При виде нее в моей душе воскресает все то отвращение, которое я годами пыталась подавить. Оно просачивается наружу, словно дым сквозь прутья стальной клетки.
Я делаю шаг вперед, когда Хелена уводит Еву и они скрываются в приватной комнате возле кухни. Дверь за ними закрывается.
Кровь яростно стучит у меня в ушах, а во рту появляется медный привкус. Выдержать мысль об удочерении Евы Мадсенами было достаточно тяжело. Но отдать Еву Вестергардам – просто невыносимо.
Остальные девочки-сироты разбредаются кто куда. Но я иду за Несс в маленький кабинет, расположенный под лестницей, и врываюсь туда следом за ней.
– Это вы перенесли визит Мадсенов на сегодня, да? – спрашиваю я, упирая руки в бока. – Вы попросили их приехать раньше?
Несс пожимает плечами и принимается рыться в бумагах.
– Я пригласила их всех сюда, – пренебрежительно отвечает она. – У меня было предчувствие, что Хелена может заинтересоваться Евой. Они во многом похожи. И – да, я уже давно поняла, что небольшое состязание часто способствует тому, чтобы кого-нибудь из вас удочерили. – Несс хитра, и я думаю, что на свой лад действительно заботится о нас. Она всегда изыскивает способ подкинуть нам косточку. Не свою, конечно, но она без колебаний позаимствует ее у кого-нибудь, если это сможет помочь одной из нас. – Все получилось так, как я и надеялась, – Несс поднимает на меня острый взгляд. – Ты должна радоваться за нее.
– Где живет Хелена, Несс? – спрашиваю я, слыша отчаяние в собственном голосе.
– К северу от Копенгагена.
– Это целый день пути отсюда! – говорю я, не позволяя своему голосу звучать громче приличного. – Я больше никогда не увижу Еву!
Несс устало вздыхает.
– Съешь хлеба, Марит, – она со звоном перебирает ключи и опускается на колени перед шкафчиком с документами. – Не будь наивной. Ты не хуже меня знаешь, что большинство родителей даже не посмотрят дважды в сторону Евы, не говоря уже об удочерении.
Я это заметила, но пыталась убедить себя, будто дело не в том, что Ева резко выделяется среди светлокожих сироток и родителей. Будто это не имеет никакого отношения к тому, что ее мать была родом из Вест-Индии[2], а ее отец мог быть кем угодно.
– Никогда не думала, что ты настолько эгоистична, девочка моя, – продолжает Несс. – По крайней мере, попытайся мыслить разумно.
– А может, я не могу мыслить разумно, когда речь идет о Вестергардах! – бросаю я сквозь сжатые зубы таким тоном, который никогда не посмела бы использовать в те времена, когда жила под крышей Несс. – Мой отец погиб в их шахте, вы не помните?
Голос ее становится суровым:
– Помню, это было ужасное несчастье. И все же, как ты думаешь, откуда в прошлое Рождество взялись льняные простыни на твоей кровати? Думаешь, кто регулярно присылает нам деньги, чтобы мы могли купить обувь? Король Дании? – Она пригвождает меня к месту ледяным взглядом, от которого в испуге съеживается большинство воспитанниц «Мельницы», даже взрослых. – Марит, – медленно и непреклонно выговаривает она, – ты можешь предложить Еве что-нибудь лучше?
Я делаю резкий вдох. Несс находит бумаги Евы, встает и выпроваживает меня из кабинета.
Ева и Хелена появляются из комнаты, где беседовали наедине, и лицо Евы выражает нечто среднее между торжеством и ужасом. Когда госпожа Вестергард слегка кивает Несс, я вижу на шее у Евы блестящий стеклянный медальон.
«Нет!»
Молот и кирка. Герб Вестергардов. Другая сторона монеты, снова перевернувшая мою жизнь.
Несс хлопает в ладоши и восклицает:
– А теперь – праздничная трапеза!
Ева ищет меня взглядом, и они вместе с Хеленой направляются ко мне. По глазам Евы я вижу: она понимает, что это прощание, болезненный разрыв в нашей жизни, и свежие сколы остры, словно грани льда. Я сглатываю, изо всех сил пытаясь не заплакать, и вместо этого устремляю взгляд на плащ Хелены, который струится за ее спиной, а вышитые золотом завитки виноградных лоз и розовые цветы тянутся по полу. Во мне растет глухой звериный крик.
