Пили Вы чай из блюдечка, когда осторожно наклоняешь над ним стакан, отливаешь немного и со свистящим звуком втягиваешь в себя слегка подостывшее озерцо? А сахарок макаешь в чай и высасываешь. Затем- ещё разок, после чего сахарок разваливается…либо съедается. Можно, конечно, и растворить обе упаковки в стакане и лить в блюдце сладкий, но как-то уж это примитивно. Сидишь, значит, ты с этим блюдечком, будто попал в далёкое прошлое, где только так, говорят, и чаёвничали степенные мужики, и млеешь от удовольствия. И это при том. что чаю ты, в общем-то не пьёшь. От слова «вообще». Но тут, это вам не там, и не вообще. Тут- баня и всё по-другому. Поэтому не то, что один, и не два, а и три стакана выдуешь- тяжести в пузе не почуешь, и кишки не обожжёшь. Как иначе, ты ж на него, на блюдечко, дуешь, когда к губам подносишь.
По пути к бане, коли случалось идти по Новоурицкой, проходилось два военных объекта, каждый из которых охранялся непременным часовым с автоматом. А вот машин вечером на этой улице не наблюдалось, поэтому шагать, размахивая банным специальным жёлтым портфелем, вполне можно было посреди проезжей части. Скажу и за то, что вообще тротуарами в те времена Ямские избалованы не были.
До дома доходили обычно в десятом часу и самое время было уже ложиться на боковую. А как иначе, это сейчас младшие классы по субботам не учатся, а мы учились и не считали возможным другой расклад, хоть и поголовно мечтали о двух выходных днях, как у родителей на работе. Одно выходило нам субботнее послабление- два-три урока, и в кино. Можно сказать, это мероприятие и грело наши неиспорченные развлечениями души начиная со вторника, или среды, когда мы считали себя уже замученными учёбой. Впрочем, особо везучим и жадным до культуры удавалось иногда попасть в «Искру» и на неделе.
Приехал с работы, выгнал на улицу кошачье своё поголовье и вспомнил давнишнее…
Был у нас, стало быть, на пересечении Первого Переулка и Горной продуктовый магазин. Назывался «Зелёненький». Почему? Таки бросьте спросить. По молодости тогдашних лет не упомню. Васьки нашего, что с домом вместе достался, в живых уж не наблюдалось. И привезли мы из деревни котёнка. Пожалуй, можно даже сказать- кота, был он габаритами большенький. Простой советский кот по кличке Шурик. Серый и полосатый. По своей деревенской привычке едва освоившись в городе, отправился изучать окрестности. Пропадал порой по целому дню, а не то и ночь блуждал где-то по своим хвостатым делам. И вот однажды Шурик пропал. Сами, небось, догадываетесь, кто по нему больше всех страдал. Один тощий шкет с переулка Ухтинского 28. И слезу пускал раз…несколько, так жалел сгинувшего кота.
А после его-кота- доставили в целости и сохранности. Две лапы спереди, две сзади, пузо, усатая наглая рожа, яй.а и хвост. Получи, мол, и распишись. А вот кто принёс- тут опять провал в памяти. Может кто из родственников припомнит? На вопрос же, где моего кота отыскали, ответ помню. Сказали- В Зелёненьком, было, прижился. Мужики там выпивали за магазином регулярно, ну и, соответственно, закусывали. А он простой бесхитростный деревенский паренё… кот. Чует колбаску- идёт на запах. Колбаска-то тогда была мясная, духовитая. Хоть и в дефицитах числилась часто, и количеством сортов не вышла, а доверие моей скотинке внушила. И прописался он с выпивохами при продмаге. Несколько дней прОжил, пока не поймали и в семью не возвратили. Правда за эти бездомные дни блудный сын не то, что не отощал, а даже от прежней своей некоторой еды стал отказываться.
Уж мы и молочка ему в любое время- пжалста, и щец-супцов мясных, да и та же колбаска почитай всегда дома водилась, кто бы что о её недоступности тогдашней не пел. Живи, казалось бы, радуйся, но Снова Шурик пропал. Опять потянуло к щедрым собутыльникам. Так и спился кот, сгубили городские соблазны такого некогда положительного животного… Видали его несколько раз возле Зелёненького. Вырос он, взматерел. Хозяином себя почуял. Скорее всего продавщицы смекнули, что свой магазинный кот посреди частного сектора, где иные хрюшек держали, плодя вокруг крыс, для магазина просто необходим. Стали, небось, добрые женщины его тоже поваживать, да прикармливать, пока не склонили к себе на службу котом.
