Папа не дал мне отстраниться.
– Послушай меня. Я знаю, что ты все еще злишься на него, но ты ему небезразлична. Он защитит тебя.
Я уже сама не знала, что испытывала к Лукасу. Поначалу я злилась на него за то, что превратил меня в фейри, не дав мне выбора, хотя я ни за что на свете не сделала бы такой выбор. Потом ненавидела саму себя за то, что была несправедлива к тому, кто спас мне жизнь. А последнюю неделю я металась между надеждой, что он придет и заверит меня, что все будет хорошо, и нежеланием его видеть. Впрочем, он даже не пытался ни увидеться со мной, ни поговорить. Остальные по очереди звонили, чтобы справиться о моем состоянии, но от него я не слышала ни слова с того дня, когда он привез меня домой. Одно я знала точно: если бы рассказала ему о Калебе и о том, что сделала королева Анвин, он бы не позволил мне здесь остаться. Скорее всего, он бы отправил меня в Неблагой двор, чтобы я была в безопасности, и тогда я бы несколько месяцев, а может и лет, не видела свою семью. После всего, через что мне пришлось пройти, чтобы вернуть их, я никому не позволю нас разлучить.
Я поделилась своими страхами с папой и несколько долгих минут ждала, пока он задумчиво расхаживал по комнате. Его лицо по-прежнему было бледным, но, пока он прикидывал варианты в уме, стал больше похож на самого себя.
Он остановился на полушаге и повернулся ко мне.
– Мы скажем людям, что, по словам врачей, навсегда утратили свои воспоминания. Обычно такое случается только в случае длительного приема горена, но нам давали большие дозы и ввели в кому, так что все будет звучать правдоподобно. Если стража следит за нами, она об этом прознает.
– А как же мама? Вдруг к ней вернется память и она кому-нибудь об этом расскажет?
Папа кивнул.
– Я с ней поговорю. С ней все будет хорошо.
Я не стала спрашивать, что именно он ей скажет. Если уж он пообещал, что обо всем позаботится, значит, так и будет. Брак моих родителей был построен на прочном фундаменте из доверия и взаимопонимания. Они были лучшими друзьями и родителями и знали друг друга, как никто другой. Что бы папа ни сказал ей, мама доверится ему и последует за ним беспрекословно.
– О маме позаботились. А как защитим тебя, если объявится стража королевы?
В его глазах промелькнул блеск.
– В прошлый раз стража застала меня врасплох, но я знаю, с кем имею дело. Я подготовлюсь и попрошу помощи у нескольких друзей. Не волнуйся за меня.
Тяжесть в груди слегка ослабла.
– Ты расскажешь Морису правду?
– Да. Попрошу его зайти сегодня вечером.
Обычно Морис не задерживался в городе так долго, и я предполагала, что теперь, когда ки-тейн был найден, он отправится выполнять другую важную работу. Он чувствовал себя виноватым за то, что его не было рядом, когда пропали мама с папой, и хотел искупить вину, задержавшись на месяц-другой. Я еще никогда не была так рада тому, что он жил по соседству.
– Так, а с тобой как поступим? – спросил папа, вырывая меня из размышлений.
– А что со мной?
– Это ведь с тобой приходил повидаться принц Риз. Даже если королева поверит, что мои воспоминания утрачены навсегда, она не допустит, чтобы вы двое продолжали видеться. – Папа помолчал. – Особенно если подумает, что его интерес к тебе не просто платонический.
От одного только предположения о том, что принц Риз мог питать ко мне романтический интерес, у меня скрутило живот. Его вырастили как фейри, но все равно он был моим братом. И то, что я никогда не питала к нему чувств, ни капли не уменьшало отвращения.
Теперь становилось понятно, почему королева Анвин отправила своих стражников предостеречь меня. Все это было связано не с тем, что я была безродной охотницей, а с тем, что я его сестра.
– Сомневаюсь, что мы теперь будем часто с ним видеться. Ты же слышал, что он сказал, когда был здесь. Он благой, я неблагая, поэтому будет неправильно, если он станет меня навещать. – Я вздохнула. – И я не думаю, что королева станет меня преследовать, раз я стала неблагой. Она знает, что мы с Лукасом друзья, а после истории с ки-тейном, если со мной что-то случится, он заподозрит именно ее.
