— Да, египтяне обучены и вооружены лучше нас. Да, там солдаты по двадцать лет служат. И полководцы не в один поход ратный ходили. Но в Силе этой и Слабость заключена. Потому как знаем мы, что они делать станут, и наперед предсказать можем, как воевать будут. Им же о нас ничего не ведомо. И, похоже, всерьез египтяне вчерашних рабов не воспринимают. Думают, легкой прогулкой поход этот обернется. Не известно им, что у нас и секиры, и луки есть.

Моисей повысил голос. Теперь не нужно было вслушиваться, слова сами хлестали по обнаженным душам.

— В этом и спасение наше. Ударить внезапно, чтобы египтяне опомниться не успели. Врасплох их застать. Пустить тучи стрел, в командиров целясь. И если удастся Тысяченачальников и Сотников стрелами уложить, тогда есть надежда, что в панике побегут солдаты простые. А пока фараон опомнится, пока соберет новую армию — мы уже далеко будем.

Моисей остановился, и тотчас в воздухе повисла липкая тишина, что давила на каждого, забирала последние остатки решимости. Нет, нельзя молчать, иначе не привести потом в чувство вождей растерянных. Действовать, сейчас, сразу!

— Махли!

— Да.

— Бери стрелы, сколько в лагере есть, и строй сотню. Через четверть часа пойдем место искать, где египтянам сюрприз приготовим.

Махли коротко кивнул и тенью скользнул из шатра — только шкура овечья закачалась на входе.

— Симеон!

— Здесь.

— Твои мужи, что в крепость ходили, пусть всех стариков и детей собирают. Как только будете готовы, выступайте из лагеря и идите на полуночь. В двух днях отсюда есть колодец заброшенный. Я у вас перед отходом остановлюсь, расскажу места приметные, чтобы в пустыне не заблудились.

Команды сыпались одна за другой, и чуть успокоившиеся вожди по одному исчезали в проеме. Четко, без лишних слов, совсем как в настоящей армии. Эх, такой бы порядок и десять дней назад. Как далеко бы они продвинулись!

Последним бросился исполнять приказание патриарх Неффалимов. И только оставшийся Аарон настороженно вскинул бровь на едва слышные, легким выдохом вылетевшие слова Моисея:

— Хотел бы и я верить, что у нас всё получится!..

Ловушка вышла, на удивление, хороша. И место отыскалось, словно специально под засаду приспособленное: слева — море глубокое, справа — скалы отвесные, валунами усеянные, посреди — проход узкий, где и трем колесницам не разъехаться. Придется египтянам по очереди проходить. А перед ущельем остановиться, тесной толпою сгрудиться. Лучникам израильским на потеху, стрелам длинным на радость.

— Будь стрел вдоволь, никто из египтян дальше бы не пробился, — объяснял Моисей левитам. — Жаль, что на каждого из нас удалось лишь по две сотне стрел собрать. Египтян куда больше будет. Но нам сейчас важно передышку получить. Спесь сбить с полководцев фараоновых. Для того и тысячи стрел достаточно.

Воины молчали, иногда кивали в такт словам Моисея. Суровые лица, твердые взгляды. Должно у них получиться. После всех бед и лишений боги не отвернутся от них.

— Стреляйте тогда только, когда уверены, что стрела мимо не пройдет. Вначале дайте им подойти поближе, первый отряд даже вовнутрь пустите. Дождитесь, пока главные силы у прохода скучатся, тогда и спускайте тетивы. А чтобы путаницы не вышло, буду я команды отдавать. Покуда в первый раз не прикажу, чтобы ни одной стрелы не сорвалось! Всё ясно?

Еще как ясно, куда уж более. Каждый понимал, что там, сзади, остались тысячи евреев, жены и дети, матери и отцы. И если не остановить сейчас наступление войска египетского, то, возможно, никто дня завтрашнего не увидит!

Моисей лично проверил, как укрылся каждый из воинов: не торчит ли где кончик лука, не выглядывает ли ворот полотняный, не сверкает ли на солнце затылок бритый. А дальше оставалось только ждать.

Первые десять минут быстро пробегают, следующие текут медленно, а дальше, и вовсе, тянутся нескончаемо. Самое трудное — ждать перед боем. Моисей по себе хорошо знал. Как и то, что не имели левиты отважные подготовки должной, чтобы время научиться обуздывать. Справятся ли? Не сломаются ли от ожидания долгого?