С тех пор как-то не особо тепло отношусь я к уличным выпивохам. Нормальные мужики с бутылкой, да закуской должны по домам спешить, к своим семьям, диванам, да собственным котам. А чужих спаивать- дело наипоследнейшее. Вы ж, с.ки, в ответе за тех, кого приручили… Хотя какой им, тудыть их через коромысло, Антуан Экзюпериевич, когда они поллитру до дома донести не могут, трясутся, того и гляди поумирают от жажды и симптомов неотвратимо наступающей трезвости. Конечно- их выбор, а вот кота до сих пор жалко. Но нет-нет, да и подумываю, что, может, и бродят до сих пор в ямских окрестностях мохнатые Шуриковичи невесть в каком поколении. Скотинка-от была статная, крупная, красивая. Не одна, чать, местная Мурка, виды на него имела.
Не далее вчерашнего разыскал карту-схему Куйбышева семидесятых годов. –Ну- думаю-Ща гляну на старые, давно исчезнувшие улочки, расчувствуюсь в слёзы и сопли по-стариковски, но… Но хренушки там мне. Между улицей Клинической, которая от «Искры» спускалась вниз на половину расстояния, до ворот автобазы, асфальтированной и улицей Дачной, что шла краем кладбища, сразу за нашим забором, ни улиц, ни переулков просто напросто не обозначено. Ни-ка-ких. Может и не было никакого ямского детства, не существовало 124 восьмилетней школы, садика, почты, поликлиники на той же Горной? И «Зелёненького» не было, и остановки, и полутораэтажного дома с глухим деревянным забором над ней и ступеньками ко входу? Помнится из небылого и надпись «здесь живут фашисты», почему-то не стираемая никем.
А в магазине- что больше всего интересует в возрасте начальной школы, не колбаса же- штабеля шоколадок всех цветов, размеров. Стены, башни, колодцы из плиток. И самые недорогие и доступные- небольшие длинненькие в фольге с нарисованными кораблями в сине-белых волнах. А ещё любимые- небольшие, в четверть, наверно, большой плитки величиной, со львами, слонами, бегемотами и прочей живностью на поверхности. Их и кусать-то порой жалко было.
А почти напротив школы стоял магазин, дай бог памяти- хлебный, или хлебобулочный. Туда регулярно был посылаем за хлебом. Если полки оказывались пустыми, чапать тебе, товарищ, на Белорецкую в булочную. Целая остановка…
Дачная нам особо полезной и интересной становилась зимой. Открыл калитку, вышел на кладбище, влево повернулся, привязал ботинки, либо валенки к лыжам, метров полтораста прошёл и вот тебе горнолыжная трасса. Катайся-не хочу. Куда-то в сторону Лунной укатывались. А санки отчего-то популярностью у ребятни не пользовались.
Для велосезона, кроме уже упомянутого круга у кинотеатра, существовала пустынная вечерами центральная аллея кладбища. Дачная (на всю голову грунтовая), что ещё продолжалась за нашим забором, доходила в верхней своей части до Горной, после чего мне нужно было свернуть налево и уже по асфальту нестись метров двести до ещё одного левого поворота. Оттуда шла вполне себе лесная дорога мимо тихих могил; мимо Гинушки, что не без волн, кругов и пузырей топорщилась в небо склизкими ветками, палками и прочими «дарами леса»; мимо воинских захоронений… До выезда с кладбища на Лунную никогда, практически, не доезжали. Остерегались, что те, кто считает эту территорию своей, не одобрят наших покатушек. Справедливости ради скажу, что они на наш конец тоже не совались.
Вообще отношения ямских с обитателями других районов были на редкость нестабильны. Старшие пацаны время от времени считали возможным брать нас на Речную и на Толевый, где, коли представлялся случай в лице шкетов нашего возраста и комплекции, мы должны были, как говорят в определённых кругах «разогреть публику». Лениво толкаясь плечами с чужаком, выставленным противной стороной, всё более и более начинали распаляться и после некого особо чувствительного действия, неважно чьего, схватывались в охапку. Бывали случаи, когда нас растаскивали, давая ещё один шанс нормально подраться, а случалось, что просто несколько минут сопя и пыхтя топтались на месте, бегали вокруг друг друга, дёргали за руки, одежду, толкались… Обе «больших» стороны активно и радостно поддерживали своих.
