— Ничего. Я об этом не переживаю. Тем более, что у меня есть вы, — я улыбнулась ему, а он вдруг весь замкнулся в себе. Отвернулся от меня и отвернул к стене мольберт.

Сильно чему-то расстроился.

— Иди посмотри телевизор, у меня еще есть кое-какие дела.

Я послушно ушла, а он в тот вечер сильно напился в кабинете. Это я от экономки узнала.

— Иди спать, и дверь запри, — покосилась на меня пожилая экономка, переобуваясь в холле и складывая домашние туфли в специальный ящик. Она собиралась домой. — Нечего к нему ходить, хозяин сильно пьяный.

— Он что же, за столом спит?

Я поразилась тому, что он в принципе пьяный. За Дэвидом Торнхиллом такого никогда не замечалось.

— Не твоего ума дело.

Что и говорить, я не послушала ее совета. Мне было жалко оставлять его в таком состоянии, а еще я почему-то чувствовала себя виноватой. Не понимала за что, но чувствовала… Спустилась к нему в кабинет и осторожно постучала.

— Мистер Торнхилл…

Мне никто не ответил и, еще раз поскребшись в дверь, я проскользнула внутрь. Над головой хозяина светил настенный бра, остальной свет был выключен. Он уронил голову на стол и закрылся руками. Но не спал. Медленно поднял на меня голову, пьяно покачиваясь. Под серыми глазами пролегли темные круги усталости.

— Не смотри на меня так, Ди… Я выгляжу отвратительно…

— Ну что вы…

Горечь в его голосе послужила для меня поводом к действию. Я подошла к нему и тихо произнесла.

— Умойте лицо и ложитесь спать в свою кровать. Вам нужно хорошенько выспаться.

Он послушно встал, пошатываясь, и я помогла ему добраться до его спальни. Мистер Торнхилл иногда забывался и вис на моем плече, и тогда мне приходилось трясти его, чтобы он пришел в себя и сделал еще несколько шагов самостоятельно. Кое-как доволокла его до кровати. Он так и не умылся. Какой там. Рухнул на одеяло, раскинув руки, тяжело и мучительно вздохнул.

Сняв с него домашнюю обувь, я накрыла его уголком одеяла, что было под ним, и собралась было уходить, как он больно схватил меня за запястье.

— Тебе лучше бы положить на мое лицо подушку и крепко прижать, — прошептал он.

— Ч-что? — Его жуткие слова и немигающий взгляд напугали меня. — Что с вами, мистер Торнхилл?

— Однажды я могу обидеть тебя… Я не знаю… Я больше ни в чем не уверен, как раньше…

— О чем вы? — я вообще ничего не понимала, но его состояние мне не нравилось. В его взгляде было что-то такое…

— Уходи…

— Мистер Торнхилл! — я попыталась вырвать свою руку, но он держал ее цепко, сжимая в своих пальцах до боли.

Меня сотрясала крупная дрожь. Мне совершенно не нравилось, что творилось с этим человеком. Это не мог быть он. Это не мой любимый герой.

Он дернул меня на себя, почти прижавшись своим носом к моему.

— Дура! Я голову теряю, понимаешь?! Уходи отсюда! Запрись на все замки! Вон пошла! — взревел нечеловеческим голосом, с силой отталкивая.

И только тогда, спотыкаясь и плача на ходу, я выбежала из его комнаты. И из дома. Сквозь темноту джунглей добежала до бунгало и заперлась на все хлипкие замки. Спряталась под одеялом, напуганная. Не понимающая, что, черт возьми, происходит?

Только потом, еще через какое-то время все встанет на свои места.

…Признаться, я сильно лукавлю, когда говорю, что в моем с Алексом прошлом не было счастливых моментов. Они были. Не смотря на что, были.

Это потом мы выросли, детские обиды превратились в откровенную неприязнь. А у меня плюсом поселилась неисчезаемая тоска в груди, что меня так и не приняли. Как бы я ни старалась, как бы я не тянулась. Все впустую. Я была по-прежнему от всех далека. От него далека.

Но, повторюсь, были и дни, когда нам было хорошо. Мне точно. Но могу поклясться, что и ему тоже.

