Какаши не впустили внутрь, и ему ничего не оставалось, кроме как ждать. Он опустился в коридоре на пол и обхватил голову руками, чувствуя, как страх с каждой минутой всё больше нарастает в нём. Он видел, как новые медики вбежали в палату, но не посмел войти внутрь, чтобы посмотреть, что там происходило.
Неизвестность мучила его. Он продолжал сидеть на полу, сжимая руками голову, прокручивая в голове всё то, что увидел. Приди он на день раньше, на два, то всего этого бы не случилось. Кицунэ бы осталась невредимой, и сейчас бы медики не боролись за её жизнь. Если бы он всё же проводил её до дома…
— Ты плохо выглядишь, — прозвучал голос над ним.
Вскинув голову, Хатаке увидел Хокаге, стоящего прямо перед ним. Какаши даже не заметил присутствие Сарутоби, пока тот не заговорил, и от этого мужчине стало совсем тошно. Он неловко поднялся на ноги и выпрямился перед Хокаге, но его взгляд всё равно оставался на закрытой двери, за которой боролись за жизнь Кицунэ.
— Это всё из-за меня, — прошептал Хатаке, опустив голову.
— Это не так, — ответил Сарутоби, дотронувшись рукой до его плеча. — Посмотри на меня.
Какаши послушно поднял голову и посмотрел в глаза старику, который мрачно взглянул на него. На некоторое время между ними повисло молчание, и лишь когда медсестра что-то крикнула за дверью, Какаши вздрогнул и посмотрел в ту сторону.
— Ты ни в чём не виноват. То, что случилось, уже не обратишь назад. За её жизнь борются лучшие медики деревни, поэтому нам остаётся только ждать.
Хатаке ничего не оставалось, как кивнуть головой, но легче от этого ему не становилось. Каждая минута ожидания была для него мучительной, и он постоянно отводил от Хокаге взгляд, чтобы взглянуть на закрытую дверь. Там не стихали разговоры, но что именно они говорили невозможно было услышать.
— Что там случилось? — потребовал ответ Хокаге.
— Я так понимаю, что они сумели высосать всю чакру девятихвостого с Кицунэ.
— Удивительно, что она не умерла.
— Она умерла, — сглотнув, произнёс Какаши. — Я заставил её сердце снова биться.
Хокаге выглядел удивлённым, но ничего не сказал. Он опустил свою руку и спрятал за спину, сцепив руки в замок. Весь его вид был крайне задумчивым, и он нетерпеливо причмокнул губами, будто желая снова закурить трубку.
— Что стало потом?
— Они решили использовать чакру на другом шиноби.
— У них получилось? — встревоженно произнёс Сарутоби.
— Нет, — ответил Какаши, покачав головой. — Тот шиноби на глазах стал переполняться чакрой, а затем взорвался. Его тело не выдержало такой силы.
— Вот значит как, — задумчиво пробормотал Хокаге. — Значит, Кицунэ была единственной, кто сумел впитать в себя его чакру.
— Да, но изъятие чакры убило её.
Какаши сжал руки в кулак, чувствуя снова нарастающую злость. Хокаге сощурил свои глаза и посмотрел на капитана перед собой, но ничего не успел сказать, так как дверь медленно открылась, проливая свет в коридор. Хатаке замер на месте и ничего не мог сделать, кроме как смотреть на девушку в халате, которая вышла из палаты, устало утирая пот со лба.
— Что с ней?
Хатаке подивился, как жалостно звучал его голос. Все внутри сжалось у него, когда он пытался прочесть эмоции на лице этой самой девушки. Она выглядела устало, но нельзя было сказать, была ли она опечалена или нет. Вместо ответа она лишь прикрыла глаза и открыла дверь шире, впуская внутрь Какаши, который тут же побежал туда.
========== 25. Кома ==========
За окном лил проливной дождь, делая этот день ещё более мрачным. Жители деревни прятались под зонтами и навесами, нерешительно заглядывая на небо, с которого падали увесистые капли. Солнце уже несколько дней не появлялось на небосводе, уступая своё место тёмно-свинцовым тучам. Выглядывая на улицу, не возникало никакого желания выходить в такую ужасную погоду за пределы дома.
