Андре представляет собой новую главу в моей жизни. Новое начало и новый взгляд на вещи. Он симпатичный. Умный. Несложный. Я могу представить себе будущее с ним, в то время как будущее с Дэшем всегда выглядело в лучшем случае мрачным. Его титул. Его семья. Его деньги. Его друзья. На нашем пути было так много препятствий. С Андре нет никаких помех.

Я осторожно расспрашиваю Элоди, пока мы в ванной, о том напряжении, которое все еще растет между ней и Рэном, но она отказывается говорить. Я вижу все признаки. Знаю, как выглядит отрицание, когда вижу девушку, влюбленную в парня из Бунт-Хауса — я видела это в зеркале каждый чертов день — и теперь я ничего не могу сделать, чтобы спасти ее.

Андре появляется в одиннадцать. Я выпила всего два пива, так что полностью контролирую себя. Элоди и Прес прогоняют меня, говоря, чтобы я пошла и поговорила с красивым мальчиком, улыбающимся мне с другого конца комнаты, и мне не нужно повторять дважды.

Он приветствует меня, притягивая к себе и глубоко целуя — чего Дэш никогда бы не сделал — и в его объятиях чувствуется тепло. Обычное дело. Когда мы наконец отстраняемся, он держит меня на расстоянии вытянутых рук и смеется.

— Вау. Вельветовый комбинезон. Фиолетовый вельветовый комбинезон. И трилистник. Отличный наряд, красотка.

Красотка? Ну, разве это не кажется теплым и пушистым? Даже его ласковые слова прекрасно вписываются. Они безобидны. Удобны. Это как надеть поношенный любимый свитер. Прозвища Дэша для меня были как обтягивающее, облегающее шелковое платье — хорошо примерить, но они никогда не были удобными. Они заставляли меня чувствовать себя... наэлектризованной. Это было ощущение, которого я всегда жаждала, но разве наши пристрастия приносят нам пользу? Я имею в виду, когда быть убитой током было хорошо?

— Я нашла в магазине такую милую мешковину, но у них не было подходящего мне размера, — говорю я Андре, притворяясь надутой.

Он подыгрывает.

— Чертовски жаль. Мешковины, конечно, чешутся, но они действительно чертовски милые.

Он снова целует меня, и во рту у него вкус сладкой ириски. Боже, все в нем такое милое.

Мы танцуем. Андре обнимает меня, крепко прижимает к себе, и я не могу представить, как это было бы с Дэшем. Танцы не то занятие, куда его можно затащить даже мертвым. Раздается быстрая мелодия, и мы подпрыгиваем, как идиоты, смеясь, обмениваясь поцелуями и глотками наших напитков, когда толкаемся за место на танцполе. Андре берет меня за руку и тянет с танцпола.

— Давай найдем место, где можно передохнуть.

Мой телефон жужжит в заднем кармане, когда парень выводит меня на улицу. Собираюсь выключить звук — я хочу провести сегодняшний вечер, наслаждаясь с Андре, а не прокручивая уведомления Instagram — но потом вижу имя на экране, и улыбка сползает с моего лица.

«Салон свадебной и…

Название обрывается, но я узнаю его: последняя фиктивная компания Олдермена для его одноразового телефона. Мы уже на улице. Андре успешно вывел меня на морозный ночной воздух, не позволив ни на кого наткнуться. Он стягивает с головы свою шапочку и нежно надевает ее на меня, убирая мои кудри с лица.

— Вот, — говорит он. — Не хочу, чтобы ты простудилась.

Я морщусь, глядя на свой мобильный телефон, и Андре впервые замечает, что экран освещен входящим звонком.

— О, черт. Тебе нужно ответить?

Я съеживаюсь.

— Вроде того. — Олдермен никогда не звонит, если это неважно. Сбрасывать звонок было бы глупой идеей.

Андре нисколько не смущен. Он быстро целует меня в лоб и идет обратно к дому.

— Не беспокойся. Не торопись. Я принесу нам еще выпить.

— Спасибо. — Он действительно идеален. Как только за парнем закрывается входная дверь, я отвечаю на звонок. — Привет. Как дела?

Голос Олдермена звучит по-деловому и так же холоден, как всегда.

— Где ты? — Сразу к делу. Этот человек никогда не был хорош в светской беседе.

