Вкус Генри был специфичен, но, несмотря на это, я ощущала, что каждый предмет он выбирал с особым трепетом и внимательностью. Возможно, он не стал выкидывать мебельный гарнитур и заменять его на новый по вполне понятной причине: он напоминал ему о покойной жене и ребенке. Но я не решалась завести этот разговор, считая тему запретной. В самом углу комнаты, едва заметный глазу, примостился низкий комод по типу тумбочки, сплошь уставленный свечами и канделябрами. Особый уют создавал лес, который обнимал дом со всех сторон, ограждая от внешнего мира.

Я остановилась в дверном проеме и увидела Генри, как всегда с бутылкой, тяжело поднимающегося с кресла. Он заметил меня, и его затравленный взгляд заставил меня задохнуться. Я вглядывалась в лицо мужчины: когда он успел так постареть?

Некогда жизнерадостный торговец стал похож на свою тень. Глаза серо-голубого оттенка с нависшими веками всегда смотрели с теплом и добротой, чуть вздернутый нос, пухлые губы и легкая щетина раньше выдавали в нем мальчишеский нрав. Сейчас же взлохмаченные волосы цвета спелого желудя почти полностью покрылись сединой. Темные круги под глазами, морщины на лбу и на коже вокруг глаз, красный цвет лица от постоянных пьянок говорили о том, что на его долю выпало немало препятствий и трудностей. Из одежды на нем были льняная рубашка со кляксами от вина и темные штаны свободного кроя. Генри не любил носить в доме обувь, считая, что оскверняет тем самым воспоминания о покойной жене и ребенке.

Тихонько мотнув головой, я натянула свою самую радостную улыбку и побежала навстречу Генри, распахнув объятия, но вдруг в дверь громко постучали. Генри выронил бутылку, его руки мелко задрожали, а лицо побелело. Резко остановившись перед растекающимся на ковре пятном, я сделала несколько шагов назад и скрестила в защитном жесте руки на груди, вопросительно наклонила голову и вскинул бровь.

Генри устало потер переносицу и, будто смирившись со своей участью, негромко сказал:

— Открой дверь, Эмилия. Мы ждем гостей.

Напрягшись всем телом, я сжала кулаки, вонзив ногти в ладони.

Гостей у нас не было уже достаточно давно. Это даровало мне чувство безопасности: я надеялась, что про нас забыли, и мы можем наслаждаться спокойной жизнью. Кинув взгляд на осунувшееся лицо Генри, я раздражённо выдохнула, прошла к входной двери и, схватившись за ручку, резко потянула ее на себя, оказавшись лицом к лицу с незнакомцем.

— ТЫ?! — только и смогла произнести я.

В ответ тишина.

— Ты?! — повторила я, стоя у порога. — Это что еще за шутки?! Генри?! — Я старалась держать себя в руках, но мой голос больше походил на истеричный писк.

Тишина.

Глубоко вздохнув, я медленно развернулась, не выпуская дверной ручки, натянула дружелюбную улыбку, которая была больше похожа на звериный оскал, и мило проворковала:

— Дорогой отец, может, объяснишься?

Генри стоял посреди зала и недоуменно моргал, будто он только что проснулся от затяжного сна и не понимал, где находится. Переводя растерянный взгляд то на меня, то на мужчину на пороге, он упорно молчал в надежде, что нелепая ситуация разрешится сама собой.

Я почувствовала, что внутри меня закипает гнев. Гордо вскинув подбородок, я начала закрывать дверь, давая понять незнакомцу, что ему тут не рады. Но не успела я это сделать, как молодой человек юркнул в дом, миновал прихожую и прошел прямо в зал к Генри. Взяв бокал, оставленный Генри, со столика, он по-хозяйски поднял с ковра бутылку, налил оставшееся содержимое и сел на диван, вальяжно закинув ногу на ногу.

— Здравствуйте, мистер Генри. Я так понимаю, Вы еще не успели сообщить Эмилии о нашей давней договоренности?

Я стояла в дверном проеме, не решаясь войти в зал, оставляя себе путь к отступлению, если необходимо будет бежать или использовать дар. Приятное тепло разлилось по всему телу: сирена внутри меня предвкушала возможную смерть незнакомца, его мучения и боль, отчего я не смогла скрыть хищной улыбки, вызвав недоумение на красивом лице гостя.

