Михаил Демченко

Osamu Dazai

«Жена Вийона»

Меня разбудил громкий звук быстро раздвинутой двери. Но я не встала — я знала, это пришел муж. Он всегда возвращался домой поздно и пьяным. Тяжело дыша, зажег он в соседней комнате свет и вдруг начал лихорадочно рыться в письменном столе и книжном шкафу, будто что-то искал там. Затем тяжело опустился на татами, и до меня донеслось его прерывистое дыхание.

«— Что он там делает? — недоумевала я».

— Это ты? — окликнула я мужа. — Ты голоден? Если хочешь поесть, ужин в буфете.

— Да-а? Спасибо, — неожиданно ласково проговорил он. — Как себя чувствует наш малыш? Температура еще держится?

Этот вопрос удивил меня. Нашему мальчику в будущем году должно было исполниться четыре года, но то ли от недоедания, то ли от дурной наследственности, — муж мой много пил, — то ли потому, что мальчик вечно болел, ростом он был меньше двухлетнего ребенка. Он едва умел ходить и почти ничего не говорил, из его ротика вырывались лишь отдельные звуки: ума, ума, ня, ня! Мне казалось, что он слабоумный. Когда я ходила с ним в баню, раздевала и брала его на руки, каким худеньким и некрасивым он выглядел! Жгучие слезы наполняли мои глаза, и я плакала, не стесняясь людей. Кроме того, у него часто повышалась температура или болел животик. А мужу до этого, казалось, не было никакого дела, он почти не бывал дома, и я совсем теряла голову. Если я говорила ему, что мальчику снова плохо, он равнодушно отвечал:

— Да? Надо бы показать его врачу, — потом надевал свою крылатку и уходил. Но денег на врача не было, и мне ничего не оставалось, как только лечь рядом с малышом и молча гладить его по головке.

И вдруг мой муж спрашивает о здоровье сына?! Это было так неожиданно, что вместо радости мною овладело тревожное чувство, даже холод пробежал по спине. Я растерялась, не знала, что отвечать.

— Можно войти? — раздался в этот момент за дверью высокий женский голос.

Я вздрогнула, словно меня окатили студеной водой.

— Добрый вечер, Отани-сан! — проговорил тот же голос более решительным тоном, и я услышала, как заскрипела в передней дверь. — Отани-сан, вы дома? — В голосе незнакомки послышались сердитые нотки.

Только после этого муж вышел в переднюю.

— В чем дело? — спросил он, и я увидела, что лицо его искажено страхом.

— Как «в чем дело»? — повторила женщина. — Такой приличный дом, а вы занимаетесь воровством! Прекратите эту неуместную шутку и верните, пожалуйста, то, что вы взяли. Иначе я

заявлю в полицию!

— Что?! Да как ты смеешь?! Вон отсюда, а то я сам обращусь в полицию!

В это время послышался мужской голос:

— Ну, знаете, это уже наглость! Как вы разговариваете с нами?! Пошутили и довольно. Ничего себе, присвоил чужие деньги и гонит. Мы и так натерпелись из-за вас, и вот вы нас отблагодарили. Не думал я, что вы окажетесь таким.

— Это шантаж! — срывающимся голосом крикнул муж. — Убирайтесь вон! Если у вас есть ко мне претензии, милости прошу завтра!

— Ах, вот как! Выходит, вы и вправду отменный негодяй! Что ж, придется идти в полицию.

Мне стало страшно — в голосе мужчины уже слышалась злость.

— Можете идти! — крикнул муж, но в его тоне не было прежней уверенности.

Я встала, накинула на ночное кимоно хаори, открыла дверь в переднюю и поздоровалась.

— Добрый вечер!

— О, это вы, хозяйка.

В передней стояли мужчина и женщина. Мужчине было лет пятьдесят, он был одет в короткое пальто. Он поклонился в ответ на мое приветствие, но полное лицо его хранило сердитое выражение. Его спутнице было лет сорок, это была худощавая, невысокая, опрятно одетая женщина.

— Извините, что мы столь поздно, — сухо сказала она и сняла с головы платок.

В этот момент муж, быстро надев гэта, попытался выскользнуть на улицу.

— Нет, постойте, вы куда?!

Мужчина крепко схватил мужа за плечо.

— Пусти, не то…

В правой руке у мужа блеснул нож. Этот нож у него всегда лежал в письменном столе. Видимо, его-то он и искал, когда вернулся домой, — он, вероятно, предвидел, что дело может обернуться плохо.

Мужчина отступил. Воспользовавшись этим, муж, размахивая рукавами крылатки, словно ворона крыльями, выбежал на улицу.

— Держи вора! — громко закричал мужчина, бросаясь вслед за ним. Но я, как была босиком, выскочила в переднюю и, обхватив мужчину руками, задержала его в дверях.

— Умоляю вас, остановитесь! Он может ранить вас! Я все улажу сама.

— В самом деле, — испуганно сказала женщина. — Он сейчас словно сумасшедший — еще натворит что-нибудь!

— Черт возьми! Надо позвать полицию! Больше терпеть нельзя! — прошептал мужчина, растерянно глядя в темноту улицы. Гнев его несколько улегся.

— Простите меня, расскажите, что случилось? — Я вошла в комнату и присела на корточки. — Может быть, я смогу все уладить. Входите, пожалуйста. Правда, у нас такой беспорядок…

Они переглянулись.

— Все равно вы нас не уговорите, — сказал мужчина. — Но все же я вам расскажу, что произошло.

— Пожалуйста, прошу вас, проходите!

— Нам вообще-то некогда, но, видимо, все же… — Мужчина стал снимать пальто.

— Пожалуйста, не снимайте. У нас холодно. Никакого отопления.

— Тогда извините, войду в пальто.

— Пожалуйста, вы тоже не раздевайтесь, — обратилась я к женщине.

Они прошли за мной в комнату мужа.

Крайне запущенный вид комнаты — порванные татами, поломанная ширма, ободранные обои, обветшалая фусума, неказистый письменный стол и совсем пустой книжный шкаф — по-видимому, чрезвычайно поразил их. Я не могла предложить им ничего, кроме старого дзабутона, из которого местами уже вылезала вата.

— Пожалуйста, возьмите хоть такой. Татами не вполне чистые, — сказала я и снова им поклонила

сь. — Очень рада с вами познакомиться. Право, не знаю, сможете ли вы простить нас. Мой муж, как я догадываюсь, причинил вам много неприятностей. Да еще угрожал ножом. Знаете ли, он такой странный человек… — проговорила я, но тут комок подступил у меня к горлу, и я не могла продолжать.

— Простите, госпожа, сколько вам лет? — спросил мужчина, повернувшись ко мне. Он сидел на подушке, скрестив ноги, облокотясь руками о колени и подперев подбородок ладонями.

— Мне?

— Да. Если не ошибаюсь, вашему мужу уже лет тридцать, правда?

— Да. А я… на четыре года моложе.

— Тогда вам примерно двадцать… шесть. Как все это ужасно! Такие молодые.

— Я тоже удивилась, когда увидела вас, — сказала женщина, выглядывая из-за плеча мужчины. — Иметь такую прекрасную жену и вести себя столь… Не понимаю!

— Он нездоров, он очень нездоров. Прежде с ним ничего подобного не было. Да, совсем опустился. — Мужчина глубоко вздохнул. — Знаете, госпожа, — продолжал он другим тоном, — мы с женой содержим маленький ресторан около станции Накано. Оба мы из Дзёсю, и я в свое время был там честным торговцем. Лет двадцать назад мне это наскучило, потянуло к городской жизни. Мы с женой переехали в Токио и нанялись в один большой ресторан. Мы отказывали себе во всем, скопили немного денег и вот в тридцать шестом году сняли около теперешней станции Накано небольшой двухкомнатный домик, открыли там недорогой ресторанчик, где посетители могли бы провести время за одну-две иены. Мы экономили на всем и усердно трудились. Это помогло нам создать хороший запас джина и других напитков. Поэтому, когда с вином стало плохо, это не застало нас врасплох и, не в пример другим, мы продолжали принимать посетителей. Некоторые из наших постоянных клиентов стали даже помогать нам понемножку доставать вино, — ведь его продавали тогда только военным. Детей у нас нет. И заботиться нам было не о ком. Когда началась война с Америкой и Англией и бомбежки участились, мы не захотели эвакуироваться в деревню, а решили продолжать торговлю. Война для нас, слава богам, кончилась благополучно. Мы вздохнули свободнее и, закупив на черном рынке большую партию вина, продолжали торговлю. Вот и вся наша история. Вам может показаться, что нам все легко удавалось. Но жизнь человека — это ад, и верно говорят, что в жизни зла больше, чем добра, что за маленьким счастьем всегда приходит большое несчастье. Счастлив тот, у кого хоть один день в году, хоть неделя проходит без особых забот.