«Не будь эгоисткой, – умоляет что-то внутри меня. – Не будь такой, как Агнес». Но я в таком отчаянии, что мне все равно. Почему Вестергарды снова и снова отнимают у меня тех, кого я люблю?
В этот момент кайма великолепного плаща Хелены задевает торчащий кусок ржавой трубы рядом с нижней ступенькой, и мне приходит в голову неожиданная, блестящая, ужасная идея.
Я делаю шаг вперед и всем весом наступаю на плащ. Ткань цепляется за трубу и мгновенно рвется с жутким звуком.
– Ох! – восклицает Хелена, оборачиваясь.
Я скрываюсь в тени.
– О небеса! – ахает Несс. Она опускается на колени перед порванным плащом и заламывает морщинистые руки. – Должно быть, он зацепился за эту трубу, видите? Какое несчастье! – она бросает на меня пронзительный взгляд. – Мне невероятно жаль, Хелена. Нужно было давным-давно заставить кого-нибудь починить эту трубу.
Я смотрю на потрясенное лицо Евы, чей краткий миг счастья оказался разорван, словно этот плащ, и подхожу, чтобы встать рядом с ней. Мои разрозненные чувства сменяют друг друга, точно в калейдоскопе. Горечь, страх, отчаяние.
– Прошу прощения, – обращаюсь я к госпоже Вестергард и делаю почтительный реверанс, – но я работаю портнихой и обучена этому ремеслу. Вы позволите починить ваш плащ?
– Да, Марит может помочь! – поспешно подтверждает Ева, как будто это несчастье с плащом способно заставить Хелену неожиданно передумать. – Она шьет лучше всех. Это она сшила мне костюм для танца. – Локон, который я подколола не так давно, выскользнул из ее прически и теперь касается правой щеки, усыпанной темными веснушками.
– Я не уверена… – Хелена смотрит на меня. – Это крайне сложная работа. Думаю, плащ непоправимо испорчен.
– Тогда вы не будете против, если я попытаюсь? – спрашиваю я, храбро протягивая руку.
Хелена переглядывается с Несс, и та чуть заметно кивает.
– Хорошо, – с некоторым колебанием отвечает Хелена. – Благодарю. Сделай все, что можешь, и скажи мне, сколько это будет стоить, – она скидывает плащ, открывая платье из кремового узорчатого жаконэ[3] с накрахмаленным пластроном и юбкой, которая многочисленными ярусами струится вниз от тонкой талии, словно вода, бегущая из фонтана. – Сегодня на ночь мы остановимся в гостинице «Виндмелле Кро», – говорит Хелена, протягивая плащ. На секунду ее взгляд задерживается на мне, словно бросая вызов: – Утром мы отбываем.
– Я принесу его туда, – обещаю я уверенно, принимая из ее рук плащ.
То, что я сделала сегодня, может стоить мне работы, места у Торсена и доброго отношения Несс, но, по крайней мере, у меня появился шанс еще раз увидеть Еву. Я смотрю ей в глаза и говорю:
– Я приду в «Кро».
А потом прижимаю плащ к себе, чувствуя, как сжимается сердце – сильнее, чем мои кулаки, – и бегу прочь.
* * *
Торсен вернулся в мастерскую раньше меня.
Едва завернув за угол, я вижу в окне его красное, точно сырое мясо, лицо – он кричит на Агнес и указывает на мой пустой рабочий стол. Выругавшись, я пригибаюсь и ныряю в переулок, прижимая плащ к груди. Можно было бы солгать и сказать, что меня срочно вызвали забрать в починку плащ госпожи Вестергард. Но я неожиданно чувствую себя слишком усталой и опустошенной, чтобы встретиться лицом к лицу с Торсеном или Агнес. Поэтому, развернувшись на пятках, окидываю взглядом полутемный переулок и присаживаюсь на самую чистую приступку, какую могу найти, всей кожей ощущая холод камня. В лучшем случае, Торсен лишит меня жалованья за несколько недель, и это уже достаточно плохо, потому что мне нечем будет возместить стоимость ткани, пошедшей на наряд Евы. В худшем случае – уволит совсем, не заплатив мне ни единого ригсдалера. И я сомневаюсь, что после сегодняшней брани в кабинете Несс она захочет пустить меня переночевать.
Но не все сразу. Сидя одна в узком переулке, окидываю взглядом ряд окон над головой: ставни закрыты, занавески по большей части задернуты. В вышине лениво вращаются крылья мельницы. Я никогда не позволяла себе так много магии. Так много и так часто. И никогда там, где могут оказаться люди.
