Мы пригласили и командующего артиллерией, члена Военного совета генерала Петра Ивановича Косенко. Эти снимки я и по сей день храню как память о нашей дружной совместной работе в период подготовки к наступлению на берлинском направлении.

Вскоре после праздников поступил приказ, согласно которому 5-й ударной армии до 18 ноября 1944 года предстояло сосредоточиться в районе Сенница, Домбрувка, Станы, Луков (40–65 километров от Магнушевского плацдарма). Передислокация проводилась быстро и организованно. На новом месте в относительно спокойной обстановке началась подготовка к наступательной операции, получившей впоследствии название Висло-Одерской.

Фронтовая жизнь, в сущности, складывается из двух слагаемых — боя и учёбы. Войска учились напряжённо, и это было оправданно.

Каждое наступление — это беспрерывные бои, длительные, утомительные марши. Поэтому в учёбе не допускались условности. Так, например, на занятиях огневой вал имитировали взрывами толовых шашек и взрывпакетов, а заключительные дивизионные учения проводились с боевой стрельбой. Занятия в каждом стрелковом полку проходили на учебных полях, оборудованных по типу обороны противника перед Магнушевским плацдармом […]

В целях изучения боевых уставов и внедрения опыта Великой Отечественной войны политуправление фронта издало массовым тиражом ряд листовок-памяток бойцу-автоматчику в наступлении, миномётчику, артиллеристам — истребителям танков и т. д. […]

В 20-х числах ноября стало известно, что на 1-й Белорусский фронт прибыл новый командующий — заместитель Верховного главнокомандующего, член Ставки Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Новый командующий фронта объехал армии и соединения, познакомился на местах с их составом. Затем маршал Г. К. Жуков и Военный совет фронта поочерёдно стали вызывать командующих армиями, членов Военных советов и заслушивать доклады о боевой готовности войск, ставили перед ними задачи.

Настал и наш черёд. Мы с командармом приехали в расположение штаба фронта. Генерал Берзарин обстоятельно доложил о состоянии и ходе боевой подготовки в армии, а я — о политико-моральном состоянии войск и партийно-политической работе.

Вдруг маршал Г. К. Жуков, прервав меня на полуслове, спросил:

— Товарищ член Военного совета! Скажите откровенно, справится ли генерал Берзарин с командованием армией в предстоящей наступательной операции?

Этот вопрос командующего фронта не был вызван характером моего выступления и явился для меня полной неожиданностью.

Я невольно взглянул на генерал-лейтенанта Берзарина. Николай Эрастович как-то помрачнел, опустил голову. Я же почувствовал какую-то невидимую связь между недавним нашим разговором перед фотографированием и этим вопросом маршала.

— Товарищ маршал, если это возможно, то прошу разъяснить, чем вызвана такая постановка вопроса о Николае Эрастовиче? — спросил я в свою очередь.

Командующий фронта немного помолчал, а потом сказал:

— Что ж, поговорим начистоту. В Москве при утверждении плана предстоящей наступательной операции будет разговор и о соответствии некоторых командующих армиями занимаемым должностям. У высшего начальства почему-то возникли сомнения о генерале Берзарине. Поэтому я решил предварительно посоветоваться с вами.

Из практики своей прежней работы в Генеральном штабе я знал, что в Ставке всегда уделяли особое внимание подбору командующих для проведения очень важных наступательных операций. Что греха таить, бывали случаи, когда у отдельных командармов, умело водивших длительными оборонительными боями, вырабатывалась «оборонческая психология», и они потом, в быстро меняющейся обстановке наступления, терялись, действовали порой нерешительно. Но генерал Берзарин был отнюдь не таким. Я убедился, что он является мастером маневра, с инициативой командует войсками в наступлении и добивается успешного выполнения поставленных задач.

