Упираюсь рукой в стенку, она жмурится и голову в плечи втягивает. Боится меня… Почему-то это бесит. Беру за подбородок.

– Я тебе тут должен кое-что остался, детка. А долги я привык отдавать.

Раздеваюсь, бросаю одежду в угол и только сейчас вижу, с каким ужасом она смотрит на мой член. Да, родная, он только что был в тебе. И ничего, поместился.

От одной мысли, что можно снова погрузиться в нее, он реагирует мгновенно – каменеет и поднимается вверх. Глаза моей девочки округляются, губки приоткрываются.

– Раздевайся, потом насмотришься. Не бойся, не трону, сегодня тебе хватит.

Она, не сводя с меня глаз стягивает топ, и я лишь присвистываю. Все так, как я и предполагал, грудь так и притягивает. Темные ареолы вокруг соска большие, все как я люблю. Все прямо под меня, спецзаказ…

Ловит мой взгляд и, наверное, он совсем голодный, потому что руки взлетают и крест-накрест прикрывают то, что уже стало мое.

– Руки назад, – подхожу ближе, сам развожу их и наклоняюсь к груди. Трогаю языком сосок, облизываю, обвожу по ареоле, а она сжимается. Снова обвожу и всасываю затвердевший сосок, перекатываю во рту, тереблю языком, а она начинает стонать, и все, блядь, я опять плыву.

Нельзя, я должен нас помыть. Осталось объяснить это собственному члену, а я хоть и поехал крышей, но не до такой степени, чтобы с ним разговаривать. Так что просто отключаю мозг и ласкаю сделанную по спецзаказу грудь моей девочки.

Ника приподнимается на носочки, скрестив длинные ноги, и я вижу, как она ерзает, трет ими, пытаясь приласкать себя, при этом подставляя мне под губы то одну грудь, то вторую. Снимаю душ и регулирую воду, делая струю максимально сильной.

Ника цепляется за мои плечи, и я понимаю, что еще немного, и поимею ее прямо здесь. Ничего такого в этом не было б, если бы она еще двадцать минут назад не была девственницей. А так ее ноги вверху перемазаны высохшей кровью и спермой, и я, хоть и долбаный извращенец, но не садист.

Направляю струю вниз и мою ее, а она с готовностью насаживается мне на руку. Нет, девочка, так не пойдет, я хочу продлить удовольствие.

– Вымой меня, Вероника, – подношу ее руку к дозатору и выдавливаю несколько капель геля. А потом накрываю свой член ее ладонью и едва сдерживаюсь, чтобы не зашипеть как раскаленный брусок, который опустили в воду.

Девочка испуганно отдергивает руку, но я возвращаю ее обратно, глядя в глаза.

– Не бойся его, Ника, привыкай, теперь ты с ним будешь общаться чаще, чем со мной.

Это правда. Я не слишком общителен, зато минет предпочитаю даже когда пью кофе или говорю по телефону. Но судя по ее перепуганному виду, член моя Ника видела только нарисованным на школьной парте, а там далеко не те масштабы. Так что впереди у нас долгие и изнурительные тренировки.

От таких перспектив моя эрекция становится вполне пригодной для огранки алмазов, и девочка тоже это чувствует. Я ловлю губами ее несмелое «Тимур!» и включаю боковую панель. Все, пора завязывать с этими играми, у меня впереди еще выплата долговых обязательств.

Выдавливаю побольше геля на руку и начинаю намыливать ее всю, кайфуя от того, какая нежная под руками кожа. Собственные ладони кажутся наждачкой, приходится водить ими очень осторожно, я увлекаюсь и не сразу понимаю, что Вероника сначала несмело, а потом уже более уверенно вспенивает гель у меня на плечах. Рисует круги на груди, ведет ладошками по рукам, по спине.

Она так старательно меня моет, что даже кончик языка высовывает. Стою, разведя руки в сторону, и молча смотрю, как она смывает гель, а потом целует меня в грудь, слева над соском. Чувствует, что смотрю на нее и поднимает глаза. На миг наши взгляды скрещиваются, и я застываю, даже дыхание перехватывает.

Как можно так на меня смотреть, вот как? Да если бы меня какой-то левый мужик на складе выебал, я бы его, суку, на ленты порезал. А эта смотрит, будто я, блядь, подарок на Новый год.

Захватываю ее за волосы у основания и притягиваю лицом к лицу.

