуждать любили.

Сиротка, повешенная на шею стариков. Глупая девчонка, крутящаяся рядом с никому не нужными детьми. Обычные дети не играли со мной. А вот из детского дома, что был отстроен в самом конце деревни, куда сдавали деток мамки-кукушки, были для меня единственными друзьями. Конечно, не вся деревня была рассадником "чёрных" языков, как звала их бабушка, но многие не любили приют. Им не нравилась сумасшедшая беготня по улицам, звонкий смех, доносящийся сквозь открытые летом окна, пропажа фруктов и овощей из огородов. И особенно им не нравилось, что их собственные дети провожают весёлую толпу завистливыми взглядами.

А ещё меня звали попрошайкой, хотя я никогда и ничего у них не просила, даже когда хоронили первым дедушку. А потом и бабушку в пятнадцать лет, и уже одна. Мне всего лишь помогали мамины подруги, присылая из города вещи своих повзрослевших детей. И я всегда была чисто красиво и опрятно одета. Они не забыли обо мне, даже когда я и на самом деле осталась сиротой, помогли с похоронами и наследством, чтобы, попав в детский дом, меня не обокрали. А сейчас я не забываю о них. Где детям помочь с работой, где самим с покупкой. И тут я не стесняюсь просить помощи влиятельного отца. Мне ничего не надо, а благодаря доброте других людей я смогла не окрыситься на весь мир. Потому что я видела ту доброту не в словах, а в делах. И сейчас если и сужу человека, то уж точно не по внешности или словам, а прежде всего по поступкам.