— Генерал Берзарин командует армиями с первых дней войны, — ответил я маршалу, — и, как мне известно, проявил себя весьма положительно. Сейчас он деятельно готовит армию к прорыву вражеской обороны и наступлению. В войсках его авторитет очень высок. На мой взгляд, Берзарин как командующий ударной армией вполне на месте. Это, безусловно, опытный и способный военачальник, преданный коммунист. Я, как член Военного совета, твёрдо убеждён, что нет никаких оснований сомневаться в отношении Николая Эрастовича…

Георгий Константинович внимательно посмотрел на Н. Э. Берзарина и твёрдо заявил:

— Я с вами полностью согласен. Так и буду докладывать Сталину.

На обратном пути, помрачневший и, казалось, осунувшийся Николай Эрастович молчал, но уже на следующее утро со свойственной ему энергией взялся за дело.

Вскоре Г. К. Жуков уехал в Москву для доклада Ставке плана предстоящей операции. Вернувшись на фронт, он через некоторое время позвонил мне.

— Фёдор Ефимович, — сказал он весело, — поздравь Берзарина. Государственный Комитет Обороны оставил его командармом. Желаю вам дружеской совместной работы, а армии — ратных успехов.

Неоднократно я убеждался в том, какую гигантскую силу таит в себе доверие к человеку, как оно его одушевляет. Так и Берзарина окрылило — это по всему чувствовалось — оказанное доверие. Теперь он уже не только уверенно, но и вдохновенно руководил подготовкой войск к проведению этой особо важной и напряжённой операции…»

В Висло-Одерской операции многое решили первые часы — артиллерийское наступление. Огненный вал. На участках прорыва плотность артиллерии составляла 250–300 стволов на километр. Как отмечают историки, «эффект от удара превзошёл все ожидания». Немцы совершили роковую ошибку — они подвели свои резервы близко к первой линии и оказались в зоне поражения губительного огня артиллерии. Немецкий военный историк генерал-майор Ф. В. фон Меллентин писал: «Русское наступление за Вислой развивалось с невиданной силой и стремительностью. Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного со времени гибели Римской империи».

На пятый день атаки войска маршала Жукова освободили Варшаву, окружили крупную группировку (до 60 тысяч солдат и офицеров) в городе-крепости Познань. Части маршала Конева овладели Краковом, предотвратив разрушение древнего города отступающим противником, охватили город-крепость Бреслау с крупным гарнизоном и намертво блокировали его. Фронты продвинулись вперёд до 500 километров, сломив семь рубежей обороны группы армий «А». Темп наступления составил 25 километров в сутки, у танковых и механизированных частей — до 70 километров. Наши войска уничтожили 35 дивизий, захватили в плен до 150 тысяч солдат и офицеров противника. К началу февраля Красная армия вышла к Одеру и с ходу захватила на западном берегу на Берлинском направлении цепочку плацдармов.

Вскоре эти плацдармы и решат судьбу последнего штурма Третьего рейха.

Армия Берзарина атаковала прямо по фронту с Магнушевского плацдарма. Справа 61-я армия генерала П. А. Белова, слева — 8-я гвардейская армия В. И. Чуйкова. В первый же день её ударные группы разметали немецкую оборону на участке Выборув — Стшижка. Вот что вспоминал о наступлении с Магнушевского плацдарма бывший офицер штаба 899-го стрелкового полка 9-го стрелкового корпуса, впоследствии писатель и биограф генерала Берзарина В. Е. Скоробогатов: «В четыре утра батальоны подняли по сигналу «Тревога!» Людей накормили завтраком, выдали на сутки сухой паёк. Стрелков снабдили патронами и гранатами. Эта деловая суета продолжалась до шести утра. По окопам пробежал полковой почтальон, солдат Фесенко, раздавал листочки с воззванием Военного совета 1-го Белорусского фронта. Достался такой листочек и мне. Приведу цитаты из этого волнующего документа, адресованного бойцам, сержантам, офицерам и генералам войск:

«Боевые друзья! Настал великий час! Пришло время нанести врагу последний сокрушительный удар и осуществить историческую задачу, поставленную Родиной, — добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином знамя победы…»