— На вечеринке. С друзьями. И парнем. И я выпила четыре пива. — Как только всплывет одна истина, другие уже не остановить. Они продолжают приходить, одна за другой. Я должна была как-то смягчить удар, распределить его, вместо того чтобы выставлять напоказ тот факт, что я полностью сошла с ума и нарушила все его правила, но что сделано, то сделано.

Стискиваю зубы, ожидая, когда начнутся крики... но, с другой стороны, мне следовало бы знать лучше. Олдермен не кричит. Никогда. Он замолкает. Серьезный. Разочарованный.

— Ладно. Веселишься?

Я моргаю, расслабляя плечи. Постойте. Он не кажется спокойным, серьезным или разочарованным. Он звучит... позабавленным?

— Да? — Мой опекун не из тех, кто шутит. Если он пытается усыпить меня ложным чувством безопасности, прежде чем опустить топор, сказав, что утром я первым же рейсом должна вылететь в Сиэтл, то это жестокая попытка пошутить. — Ты... в порядке?

— Я в порядке. Просто решил позвонить, чтобы сообщить тебе хорошие новости.

— Хорошие новости?

— Как ты знаешь, у меня семья в Гроув-Хилле. Вот почему я был там в ту ночь, — говорит он. — Когда нашел тебя на обочине дороги.

Я хмурюсь, пытаясь предугадать, что он скажет дальше.

— И?

— Есть вещи, о которых я тебе не сказал, Кэрри. Вещи, которые слишком долго объяснять по телефону. Но один из членов моей семьи — человек, обладающий значительной властью и богатством. Он не очень хороший человек, но это к делу не относится. Он очень важен. Мы с ним не сходимся во взглядах. Я уже давно пытаюсь заставить его оказать мне одну услугу…

По какой-то причине мое сердце колотится. В этом нет никакого смысла. Ничто из того, что говорит мужчина, не должно меня беспокоить, и все же все мое тело дрожит.

— Боже, ты можешь выплюнуть это, Олдермен? Я тут с ума схожу. Это... о…

Кевине.

Человеке, которого я убила.

Преступление, от которого я не могу убежать.

Я даже не могу произнести его имя вслух.

— Да, речь идет о том, что произошло, — подтверждает Олдермен. — Я сразу перейду к делу. Не думал, что смогу заставить этого человека, моего дядю, помочь мне очистить твое имя. Но в последнее время некоторые события изменили обстоятельства. Я откопал несколько фрагментов информации, которые помогли ему понять, насколько полезно было бы для него лично, если бы он помог очистить твое имя.

— Я не... не понимаю. Я имею в виду... как он мог очистить мое имя?

— Когда говорю, что он влиятелен, я имею в виду, что он очень влиятелен. Он губернатор Алабамы и курирует весь департамент полиции штата. В его власти было простить тебя и исключить из твоего досье все упоминания о Кевине Уинтропе. Он просто не стал бы этого делать, потому что злобный сукин сын. Однако я изменил его мнение. Окончательно. Мне потребовалось всего шесть лет, но…

Я закрываю рот рукой, слезы застилают мне глаза.

— Что? Что ты имеешь в виду? — Мой голос срывается. Я пытаюсь держать себя в руках, но это невозможно. — Я не понимаю, — шепчу я.

— Ты плачешь? — Олдермен не большой любитель эмоций.

— Нет. — Это жалкая ложь. Я даже не знаю, почему беспокоюсь.

Он хмыкает.

— Ну, мы можем обсудить детали в другой раз. Есть много вещей, о которых нам нужно поговорить, но пока этого достаточно. Наконец все сошлось воедино. Твое имя официально очищено, Ханна. Тебе больше не нужно беспокоиться. Ты в безопасности, малышка. Ты свободна.

Я закрываю глаза, стараясь не издавать ни звука, и тихо всхлипываю в ладонь.

В безопасности? Свободна?

Эти слова звенят у меня в ушах, два простых термина, которые так много людей считают само собой разумеющимися. У меня никогда не было особых причин полагать, что и то, и другое применимо ко мне, и все же человек, который спас меня на обочине дороги, только что сказал мне, что теперь у меня есть и то, и другое.

— Иди и наслаждайся своей вечеринкой, Ханна, — говорит он.

Я шмыгаю носом, вытирая глаза.

— Знаешь… — говорю я, мой голос немного дрожит. — Думаю, я предпочитаю Карину.