Каменный мешок с низким сводом никак не хотел заканчиваться и все дальше уходил под землю, все ближе и ближе к вратам царства Аида. Яркий свет в конце туннеля не приближался ни на миллиметр. Мы все бежали в мертвом вакууме тишины, надрывно пыхтя, как древний паровоз. Созерцание однообразной мелькающей картины угнетало психику, но выбора у нас не было…  Вернее, выбор, конечно, был, ведь он есть всегда, но о нем мне даже думать не хотелось.

Грязно-серые булыжники…  И снова гнусный кровавый фонарь…

На выходе из туннеля нас встретил электрический свет. Недружелюбно, даже, можно сказать, агрессивно и по-хамски. Световой поток мощностью в миллионы люменов лился по стенам водопадом с высоты потолка, словно перегретая магма из жерла вулкана. Плескался в зеркальном отражении пола. Обволакивал наши тела. Хорошо, что не причинял вреда, лишь слепил глаза.

Зрение лениво и нехотя приспосабливалось, но рассмотреть, что находится внутри помещения, не получалось. Сплошное разочарование. Все, что было дальше пяти шагов в любом направлении от меня, растворялось в непроглядном белом свечении.

Вольфганг в нацистском приветствии вскинул правую руку с полусогнутой ладонью и что-то невнятно прорычал обрубками слов. Ответная реакция не заставила себя ждать. Свет почти сразу подчинился воле оратора и начал затухать, теряя с каждой секундой насыщенность, пока не перестал слепить. Тогда я смог рассмотреть спрятанный «операционный стол»…

Передо мной просторное помещение, сопоставимое по размерам с ареной стадиона в «Лужниках». Стены и пол из начищенной до блеска хромированной стали. Потолок плотно увешан гирляндами светодиодных прожекторов, установленных под разными углами. Не сомневаюсь в том, что на строительство грандиозного сооружения так глубоко под землей ушло не одно десятилетие. И тысячи литров пота и крови.

Хотя больше ошеломляло другое. Разношерстная боевая команда, расположившаяся за баррикадами в центре зала плотным полукольцом. Мозг сопротивлялся и не желал воспринимать это как реальность, но других вариантов ему никто не предлагал. Ему оставалось лишь тщательно пережевывать полученную информацию, изумляться и молчать.

Венчали полукруг около дюжины белых медведей с габаритами никак не меньше английских лошадей тяжеловозов. Северные звери были закованы в легкую серебристо-белую броню, прикрывающую череп и массивную тушу. Разверзнутые в оскале пасти с острыми, как опасная бритва, клыками, по которым стекали тягучие слюни. Изогнутые черные когти, взрыхляющие стальной пол в витиеватую стружку. Закипающие от ярости кроваво-красные глаза. Эти полуторатонные машины смерти вселяли в меня ужас, ведь они могли рвануть на нас в любой момент. Но что-то их удерживало на месте…

А вернее, кто-то…  Миниатюрные наездницы, восседающие в седлах на спинах медведей, хватаясь обеими руками за лоснящуюся шерсть на загривке. Юные блондинистые девицы, облаченные в блестящие доспехи из средневековой эпохи. С бледными каменными лицами. С плотно сжатыми от напряжения губами. С бесстрашными взглядами, вырывающимися из прорезей пехотных саладов.

По левую и правую сторону от всадниц на медведях расположились уже знакомые валькирии. По стечению необъяснимых обстоятельств они походили, как две капли воды, на унтерштурмфюрера Хельгу. Те же черты совершенного лица и волнующие изгибы тела. Та же черная военная форма с серебристыми нашивками. В изящных женских руках они сжимали не крошечные пистолеты, а гигантские «HK-23Е». Из приемников пулеметов золотыми змеями свисали ленты патронов, собирающиеся в клубки на стальном полу. Валькирии удерживали оружие в горизонтальном положении. Причем нельзя было сказать, что они делают это с трудом. Будто и не существовало для хрупких девушек нагрузки, запредельной даже для могучих тренированных парней.

Позади необычных скакунов возвышались несколько исполинских фигур из области фантастики. Космические боевые скафандры, походящие на робо-экзоскелет из «Аватара». Не думаю, что по своим возможностям и предназначению они сильно отличались от художественного собрата. Мощные угловатые конечности железных монстров были вдоль и поперек усеяны трубками гидравлической системы, бронированными кабелями, электроприводами и всевозможным безумным вооружением. Не удивлюсь, если в их комплектацию входит самое современное известное и неизвестное вооружение мира. За мощным стеклом, толщиной не меньше ладони, просматривались примелькавшиеся силуэты фрейлейн-охранников.

Предводитель разнокалиберной зондеркоманды — женщина в плаще цвета вороного крыла. Гладком, облегающем, почти до пят. В звании оберштурмбанфюрера, судя по нашивкам, что соответствует более привычному для слуха подполковнику. Выглядела она гораздо старше остальных, но нельзя сказать, что была старухой, помнящей «германскую» войну. Мужественное, сосредоточенное, морщинистое лицо. Собранные под фуражку с кокардой смолянисто-черные волосы. Угнетающий сознание взгляд въедливых голубых глаз и приковывающий внимание орден, висящий на ленте на ее шее. Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами. Еще мне показалось, что от женщины веяло флюидами смерти и холодом…  Зловеще…  и одновременно эффектно…

Я отвел от женщины глаза и еще раз пробежался взглядом по стройным рядам фашисткой армии. Выводы напрашивались сами собой. Во-первых, в команде лишь представительницы слабого пола. Хотя мое впечатление наотрез отказывалось считать его слабым. Ни одного даже самого невзрачного и неказистого мужчинки. Во-вторых, все девушки, за исключением их командира, были похожи друг на друга, как однояйцевые сестры-близницы.

Эйзентрегер подошел вплотную к предводителю отряда, а вслед за ним и мы: Аршалуйс, Альфред и я.

— Да здравствует Адольф Гитлер! — проорал, словно иерихонская труба, Вольфганг. На что сразу же получил в ответ приветствие по образу и подобию, с идеальной синхронностью голосов. — Оберштурмбанфюрер Эрнста фон Рунштедт, доложите обстановку!

Фрау Рунштедт отчеканила с интонацией, заимствованной у бездушного компьютера:

— Группенфюрер, вся мощь великой арийской нации мобилизована по боевой тревоге. Все силы, что имелись в наличии. Караулы «хранилища Аненебре» сосредоточены на последнем рубеже. Заградительным сооружениям и оборонительным юнитам выполнить миссию не удалось. Полностью уничтожены превосходящими силами противника. Большие безвозвратные потери живой силы…  Определить точные их масштабы в настоящее время не представляется возможным.

— Потери не бывают слишком большими! Они сеют семена будущего величия!

— Вы совершенно правы, группенфюрер.

— Как вы вообще допустили это?

— Внезапная атака. Мы не были к ней в должной мере готовы. Чересчур много нападающих. Они прекрасно подготовлены. К тому же осведомлены о планировке нашей крепости. Но я понимаю…  Это уже не детские игры, а реальная война. Я не ищу себе оправданий и готова понести заслуженное наказание.

— Да уж, я бы сказал, что эти псы слишком хорошо натасканы, — протянул Вольфганг.

— Наши воины умерли с честью! Во имя Четвертого рейха! Во имя фюрера! Не сомневайтесь, их не в чем упрекнуть. Незамедлительно привести в исполнение приговор оберштурмбанфюреру? — сказала она, схватившись за рукоятку «Парабеллума» под отдернутой полой плаща. Эмоции на ее лице так не появились.

— Отставить! Ваша смерть ничего не изменит, оберштурмбанфюрер. Нас и так слишком мало осталось в этом безумном мире, — с печалью произнес Эйзентрегер и о чем-то задумался, устремив взгляд сквозь бойцов.

— Нас мало…  Но мы лучшие из лучших. И мы не боимся смерти…  Мы и есть сама смерть. Неотвратимая и вездесущая, — гордо и пафосно декларировала «слуга Танатоса», вытянувшись по струнке, словно пустынный сурикат.

Хотелось ее наглым образом перебить и вставить другую, более знакомую формулировку: «нас мало, но мы тельняшках». Но я промолчал — уважения заслуживают даже фашисты. Тем более, когда от их опыта и навыков зависит: будешь ли ты жить или бесславно умрешь в этой консервной банке для кильки.