Вроде нет: тела напряжены, брови насуплены, глаза сверкают.

Моисей осторожно перебирался от воина к воину, прячась за камнями, стелясь полозом вдоль земли. Где шуткой, где разговором серьезным, а где и окриком строгим заставлял одних собраться, других успокоиться, а кого и вовсе в улыбке расплыться.

Медленно, неохотно минуты складывались в часы. Солнце, что вначале вроде ласково пригревало, к полудню вцепилось раскаленной хваткой в гладкие затылки. Капельки пота, выступившие с утра, давно испарились, и только сухие крапинки соли напоминали, что еще недавно здесь была влага. Потянуло в сон, и Моисей задвигался в два раза быстрее, чтобы тормошить, будить, не разрешать евреям поддаваться жарким чарам полуденного марева. Внезапно проснулось то самое чувство, что и десять лет назад, когда он едва не погиб в безводной пустыне. Может виной был сухой язык, царапающий нёбо, а может шрам на ноге, что внезапной острой болью напомнил о себе.

Моисей уговаривал израильтян, что еще немного, минут десять, самое большее полчаса, и на горизонте появится облако пыли, сопровождаемое топотом тысяч ног. Но минуты складывались в часы, а никто не шел.

Наверное, он все же вздремнул. Потому как, открыв глаза, явственно увидел вдалеке египтян. Одна сотня, другая, третья. Дальше всё сливалось в черное море солдат и колесниц. Тысяч пятнадцать, а то и все двадцать. Выходило, что фараон послал вдогонку армию вдвое, а то и втрое большую, числа евреев, покинувших Уасет. Чтобы наверняка.

Левиты встрепенулись, ожили. Сами собой исчезли усталость и сонливость.

— Луки приготовить! — жаркий шепот услышали все. — Но чтобы ни одного выстрела, пока я не скомандую! Ослушавшегося оставлю связанным в пустыне скорпионам и гадам ядовитым на пожирание. Ясно?

Моисей скользнул взглядом по суровым лицам левитов, кивнул и повернулся к ущелью.

Первые отряды египтян тонкими струйками потянулись в проход.

Идут, тяжело дышат, пот со лба стирают. Кожаные ремни плотно обхватывают грудь и живот, высокие щиты закинуты за спину, секачи покоятся на плечах, луки беззаботно болтаются сзади. Двигаются осторожно, но не из-за того, что израильтян боятся, а потому как дорога неровная, легко и пораниться. Долго ищут, куда ногу поставить, старательно обходят валуны побольше.

Ничего, сейчас забегаете. И думать забудете о царапинах от каменьев острых!

А вот и основные войска подтянулись. Сгрудились, толпятся, точь-в-точь как вожди накануне в шатре пылающем. Что же пора. Самое время. Треть воинов египетских одним махом уничтожить. А если боги милостивы будут, то и всю половину!

Застонал тихонько лук, натягиваясь до отказа, услышали левиты звук заветный. Со всех сторон тихий треск послышался, будто ветерок по пальмовой роще прошелся. Но знал Моисей, что от ветра этого уже через миг полсотни египтян с Осирисом повстречаются.

Что же, выбрать цель позаметнее. Вон сотник грузный впереди вышагивает. Дыхание затаить и, да пребудут боги с нами…

Стрела была готова сорваться с тетивы, когда сотник вдруг повернулся и, закрывшись рукой от солнца, посмотрел в сторону Моисея. Нет, египетский военачальник разглядеть ничего не мог: лучи прямо в глаза били, слезу вышибая, но всё равно казалось, что под пристальным взглядом израильтяне, как на ладони.

А потом сотник руку от лица отнял, и у Моисея внутри все оборвалось.

Приплюснутый нос и бритый затылок на толстой шее он узнал бы из тысячи. Манитон! Вот кого он едва жизни не лишил!

И чтобы не было мало, египетский сотник закричал, задрав голову:

— Моисей, ты там?

Слова оглушили, мысли поскакали вразнос: он что, всё знает? Откуда? Как? Неужто среди евреев предатель завелся?

— Тихо, никому не стрелять! — опять шепотом, на этот раз слишком громко отразившимся от отвесных каменных стен.