– Это верно, – папа улыбнулся, но от меня не укрылась промелькнувшая в его глазах печаль.
Он был сосредоточен на том, чтобы обеспечить безопасность нашей семьи, но первопричиной всему был ребенок, которого украли у него. В каком же смятении он, должно быть, пребывал. Ему придется делать вид, будто он не знает, что его сын жив и здоров, чтобы защитить остальных членов своей семьи.
Он прокашлялся.
– Пойду в кабинет, сделаю пару звонков.
– А я сварю нам кофе, – сказала я чересчур бодро. – Если, конечно, ты не израсходовал мою заначку.
– Я бы не посмел, – усмехнулся папа, и звук его смеха согрел меня.
Как только он вышел из комнаты, на меня вновь навалился груз всего, что я узнала. Действуя на автопилоте, я поставила кофе вариться и достала две большие кружки. Всю прошлую неделю я упивалась страданиями, думая о том, чего лишилась. Но это ничто в сравнении с тем, что пережили мои родители и чего лишилась наша семья.
Калеб жив. Я гадала, сколько же раз мне нужно повторить эти два слова, чтобы принять этот факт. Вспоминала все те годы, когда мы с родителями ходили на его могилу, а я смотрела на крошечное надгробие из белого камня и представляла, какой была бы моя жизнь, если бы мой брат был жив. Но ни за что в жизни я не могла вообразить развитие событий, при котором он оказался бы украден фейри и воспитан как придворный принц Благого двора. Как не могла представить и то, что стоило мне шепнуть кому-то об этом хоть слово, как чудовище, которого он считал своей матерью, вознамерится убить всю мою семью.
Кофе сварился, и, вдохнув его насыщенный аромат, я стала разливать его по кружкам. Хоть что-то оставалось неизменным. Я приготовила папе кофе по его предпочтениям, а потом налила и себе. Всю прошедшую неделю я была в таком подавленном состоянии, что не могла даже думать о еде, и запах кофе напомнил о том, как мне его не хватало.
Я поднесла напиток к губам и закрыла глаза, чтобы насладиться первым глотком.
А потом выплюнула его, забрызгав всю кухню.
Поставила кружку на стол и помчалась к раковине, а затем сунула голову под кран, чтобы ополоснуть рот и избавиться от жуткого привкуса. Он был горьким, землистым и наводил на мысль, что именно такой была на вкус жженая грязь. Сколько бы я ни полоскала горло, никак не могла от него избавиться.
Подняв голову, я вытерла рот рукавом и посмотрела на остатки кофе в кофейнике. Кто-то надо мной подшутил. Подменил мой кофе на жуткую гадость и…
Осознание обрушилось на меня, словно порыв холодного воздуха, и я издала крик, которым даже банши смогла бы заткнуть за пояс. Папа прибежал на кухню с вытаращенными глазами, будто ожидал, что на меня напала вся стража Благого двора.
– Что случилось? – спросил он, запыхавшись.
– Ненавижу кофе, – взвыла я.
Он озадаченно уставился на меня, пока на его лице не отразилось понимание.
– Сожалею, милая. Это должно было случиться.
Я опустила голову, чтобы он не видел слез, жгущих мои глаза.
– Джесси, – обратился папа, но в тот же миг раздался звонок в дверь.
Я взяла бумажные полотенца и принялась вытирать учиненный мной беспорядок, а отец пошел посмотреть, кто нанес нам визит. Судя по тому, как развивались события этого дня, вполне вероятно, что на пороге была сама королева Анвин.
Я не стала смотреть, кто пришел, но слышала тихое бормотание мужских голосов. Через мгновение послышались шаги, и, подняв взгляд, я посмотрела в хмурое лицо Фаолина. Лучше бы пришла благая королева.
– Ты плачешь? – резко спросил он.
Я выбросила бумажные полотенца в мусорное ведро.
– Вот так сильно я рада тебя видеть.
Он нахмурился, но я уловила проблеск веселья в его глазах, что разозлило меня еще больше. Его зоркий взгляд скользнул мимо меня к кофеварке и двум кружкам, стоящим на столе. Быстро смекнув, что к чему, он сказал в типичной фаолиновской манере:
