— Наконец-то проснулся. Вчера уж больно хорош был!
— Что, сильно шумел?
— Еще бы. Песни распевал. Правда, все больше веселые. Что-нибудь хорошее случилось? Небось того — сговорился с какой-нибудь? — И она засмеялась.
— Да нет, что вы.
— Ну-ну, ладно. А ты знаешь… — Куно подошла к нему поближе и сказала, понизив голос: — У Тасиро-сан из третьего номера-то ужас что было. Приехала супружница ее мужика, такого шуму наделала. Бабы тоже все-таки страшный народ, как разойдутся. Сцепилась с Тасиро-сан.
Его соседка Тасиро-сан была тихая, скромная женщина лет тридцати. Иногда она заходила к нему поболтать, и это, в числе прочего, не нравилось Куно-сан.
— А я ничего и не знал.
— Да уж конечно. Пошумел-пошумел и на боковую… Не женщине бы это говорить, но бабы страшный народ. Ты вот только начинаешь жить, будь начеку. Такие вот тихони самые опасные и есть.
Куно-сан была явно не прочь оставить стирку и завести долгий разговор, но он, улучив момент, ретировался в комнату.
«— Бабы? — почему-то сказал он сам себе. И вдруг вспомнил, что условился с Тамиэ. — Хорошо бы на море. Хочется взглянуть на море. Посмотреть, как солнце в море садится, — сказала она. — Как она это сказала!»
Он достал из шкафа красную спортивную куртку, надел ее. Немного помялась, но ничего. Накинув поверх куртки пальто, он вышел из дому. Ему не часто приходилось бывать на улице в это время, и все кругом казалось чуточку странным.
Некоторое время он шел по улице вдоль железной дороги, потом, не доходя до подземного квартала, куда спускался вчера, повернул и пошел в противоположную сторону. Миновал кинотеатр, сплошь обклеенный фотографиями голых женщин, кабаре, смахивающее на замок из европейских сказок, и очутился в трущобе. Между высокими зданиями теснились, словно их занесло сюда ветром, низенькие, наспех сколоченные домишки. Многие уже почти развалились, многие укреплены криво прибитыми досками. Но возле тех и других сушилось белье: значит, тут жили. Каждый раз, проходя эти места, он вспоминал дом для рабочих в деревне Окуно, в котором он жил в детстве. Известняк из тамошней горы был уже выбран, и гора стояла жалко оголенная. Половину пропитанных многолетней известковой пылью домов снесли, и его семье пришлось почти год жить среди развалин, пока не началась разработка другой горы.
По рассказам тетушки Куно, в свое время квартирки в этих бараках пользовались большим спросом. А теперь им остается только с беспокойством ждать, пока земельная компания распорядится освободить и снести их. Он не любит ходить здесь, но это ближайший путь к станции О.
Контора проката была в десяти минутах ходьбы от станции Усуда, через две остановки от О. Он выбрал там светло-голубой «Civic» и поехал к закусочной, где они условились встретиться с Тамиэ. Руль все время тянуло вправо, но мотор работал без перебоев, да за такие деньги и нель-зя было требовать большего.
По пути он нашел телефон-автомат, позвонил в фирму и сказал, что не выйдет на работу. Он всячески обдумывал, что сказать, если трубку возьмет Камидзаки, но ответила девушка из конторы. Очевидно, было еще рано, и Камидзаки был на складе.
— У меня плохо с матерью, надо ехать домой, — соврал он.
— Что вы говорите, — посочувствовала девушка.
Ему стало немного стыдно, но, когда он положил трубку, его охватило ощущение свободы: наконец-то вырвался! И он снова помчался вперед.
Тамиэ застала его в закусочной за кофе с поджаренным хлебцем. Она пришла даже раньше времени.
— А ты молодец, не забыл.
Тамиэ заказала себе только кофе. Она закинула ноги в ботинках одна на другую и закурила «Seven Stars».
— А как же. Договорились ведь.
— А я думала, не придешь!
— Почему?
— Ну как почему, у тебя же работа.
— Подумаешь, работа… Я не пошел.
— Да ну? Как здорово. Взял и не пошел?
— Сказал, что мать больна…
Тамиэ замолчала и пристально посмотрела на него. Во взгляде ее мелькнула тень неодобрения он только не разобрался почему.
— Что ты так смотришь? О чем ты подумала?
— Мне не нравится, что ты так сказал.
— Что не нравится, что я мать приплел?
— Ну, не то чтоб уж врать нельзя было. Но все-таки неужели нельзя прямо сказать: не пойду на
работу, не хочу, и все. Хочу поехать отдохнуть…
— Так ведь тогда знаешь что будет!
— Знаю. Сама служила. Но так мне не нравится. Не нравится, и все.
— Если бы ты даже не пришел сегодня, я бы не рассердилась. Ничуть. Не захотел, скажем, прийти и не пришел, ну и ладно. И наоборот, если бы я не пришла, тебе не надо обижаться. Кто-то из нас подождал бы, не дождался и ушел, и ничего страшного.
— Но я же пришел.
— Я и говорю, что рада. Я тоже примчалась.
Обоим вдруг стало смешно, и они рассмеялись.
— Ты куда хотела поехать на море? — спросил Микио, когда они сели в машину.
— Да просто поедем туда, где видно море, и будем ехать и ехать, пока не надоест.
— Тогда давай поедем по побережью в сторону Идзу?
— Давай! Там такое чистое море. Я как-то ездила на Кудзюкури, но был шторм, на берегу пусто-пусто, такая тоска меня взяла.
«— С кем ездила?» — чуть было не спросил он, но промолчал.
С кольцевой дороги они свернули на столичную автостраду и некоторое время ехали по городским кварталам. Движение в эту сторону было сейчас небольшое, и стрелка спидометра не опускалась ниже ста. Воздух был прозрачен, как обычно в начале зимы, и за глыбой горы Тандзака отчетливо виднелась Фудзи. Когда они свернули на шоссе, бегущее вдоль моря, машин стало еще меньше. За густо растущими низкорослыми соснами расстилалось бледное спокойное море, кое-где на нем покачивались стаи птиц. Только у самого берега бурлил прибой, белопенные гребни с шумом разбивались о плотный песок. Время от времени попадались рыболовы, они бежали вслед за уходящей волной, стараясь подальше забросить свои грузила. Тамиэ молча смотрела в окошко машины.
— Может, остановимся где-нибудь?
— Давай.
— Ты не проголодалась?
— А ты?
— Да нет вроде.
— А я взяла с собой завтрак.
— Завтрак?
— Ага. Встала утром пораньше и приготовила.
— Чудная ты, Тамиэ.
— Почему?
— Вспомни, что ты говорила в кафе. Не вяжется одно с другим.
— Мне просто хотелось посмотреть, как у меня получится. И когда получилось, я так обрадовалась.
— Тогда, может, спустимся к берегу и поедим?
— Не стоит. Поедем дальше. У меня маленькие бутерброды, я буду класть их тебе в рот.
Вскоре дорога свернула в сторону моря. Миновав станцию Манадзуру, они снова выехали на прибрежное шоссе. Песчаное побережье кончилось, потянулся берег покрытый крупной галькой. Они увидели первый остров. Вдруг Микио невольно сбавил скорость. Впереди стояла небольшая машина, врезавшаяся в заградительный барьер. Передней своей половиной она лежала прямо на гальке, омываемой волнами.
— Тяжелая авария. Еще бы немножко, и все.
— А может, она потонула и ее оттащили?
— Может быть.
— Интересно, что с теми, кто в ней ехал?
— Если они в море угодили, то все, пожалуй.
— Может, и нам попробовать?
— Что-о?
Он невольно повернулся к Тамиэ. Она сидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку сиденья. Ветер из приоткрытого окна машины играл ее волосами. Он почувствовал, что надолго запомнит ее профиль среди этой морской синевы. Что когда-нибудь он будет вспоминать это странно усталое, совсем взрослое ее лицо. Желание Тамиэ посмотреть на море во время заката сбылось на краю длинного мыса, обрывавшегося круто к воде. Море было спокойно, за кораблями тянулся долгий след. Закат, окрасивший море и небо, потускнел, вода сделалась темно-синей, потом стала быстро чернеть. Все ярче становился свет бакенов, море постепенно сливалось с темнеющим небом.
— Ты не озябла?
Тамиэ не ответила и заговорила о другом.
— Мой папка прежде был рыбаком. Знаешь такое местечко Ураясу?
— Ага.