— Хорошо. В парке гуляли. Говорила тебе вроде… — открываю нужное задание и начинаю быстро переписывать.
— У него по математике тройбан, кстати. — как бы между делом замечает Эрик.
— У кого?
— У Дятла.
— Да пофиг. Он красавчик.
— Обычный брюнет с начинающейся моно бровью. — с достоинством князя чеканик Рафикович и зло заканчивает. — И рубашки дурацкие носит.
— Есть варианты получше? — кидаю с вызовом. Чего пристал, когда я списываю…
— Есть!
— И кто?
— Да…да… — возмущенно дышит принц, отворачивается и указывает на входящего в кабинет Андрея Краснова. — Да хоть Андрей!
— Ой фу, блондинчик и ботаникум. — изображаю рвотный рефлекс и ехидно добавляю. — Но догадываюсь о твоих предпочтениях.
— Тетрадь верни! — угрожает Эрик.
— Не истери, Адямян, дай дописать!
«Ты сегодня моя…»
Его руки везде… и так тепло, уютно и хорошо…
Девятый класс…
Раздевалка.
— Ты, может, мечтал как-то по-другому, — давлюсь смехом и с упоением наблюдаю за обиженной реакцией друга, пока он переодевает кроссовки. — Но, кабзда тебе… Чует моя прекрасная задница, доберется она до тебя на перемене, если меня рядом не будет… — кладу руку ему на плечо и наклоняюсь к уху, — Макарова тебя зажмет и сделает мужчиной.
— Не доберется. — хмуро летит в ответ. — Я как раз пытаюсь найти нужную формулировку, чтобы не ранить ее чувства
— Скажи поэтично, — хмыкаю я, — Тебя и в мыслях даже не имел…
— Ника…
— Мы с ребятами, кстати, ставки сделали. — с наслаждением продолжаю свой троллинг.
— Спасибо за твою веру в меня, подруга дней моих суровых…
— Ой, ладно тебе. Надо отшивать нормально! Честно и просто сказал «нет» и точка. А не вот эти твои километровые морали о чувствах других людей… Ты ей пока будешь теорию описывать, она расчехлит твой колосок и напрыгнет…
— У меня не колосок! — багровеет принц, придерживая для меня дверь, когда мы выходим из здания.
На улице полным ходом идет весна, повлиявшая на обострение моих одноклассниц и подарившая им неуемную веру в успех при наличии искрометного макияжа и чугунной настырности. Главная сталкерша друга стоит в центре школьного двора в окружении двух наших одноклассниц.
— Ладно, Рафикович, спасу тебя. Ты просто соглашайся. И руку дай. Вот сюда. — игнорируя удивление, приобнимаю его рукой себя за плечи, а свою ладонь заключаю с ним в замок.
— Ты меня без боя отдать решила? — хмыкает он шепотом.
— Еще чего. Учись, пока я жива.
К девочкам мы подходим плотно прижатые друг к другу. Окидываю преследовательницу изучающе-скучающим взглядом и выдаю:
— Слышь, Макарова. Увижу тебя рядом с моим парнем, убью! Поняла? — громко, грозно, стервозно. В классе у меня состоявшийся авторитет буйной и «лучше не связываться».
— С твоим парнем? — удивленно и недоверчиво смотрит одноклассница. Черные стрелки, широкая челка, тугой темный хвост и яркий блеск на губах. Она из тех, кто о своей скромности может говорить часами и наотрез отказывается ломаться.
— Именно. Мы с Эриком не хотели афишировать, но твоя активная позиция заставляет. — кусаю губу и сдерживаю смех, чтобы не потроллить ее, добавив: «махаца буишь?»
Макарова зеленеет при моем недвусмысленно намеке, но осознанно молчит. Соображает. А вот ее подружка Инна, стоящая рядом сдерживаться нужным не считает и изумленно шепчет:
— Фигасе…
*
— Понял, как надо отшивать? — смотрю на довольное лицо Эрика, когда мы идем к автобусной остановке.
— Понял. — он убирает руку, но я возвращаю.
— Оставь, мне так нравится.
— Еще бы тебе не нравилось! — хмыкает принц. — Ты же моя сегодня?
— Я всегда твоя. — самоуверенно говорю я, наблюдая его странное выражение лица. — Твоя лучшая цельнометаллическая подруга!
*
«Если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю…»
Первый курс университета…
— Прыгай, Ник. Ты чего? — кричит снизу Эрик.
А я первый раз в жизни трушу. И не с такой высоты прыгала, и нормально все было, а тут вдруг… Не могу и все. Не могу сделать один маленький шаг.
Середина лета. Сессию закрыли и поехали к принцу на дачу.
Смеркается. Дядя Рубик наверняка уже приготовил шашлыки, и нас ждут к столу.
Надо было с девочками остаться, а не с его двоюродными братьями идти и искать приключений на свою задницу-предсказательницу… Вон стоят и смеются… Слезу убью каждого… Моя гордость не может пострадать из-за прыжка. Я же Ника Туманова! Да они бояться меня перестанут…
— Они надо мной смеются? — оскорбленно уточняю я.
— Кто? — удивленно переспрашивает Эрик и, следя за взглядом, поворачивается на ребят. Те стоят чуть поодаль и ждут нас, точнее меня, потому что забраться в разрушенный дом смогли все, а вот выйти со второго этажа — нет… Осталась я одна. Бесит!
— А ну заткнулись все нахрен! — вдруг грозно кричит Эрик. И из толпы прилетает:
— Э-э-э…мы не….
— Съебались отсюда! — неожиданно властно командует принц, затем поворачивается на меня и, виновато улыбнувшись, вставляет. — Извини, случайно получилось. — затем поворачивается к ребятам и что-то чувственно выдает на своем фольклоре. Те проникаются глубинной интонацией и, потупив голову, уходят.
— Никто не смеется. — уверяет, когда остаемся вдвоем. Протягивает ко мне руки. — Прыгай, я поймаю. И здесь солома, видишь?
— Не то, чтобы я боюсь… — тяну я с сомнением. — Но ты меня точно поймаешь?
— Обещаю. — улыбается так, что страх внутри уменьшается. — Ты мне доверяешь?
— Доверяю. Но, если не поймаешь, я тебя стукну! — шепчу, делаю шаг и оказываюсь в его руках.
В его руках, на скамейке, на соломе, разрывая одежду, прижимаясь друг другу, ощущая тепло, жар, пламя, твои пальцы везде или это мои… смешивая вкусы, целуя, кусая, вдыхая, проникая в меня…
Просыпаюсь с пылающим телом и учащенным сердцебиением…
Эрик, я тебя…
Глава 31
План поехать в субботу к Эрику оказался провальным с самого начала. Три запланированные съёмки, каждая продолжительностью три часа и три модели, оказавшиеся упоротыми закидонщицами в стадии совершенства, вымотали меня до состояния «доползти до кровати и мгновенно отключиться».
Но отправлять нейтральные сообщения для проверки Адамяновой почвы никто не мешал… Только вот они оседали в мессенджере непрочитанными замерзшими птицами. Он бил свой рекорд по выносливости в части игнора меня, а я в перерывах между съемками пыталась выжечь глазами экран телефона.
Айфоша верно хранил тайны переписки и многообразие контактов, в которых могли попасться всякого рода «Иван, трубку не брать, прикидываться иммигрирующей!» или «Василиса не снимаемая», но передавать через него мое просветление для бойкотирующего принца желания не возникало.
Мы с Эриком всегда сходились в мнении, что о чувствах надо говорить вживую.
«С Шекспировским трагизмом» — усмехался принц датский.
Поэтому, несмотря на то, что от одной мысли о какой-то чахоточной мечте Рафиковича внутренности кололо, как при неудачном иглоукалывании, я намеревалась открыть ему глаза на нас. Неужели он не понимает, — не видишь ничего крот очерствелый?! — какая мы потрясающая команда… как мы дополняем друг друга… как сильно я его…, да он пропадет без меня… Это же к бабке не ходи!
Как я сама все эти годы не понимала …
О каком выборе он говорил? Мой — очевиден. Вопрос только к нему…
И даже если он выберет эту свою молочную вафлю-инкогнито, я все равно скажу о своих чувствах. Ну, а потом дам леща. Или сначала дам леща, а потом скажу. Не сильно принципиально в какой последовательности.
*
Злосчастное воскресенье наступило, но серая галочка, как и вчера, стояла около писем одна одинешенька …зараза такая…
*
Телефон вибрирует от входящего сообщения, и я кидаюсь на него, как голодный бультерьер на стейк, но разочарованно вздыхаю, осознав, что это всего лишь сухой корм… Дарт, в отличие от моего скрывающегося гномика, засыпает меня всяческими письмами, в которых слишком много намеков. Они пестрят, гудят и отплясывают чечетку. Не тонко и не слегка гладят воображение, нет… Они скорее всплывают брёвнами. Слишком явными. Слишком очевидными. И, быть может, ещё парочку дней назад я бы растаяла под таким натиском инопланетного гостя, но сейчас испытываю только сильное отторжение и желание заблокировать абонента.
