Хотя в это слово мы тоже вкладываем новый смысл в зависимости от обстоятельств. Такой, какой удобен нам здесь и сейчас. Но всему приходит конец…  Когда-то придется платить по счетам и отвечать за совершенные проступки. Расплата грядет. За бессмысленные смерти. За мечты о светлом будущем, переросшие в параноидальные идеи. За все…

«Нужно уходить…  Пора…» — вновь промелькнула в голове чужая мудрая мысль.

Сборы продолжались недолго. Я вытер об одежду «рыцаря с большой дороги» лезвия кинжалов и вставил их в ножны, прикрепленные к наружной поверхности бедер. Теперь из боковых прорезей плаща виднелись лишь деревянные рукоятки с серебряными эмблемами в виде голов леопардов. Под каждой рукой по кинжалу. Так я смогу в мгновение ока отреагировать на возникшую опасность.

На голову я натянул капюшон серого балахона, а на нос нацепил защитную тряпичную повязку, болтавшуюся на шее. Теперь можно смело отправляться в путь.

Наверняка я выглядел сейчас как мясник после тяжелого трудового дня — с головы до ног в крови загубленных животных. Вот только на мне она была человеческая…  Лишняя реклама для моего ремесла ни к чему, но с этим уже ничего не поделать. Придется добираться до убежища в таком виде. К тому же на своих двоих. В костюме «живодера» даже в вольный омнибус не залезешь. Извозчик сдаст тебя с потрохами у ближайшего поста с обрюзглыми жандармами, отожравшимися, как свиньи после голодовки.

Я прошлепал по грязюке чуть больше десяти шагов и почти уже выпорхнул из темного закоулка…  Из-за угла выскочил паренек лет тринадцати. Он стремительно приближался ко мне. Судя по улыбке на его лице, пацан куда-то спешил с хорошими новостями. Шанса остановиться на полном ходу у него не было. Как, собственно, и шанса остаться в живых…  Свидетели мне не нужны. Оставались лишь считанные метры до столкновения.

Мысли в голове явно уступали в скорости движению тела. Кинжал в левой руке разрубил пытающийся вырваться из юной груди крик напополам. Лезвие в одно мгновение настигло его в кадыке. Правая рука времени тоже даром не теряла. Второй клинок пропорол живот несчастного парнишки по диагонали. Из образовавшейся раны с хлюпаньем вываливались к моим ногам кольца серовато-розовых кишок. Их гладкая поверхность играла нежным блеском. В лицо ударил смрад зловонных газов. Смесь тухлых яиц, гниющей рыбы и струи щедрого скунса…

Время затормозилось…  Я с любопытством наблюдал, как лицо несчастного меняется в грубых лапах кошмара. Словно вылепленное из пластилина. От счастья к удивлению, от удивления к отвращению, от отвращения к страху…  Парнишка завалился на землю. Он умирал. Цунами новых для меня эмоций накрыло с головой…  Наслаждение от чужой смерти…

— Ничего личного, малыш. Ты просто оказался не в том месте и не в то время, — произнес я холодным голосом, очухавшись после помутнения рассудка.

В этот момент я осознал, что мне нравились…  мысли киллера…  Или это мои мысли? Я даже не испытывал угрызений совести из-за убийства…  Искренне верил, что так было нужно. Это просто стечение обстоятельств. Я подчинил себе киллера, но, видимо, не до конца. Он вел партизанскую войну с моим сознанием.

Я подтащил обмякшее тело к остальным мертвецам и отправился дальше. Искать у голодранца в карманах хоть какие-то ценности — верх бессмыслицы.

«Гетто» Парижа…  Для того чтобы выжить в таком богом забытом месте, нужно тут родиться. Каждый день, проведенный здесь, — борьба за место под солнцем. Притом не расслабляясь ни на минуту… Я знаю об этом не понаслышке. Отсюда нет выхода, хотя никто не возводил вокруг мрачного района высоких каменных стен. Самое прекрасное, что может с тобой случиться в этой глухомани, — гибель в младенчестве.

Трущобы, как всегда, «восхитительны»…  Сразу бросается в глаза, что четыре всадники апокалипсиса не просто промчались галопом по обреченной земле. И не только остановились на привал, для того чтобы перекусить, напоить коней и немного отдохнуть перед трудной дорогой. Странники наглым образом живут здесь и гудят на полную катушку. Причем хорошо так отдыхают…  с пиршествами, танцами на костях и оргиями.

Это болото безграничной мерзости. Войны, болезни, голод, разрушения, разврат, нищета и смерть…  То еще зрелище. Просто зловонная выгребная яма. Наверняка под покровом ночи это место выглядело бы гораздо симпатичней.

Горы мусора, непролазная грязь, разбросанные по дорогам гниющие потроха животных и людские испражнения. Последние выплескивают и выкидывают из окон прямо на головы зазевавшихся прохожих. При лучшем раскладе о полете содержимого ночного горшка вас оповестит запоздалый крик заботливого хозяина: «Осторожно, вода!» Хотя эти стойкие запахи не самое страшное…

Смрад от канализационных стоков, по которых текут к разноцветным водам Сены нечистоты. Вот, что действительно ужасно… . «Аромат» экскрементов в сравнении с этим можно назвать даже приятным, словно благоухание розы в райском саду. Все без разбору сливают в мертвую реку химические отходы. Заводы по выделке шкур, фабрики по изготовлению тканей и прочие дрянные по своей сути до мозга костей промышленные заведения.

Не дай бог приблизиться к этому бурному потоку слишком близко! Ядовитые пары сожрут слизистые носа, глаз и полости рта в одно мгновенье, словно кровожадные пираньи в бассейне Амазонки. О том же, что произойдет, если по нечаянности или глупости в таких каналах искупаться, лучше не рассказывать.

А еще валяющиеся на улицах возле дорог чумазые попрошайки. Они выбираются днем из своих нор в попытках выклянчить хоть какую-нибудь еду. Омерзительные, злые, изъеденные червями сифилиса морды…  Печальные глаза побирушек умоляют о сострадании…  Замотанные в лохмотья обрубки конечностей так и тянутся к тебе…

Мои размышления по странному стечению обстоятельств прервала как раз нищенка. Сначала я ее даже не заметил. Она была замаскирована под кусок грязи. Попрошайка схватила меня за штанину. От падения спасла лишь реакция. Изысканное сальто-мортале. Благополучное приземление…  и вновь земная твердь под ногами. Голова повернулась в сторону неожиданной «атаки». Рука потянулась к бедру, отдернула развевающийся плащ и обнажила ножны кинжала.

Искаженное от ужаса лицо нищенки извинялось передо мной до глубины души. За все…  За необдуманность поступков…  За распущенность шаловливых рук…  За то, что эта женщина появилась на свет…  Седые волосы развевались на ветру, как гадюки в разоренном палкой гнезде. «Бильярдные шары» в глазницах вываливались из орбит. Шершавая на вид кожа пепельного цвета становилась мертвенно-белой. Казалось, гнилые зубы старухи в разинутом рту пытаются спрятаться в кровоточащих деснах. Ее тело в припадке страха забилось в конвульсиях.

— П… п… пощадите месье-е-е…  истасканную развалину, — выпрыгнул с бульканьем хрип из ее костлявой груди. — П… п… помилуйте юродивую…

Сместив руку в сторону от кинжала, я бросил на нее суровый взгляд.

— Я не судья и не палач, чтобы миловать или казнить! — пробасил я и ухмыльнулся. — Разбирайся сама со своей поганой жизнью, ведьма!

— Месье…  Месье…  П… п… простите…  Тысячи лет вам жить в богатстве, — не обращая внимания на мои слова, причитала старуха. — Благоверного своего и семерых детей схоронила. Все п… п… проклятая чума забрала…

— Угомони брехало, карга, — разрубил я криком приторное и тягучее, как резина, нытье.

Бродяжка застыла и больше не издавала ни звука. Даже не моргала…  Я вытащил бархатный мешочек и извлек из его внутренностей необычный золотой.

— Сегодня твой счастливый день! Начни жизнь с чистого листа! — запустив большим пальцем монетку в направлении попрошайки, выпалил я. Затем отвернулся и двинулся по своим делам, помахивая на прощанье рукой высоко в воздухе. — Набей брюхо вдоволь! Хоть раз в жизни, мегера! — добавил я, а затем совсем уже тихо, едва шевеля губами, прошептал. — В первый и последний раз…

— Благодарствую, скиталец! П… п… пусть хранит тебя бог…  Или лукавый. Смотря кто больше мил тебе сегодня…  Ветер перемен уже принес сосуд великоруса, — слышался за спиной бред умалишенной, который я пропускал мимо ушей, думая уже о другом.