– Ника, если есть, что сказать, говори. Если подослали, скажи сейчас, не трону и отпущу. Потом поздно будет. Не пожалею.

– Ничего, Тимур, – она нисколько не тушуется, снова встает на носочки, тянется ко мне, – ты просто мне понравился. Ты красивый и… большой, – уже смелее проводит рукой по члену, и я ведусь, как последний мудак.

Выключаю воду и тянусь за полотенцем. Вытираю ее, а сам по-прежнему сканирую, но в глазах больше ничего не мелькает, и в помине нет ничего похожего на то выражение, что из меня чуть весь дух не вышибло. Наверное, я и правда становлюсь чересчур подозрительным.

Подхватываю Нику под ягодицы и несу в спальню. Она обвивает меня руками за шею, а ногами за бедра, и меня снова пробивает странное, гнетущее чувство, будто я что-то упускаю. Что-то важное, оно витает в воздухе, буквально пропитывает его, а я как пес, лишенный нюха, ни хера не чувствую…

Но как только бросаю Нику на кровать и раздвигаю ей ноги, мысли разом выветриваются из головы. Она лежит, раскрытая, черные волосы на белом шелке, а там как цветок. Розовая.

Она спохватывается и прикрывается ладонями, хочет свести колени. Отбрасываю руки, снова развожу ноги.

Провожу по щиколотке, потом до колена, потом по бедру. Пальцы скользят, будто плетут узор. Моя девочка раскрыта, колени разведены, руки закинуты за голову, губа прикушена. И я опускаюсь вниз. Оттуда смотрю на нее и мне нравится, как она вспыхивает.

Придвигаюсь и целую бархатистые складки, а потом осторожно провожу между ними языком. И она уже стонет. Такая чувствительная девочка. Я знал, что она на вкус тоже сладкая, но не знал, насколько. Вкус ее возбуждения пьянит, я погружаюсь языком глубже, а потом облизываю шелковую плоть. Толкаюсь глубже – облизываю, глубже – облизываю.

Ника сначала постанывает, цепляется пальцами за простыню и пытается увильнуть. Но я крепко держу за бедра, и она может только двигаться навстречу моему языку.

Теперь она громко стонет, облизывая пересохшие губы, хрипит и вскрикивает, а я нахожу языком клитор и в несколько ритмичных толчков довожу ее до такого оргазма, что она несколько минут бьется в моих руках, сведя ноги и выгнувшись дугой. И пульсирует, пульсирует… Е. ть, как это больно – сдерживаться…

На секунду представляю, как она пульсирует на моем члене, и в глазах реально темнеет. Мне, сука, еще осталось сознание потерять! Нависаю над ней и заглядываю в глаза.

– Вероника, – ловлю губами упавший на лоб локон, – детка, ты еще один раз не потерпишь?..

Она делает выдох, а потом выражение глаз становится осмысленным, Ника протягивает руки и обнимает меня за шею.

– Тимур, – шепчет, – ты только меня целуй все время, хорошо?

– Дурочка, – говорю в губы, – я тебя вообще сейчас съем.

Толкаюсь языком, она тут же всасывает его, и мы начинаем переплетаться, касаясь кончиками, впиваясь в основание. Мы трахаемся языками, и я чувствую, как она подо мной раздвигает ноги, полностью для меня раскрываясь.

В голове начинает гудеть, я примеряюсь бедрами, и мой член сам находит ее вход. Влажный от моей слюны и от ее желания, теплый, притягивающий. Упираюсь локтями по обе стороны и покачиваюсь, член скользит по шелковой промежности, головка сочится, увлажняя мою девочку еще больше. А потом толкаюсь вперед и улетаю.

– Тимур… – слышу вскрик. Замираю. Я в ней полностью, до основания. Ложусь сверху и просовываю под нее руки. Все, лежи, родная, привыкай ко мне.

– Ммм?

– Тебе… хорошо со мной?

Это звучит так неожиданно, что я даже приподнимаюсь и смотрю на нее. Облизывает пересохшие губы, и я вспоминаю, что обещал.

– Мне охуенно, – говорю и вплетаюсь в ее рот языком. А сам начинаю толчки, сначала короткие, медленные, потом все сильнее, сильнее, а дальше разгоняюсь как невменяемый.

Она постанывает, царапает ноготками спину, плечи. Я чувствую, что уже скоро, и вкладываю ей в рот пальцы, а потом протискиваю руку между нами и нахожу клитор.