После человеческой и экономической катастрофы эпохи Мао Цзэдуна китайцы начали посылать своих представителей в другие страны с миссиями по установлению фактов. Они хотели увидеть своими глазами, что представляют собой эти страны и может ли Китай чему-то у них научиться. Начиная с 1978 г. ведущие китайские политики и экономисты начали активно ездить в другие страны. Они совершили 20 поездок в более чем 50 стран, пытаясь определить политику, которая могла бы привести Китай к экономическому успеху. Шоры спали с их глаз, когда они увидели, например, как живут рабочие в Японии. Вскоре они поняли, что коммунистическая пропаганда годами обманывала их, сравнивая «славные» достижения социализма в Китае со «страданиями» в капиталистических странах. На самом деле все было наоборот, в чем могли убедиться все участники этих поездок по установлению фактов. «Чем больше мы видим внешний мир, тем больше понимаем, насколько мы отсталые», – неоднократно замечал Дэн Сяопин, отец последующих капиталистических реформ в Китае[34].
Но было бы неверно полагать, что Китай в одночасье «обратился» в капитализм или сразу же начал отменять плановую экономику в пользу рыночной. Китайское правительство начало медленно, неуверенно, постепенно предоставляя государственным предприятиям все большую автономию. Переход от социалистической, управляемой государством экономики к рыночной произошел не внезапно. Это был процесс, длившийся годы и десятилетия, – и он все еще далек от завершения. И не менее важными (если не сказать больше), чем меры, принимаемые сверху, т. е. со стороны партии, были инициативы снизу, например со стороны крестьян.
После горького опыта «Большого скачка» все большее число крестьян в сельской местности перехватили инициативу и решили восстановить частную собственность на сельскохозяйственные угодья, хотя официально это было запрещено. Тем не менее вскоре выяснилось, что урожайность в частных хозяйствах намного выше, поэтому партийные чиновники разрешили людям заняться этим делом. Первые эксперименты проводились в особенно бедных «нищих деревнях», где чиновники пришли к выводу, что «если здесь все пойдет не так, то это не так уж плохо, потому что нельзя упасть, когда ты уже на дне». В одной из этих маленьких деревень партийное руководство разрешило крестьянам обрабатывать особо низкоурожайные поля как частным фермерам. Как только им разрешили это сделать, земля дала урожай в три раза больше, чем при коллективной обработке.
Задолго до того, как в 1982 г. был официально снят запрет на частное фермерство, по всему Китаю возникли стихийные инициативы фермеров по восстановлению частной собственности, вопреки социалистическому кредо. Результат был в высшей степень положительным: люди больше не были вынуждены голодать, а урожайность сельскохозяйственных культур значительно возросла.
И такие изменения наблюдались не только в сельской местности. Помимо крупных государственных предприятий, существовало множество муниципальных предприятий, которые формально принадлежали городам и муниципалитетам, но все больше управлялись как частные предприятия. Эти предприятия часто оказывались лучше громоздких государственных предприятий, поскольку на них не распространялись ограничительные директивы плановой экономики. В 1980-х годах возникало все больше и больше де-факто частных предприятий. Социалистическая система, при которой государственная собственность, контролируемая централизованными органами государственного планирования, была единственным вариантом, все сильнее разрушалась снизу.
Огромное значение имели вновь созданные специальные экономические районы, где действие социалистической экономической системы приостанавливалось и разрешались капиталистические эксперименты. Первая специальная экономическая зона была создана в Шэньчжэне, прилегающем к политически и экономически независимому капиталистическому Гонконгу, который в то время все еще был колонией британской короны. Как и в Германии, где до строительства Берлинской стены все больше и больше людей бежали с Востока на Запад, все больше и больше людей пытались уехать из социалистической Народной Республики в капиталистический Гонконг через тогда еще небольшой рыбацкий городок Шэньчжэнь.
Дэн Сяопин был достаточно умен, чтобы понять, что военное вмешательство и ужесточение пограничного контроля не решат главной проблемы, но необходимо проанализировать и устранить причины бегства людей из страны. Когда партийное руководство провинции Гуандун, частью которой был Шэньчжэнь, более детально изучило ситуацию, они обнаружили, что беженцы из материкового Китая живут в деревне, которую они основали на территории Гонконга на противоположном берегу реки Шэньчжэнь, где они зарабатывают в 100 раз больше денег, чем их бывшие соотечественники на социалистической стороне.
В ответ Дэн заявил, что, если Китай хочет остановить поток, ему необходимо повысить уровень жизни на китайской стороне реки. Шэньчжэнь, в котором в то время проживало менее 30 000 человек, стал местом проведения первого в Китае эксперимента по внедрению свободного рынка, который был осуществлен партийными кадрами, побывавшими в Гонконге и Сингапуре и на собственном опыте убедившимися в том, что капитализм работает гораздо лучше социализма.
Из места, где многие, рискуя жизнью, бежали из страны, эта бывшая рыбацкая деревня сегодня превратилась в процветающий мегаполис с населением 12 миллионов человек, с процветающей экономикой, в центре которой находится электронная и телекоммуникационная промышленность, и с более высоким доходом на душу населения, чем в любом другом китайском городе, за исключением Гонконга и Макао. Модель особого экономического района была быстро распространена в других регионах. Низкие налоги, низкая арендная плата и низкие бюрократические барьеры сделали особые экономические районы чрезвычайно привлекательными для иностранных инвесторов. Их экономика менее жестко регулировалась и была более ориентированной на рынок, чем во многих сегодняшних европейских странах.
Впервые я посетил этот регион в августе 2018 г. и повторно в декабре 2019 г. Во время второй поездки я беседовал с представителями частного аналитического центра. Руководитель аналитического центра – профессор, который не принадлежит ни к Коммунистической партии, ни к какой-либо другой из восьми «партий» в Китае. «Возможно, мы станем последними защитниками капитализма», – заметил он. Во время нашего разговора он выразил недоумение по поводу того, что социалистическое мышление переживает такой ренессанс в Европе и США: «Здесь, в Китае, почти никто уже не верит в идеи Карла Маркса».
Официальное провозглашение рыночной экономики на XIV съезде Коммунистической партии Китая в октябре 1992 г. – шаг, который был немыслим всего несколькими годами ранее и который стал важной вехой на пути Китая к капитализму. Хотя партия не отказалась полностью от централизованного экономического планирования, цены на сырье, транспортные услуги и капитальные товары, которые устанавливались государством, резко упали.
Параллельно предпринимались попытки реформировать государственные предприятия, ранее находившиеся исключительно в государственной собственности. Теперь частные граждане и иностранные инвесторы могли стать акционерами. В 1990-е годы приватизация продолжалась быстрыми темпами, и некоторые компании были выведены на фондовый рынок. Было много стихийных приватизаций и IPO, инициированных местными органами власти. Стало ясно, что в условиях конкуренции многие государственные предприятия нежизнеспособны.
События в Китае доказывают, что ускорение экономического роста – даже если оно сопровождается ростом неравенства – идет на пользу большинству населения. Сегодня в Китае больше миллиардеров, чем в любой другой стране мира, за исключением США; в Пекине проживает больше миллиардеров, чем в Нью-Йорке. Это подтверждает ошибочность антикапиталистического «мышления с нулевой суммой», которое утверждает, что богатые богаты только потому, что они что-то отняли у бедных. Причина, по которой сотни миллионов людей в Китае сегодня живут гораздо лучше, заключается не в том, что там так много миллионеров и миллиардеров, а в том, что – после смерти Мао Цзэдуна – Дэн Сяопин дал указание: «Пусть сначала некоторые люди разбогатеют».