На летних каникулах мы с ним, бывало, в моменты перемирия торчали на частном пляже Торнхиллов. Загорали на горячем песке и плавали в бирюзовом океане. Алекс даже научил меня нырять с масками, и мы целый день пропадали, разглядывая под водой приплывающих скатов и рифовых акул. Мне было страшно, но Алекс сказал, что они не едят людей. Странное дело, не смотря на прошлые обиды я всегда ему верила. Клялась себе, что это в последний раз. Но верила. Намного позже это чувство притупится, а потом и вовсе исчезнет.

Только после смерти Грэйс мы перестанем общаться совсем, и пути наши будут редко пересекаться, не смотря на то, что мы по-прежнему жили у Торнхиллов. Начнется новый этап в нашей жизни, а случай на яхте, за который мне до сих пор стыдно, даст ясно осознать, что мы совсем выросли. И больше не сможем любоваться звездами или скатами вместе. Только не мы.

К слову сказать, любоваться звездами позвала его я. Позвала просто так, не думая, что он согласится. Даже, наоборот, была в полной уверенности, что мальчишка рассмеется и пошлет куда подальше. Тем более, накануне мы сильно поругались из-за имени наших будущих лошадей. Посмотрев «Спирит. Дух Прерий» мы оба решили назвать своего будущего друга именем главного героя. Алекс сердито кричал, что у меня лошади может и вовсе не быть, тогда как у него будет точно. Именно после этого мультфильма он начал заниматься конным спортом. А мне было обидно, мультик-то я предложила посмотреть, он о нем и не слышал вовсе.

В общем, я позвала его ночевать на улице во дворе у бассейна и смотреть на звезды, а он, невиданное дело, согласился. Нам тогда лет по десять или одиннадцать было. Около того.

Устроившись под одеялами, мы хрустели заранее приготовленным попкорном и болтали о том, о сем. В основном Алекс рассказывал, а я слушала. Он всегда был очень умным, учился на отлично и знал много всего интересного. В тот вечер, как сейчас помню, он рассказывал про кубинского президента Фиделя Кастро, который, оказывается, даже бывал в СССР. Про падение диктатуры Батисты, про саму революцию.

Я слушала, открыв рот, и даже забывая жевать попкорн. А еще втайне наслаждалась его голосом. Он всегда мне нравился. Мелодичный, чуточку хриплый (будто застуженный), спокойный и рассудительный. Только когда менялся на насмешливый, жутко выводил из себя.

Потом его экскурс в историю Кубы закончился, и он встрепенулся, сказал, что заболтался.

— Ну его, этого Кастро. Расскажи лучше что-нибудь про Россию. Такая огромная страна. Я бы хотел там побывать.

— Если честно, я не помню толком ничего, — призналась я. — Кажется, это было так давно.

Еще с полчаса мы лежали и смеялись, сравнивая слова на русском и английском. А потом он внезапно спросил.

— Ты помнишь своего отца?

— Эмм, плохо совсем. Почти ничего.

— Вот как…

— Странное дело, — подумав, произнесла я. — Я не помню его лица, или даже отдельных черт. Не могу сказать какого цвета его глаза или волосы, потому что я очень похожа на мать. Я помню только тот вечер, когда мы сбежали из дома. Словно до этого момента отца-то и не было. Потом на три минуты он врезается в жизнь, и тут же снова исчезает, не оставив в памяти и следа. Не знаю, как объяснить.

Я не была уверена, что он понимает. Я и сама толком не понимала.

— Как думаешь, он тебя ждет? — тихо спросил мальчик.

И тогда я открыла тайну матери, которую она мне рассказала несколько месяцев назад.

— Я не знаю. Я даже не могу с точностью сказать жив ли он. Больше склоняюсь к «нет», чем к «да».

Рассказала ему историю нашего побега. Отрывки, которые помнила. Алекс лежал и внимательно слушал, не перебивая. Попкорн валялся брошенным…

— Недавно я узнала, что, оказывается, прежде, чем выпрыгнуть со мной в окно, мать воткнула в него нож. Он преследовал нас еще какое-то время, а потом все стихло позади. Она не вернулась назад, чтобы проверить жив ли он. Потому что если да, то он мог отомстить.

— Ничего себе… Я и не знал… Все думал, как ты тут оказалась…

— Да, в прошлом было мало приятного.

— Ничего, мой отец относится к тебе как к дочери. Того и гляди, про нас с Грэйс забудет.

В последней строчке я явственно услышала обиду. А еще я не была уверена насчет мистера Торнхилла. С недавних пор — нет.