Какаши не любил такую серую погоду. Смотря на капли, которые стекали по окну больничной палаты, мужчина лишь больше погружался в мрачные мысли. Он готов был несколько часов простоять у закрытого окна, облокотившись на прохладное стекло, смотря неведомым взглядом куда-то вдаль. Лишь изредка ему казалось, что он слышит какой-то шуршащий звук, и тогда он резко оборачивался и смотрел на больничную койку, на которой лежала бледная девушка. Затаив дыхание, он смотрел на её медленно поднимающуюся грудь и спокойно лежащую руку, ожидая, что она сейчас зашевелится, но этого всё не происходило.
Каждый раз, приходя в эту палату, он надеялся, что этот момент настанет именно сегодня. Что именно с его приходом Кицунэ наконец-то откроет свои глаза и посмотрит на него. Он желал этого больше жизни уже не один месяц, с тех пор, как принёс её в эту больницу. Уже практически на протяжении двух лет он три раза в неделю приходил навестить девушку в надежде, что из-за его присутствия она наконец-то придёт в себя, но она всё продолжала находиться в коме.
Её лицо несколько осунулось за все эти месяцы, проведённые в коме. Тело уже успело исхудать и приобрести больной вид, и Какаши не мог взглянуть на её худые руки без жалости. Если бы он успел вовремя, то всего этого бы не было. Кицунэ осталась бы при своей силе, её тело не было истощено, и она была бы жива и здорова.
Он не мог назвать это состояние — жизнью. Да, её сердце билось, девушка дышала, но она отсутствовала в этом мире. Она не могла встать и насладиться днём, не могла поговорить с ним. Мир застыл для неё в тот момент, когда сердце перестало биться, и даже несмотря на то, что Какаши смог снова запустить его, ничего практически не изменилось.
Он тешил себя надеждой, что настанет тот момент, когда она выйдет из комы. Врачи говорили, что шансов мало, раз она сразу не пришла в себя, но стоило верить до последнего. И он верил. Верил, даже когда прошёл месяц, а за ним и год, а она так и не открыла свои глаза. Продолжал верить и после, даже когда его друзья уже перестали надеяться на возвращение девушки. Он верил и желал этого всем сердцем, каждый раз приходя в эту палату. Его не покидало странное чувство, что ещё минута, и она откроет глаза.
Прикасаясь к её лицу, возникало ощущение, что, почувствовав его прикосновения, она улыбнётся своей чарующей улыбкой и что-то скажет. Хатаке гладил её по волосам, будто маленького ребёнка, наблюдая за ней. Он верил в то, что она всё чувствовала, просто не могла найти в себе сил, чтобы выбраться из той западни, из той мрачной тюрьмы, в которую попало её подсознание.
Врачи не могли толком объяснить, что же именно с ней случилось. Они предполагали, что из-за сильного физического воздействия, её сознание таким образом впало в спячку, обезопасив тем самым организм. Когда Кицунэ поступила в больницу, и врачи сделали всё что возможно, её организму больше не угрожала опасность, но девушка всё же не пришла в себя. Медсёстры говорили ему, что главное быть рядом и поддерживать, ждать, и ему ничего не оставалось, кроме как ожидать чуда.
Какаши не мог приходить каждый день, так как у него всё ещё были задания. Бывало, что он не появлялся в деревне на протяжении нескольких недель, и от этого он чувствовал стыд перед Кицунэ за то, что так долго не навещал её. Он не привык обращаться к Богам, что-то просить у них, но он всем сердцем желал снова заглянуть в эти золотистые, глубокие глаза, наполненные жизнерадостными искрами.
Находясь на заданиях, он продолжал думать о ней. По ночам ему снились кошмары, где Кицунэ снова была в кандалах, испытывая невероятную боль, а он ничем не мог ей помочь. Хатаке во всём случившемся винил только себя, и ему не было никаких оправданий.
Вновь почувствовав, как его сердце сжалось от тоски, он отвернулся от окна и подошёл к кровати, присев на край. Его рука непроизвольно потянулась к впалой щеке, дотрагиваясь до нежной кожи. Какаши было больно смотреть на то, что стало с девушкой, ведь это была его вина. Он не уберёг её. И теперь она лежала без движений на больничной койке, даже не в состоянии ответить на его прикосновения.