Генри, еще несколько минут растерянно переводил взгляд то на меня, то на молодого человека, затем вздохнул и сел в кресло. Я чувствовала, что ему тяжело начать этот разговор, но не торопила, давая возможность собраться с мыслями и все обдумать.

— Эмилия, я не знаю, откуда ты знакома с этим… молодым человеком, но он — наш спаситель, он сможет одолжить нам деньги, чтобы мы не умерли в нищете, — руки Генри задрожали от волнения, но он продолжил: — Пойми, то, что я тебе скажу, может показаться дикостью, но я делаю это не ради себя, а ради тебя. Ты заслуживаешь все самое лучшее, дитя мое.

Я с ненавистью всматривалась в лицо гостя, который вломился в наш дом, но тот старательно делал вид, что не замечает меня, вызвав еще больший гнев. Я начала глубоко и часто дышать, чтобы успокоиться, но видя, как отец пытается оправдаться, я резко перебила его.

— Отец, ближе к делу. Как нам поможет этот господин, и что ты ему будешь должен взамен?

Генри устало вздохнул, поднял голову и, посмотрев прямо мне в глаза, коротко произнес:

— Тебя.

Сердце пропустило удар.

— Я что, похожа на вещь, которую можно продать или одолжить? — прошипев, я прожгла взглядом Генри, который моментально стушевался и уронил голову на грудь.

Заметив, как незнакомец встал и медленно сделал несколько шагов в мою сторону, я зарычала и отступила. Не стирая с лица довольной ухмылки, в руках он медленно крутил бокал, в котором плескалась жидкость, напоминающая морские волны в лучах рассвета.

Быстро окинув его взглядом, я заметила, что две пуговицы рубашки, как и в прошлый раз, были расстегнуты, костюм цвета темного асфальта представлял собой удлиненный пиджак, брюки, облегающие крепкие ноги. На запястье переливался черный браслет, точно чешуйки змеи. В голубых глазах будто плавали кусочки льда, шрам, рассекающий бровь и глаз, только украшал лицо мужчины, а волосы, как и тогда, на ярмарке, рваными кончиками касались плеч

Приоткрыв завесу дара, я ощутила тепло, растекающееся по телу. Сирена, заточенная внутри, тут же протянула невидимые нити к самому сердцу незнакомца. Почувствовав от него лишь похоть и желание, схожее с безумием, я лишь усмехнулась и слегка прищурилась. Заметив мое хитрое выражение лица, незнакомец удивленно выгнул бровь и осторожно поставил стакан с ромом на стол, уверенно приближаясь.

— Эмилия, я был бы рад представиться, чтобы между нами не осталось недосказанности, позволь…

Вскинув руку вверх, я жестом приказала мужчине замолчать. Не ожидая такой выходки, гость остановился и скрестил руки на груди, чтобы не выдать нахлынувшее раздражение.

— Меня сейчас стошнит от такой формальности. Все это, конечно, очень познавательно и увлекательно, но мой ответ — нет, — гордо вскинув голову, я пристально взглянула гостю в глаза, даже не пытаясь скрыть издевку и усмешку. Проснувшееся чутье кричало, что он не причинит вреда, вся его наигранная напыщенность и мнимая власть — мираж. Но меня не покидало ощущение, что я знаю гостя, будто раньше мы уже встречались, и это тревожило гораздо сильнее остального.

Подняв руки, будто принимая поражение, незнакомец улыбнулся краем губ и произнес:

— А теперь будь добра — прикрой свой прекрасный рот и послушай меня, — столь грубый ответ поразил, и я позволила сирене потянуть за одну из нитей, ведущих к сердцу мужчины, заставив его чуть слышно застонать.

Прищурившись, незнакомец замолчал на несколько мгновений, будто прислушиваясь к своим ощущениям, затем продолжил:

— Как ты знаешь, дорогая Эмилия, твой отец — банкрот. Если бы не я, еще два года назад он не вернулся бы домой, а за его долги перед… кхм… товарищами пришлось бы отвечать тебе, причем, не только деньгами, — гость внимательно изучал мое тело и, задержав взгляд в районе груди, прокашлялся и продолжил. — Я предложил старику расплатиться с его долгами, дать возможность снова торговать и вернуть нажитые его семьей богатства, но при одном условии — он отдаст тебя мне. Я смогу позаботиться о тебе и дать все то, о чем тебе и не снилось. Хочешь платья, украшения, прислугу? Ты их получишь, только дай согласие.