— Почему ты мне помогаешь? — спрашиваю вновь, удивляясь собственной внезапной настойчивости.

Он так и не отвечает, лишь останавливает на мне свой взгляд. Прямолинейный. Настойчивый. Пронизывающий. И я сразу же забываю о вопросе. Мне нелегко выдерживать взгляд и хочется спрятать собственный, но в то же время чёрные глаза… притягивают к себе.

Я не знаю, сколько проходит времени, мне кажется, оно замедляется, и я вдруг понимаю смысл слов «время остановилось». Оно замерло тогда — в реальности, и вновь делает это теперь, когда я погружаюсь в воспоминания.

Как свет может быть частью непроглядного мрака? Как он может звать за собой, да так, чтобы тебе самой захотелось отправиться в путь сквозь кромешную темноту?..

Мы молча смотрим друг на друга, а потом Дэннис делает вдох, и я невольно вздрагиваю, возвращаясь к реальности — или к воспоминаниям? Или ко сну?..

Ветер подхватывает разноцветный песок и разносит его по округе. Передо мной вновь возникает Аврея, пылающая и метущаяся, как пламя свечи на сквозняке.

— Это ты называешь преданностью своему народу? — шипит она, как кобра, готовая броситься вперёд, но вдруг раздаётся приказ:

— Аврея, довольно! — и я узнаю голос Гилара.

— Оставь её! — а затем голос Флики!..

Я оборачиваюсь и вижу их на другом конце поляны.

— Бабушка? — шепчу сдавленным голосом и бегу к ней, но замираю на полпути, чувствуя, словно кто-то невидимый хватает меня за руки и плечи и не позволяет двигаться.

Я пытаюсь вырваться, однако лишь теряю силы. Флика ободряюще улыбается мне, но смотрит со смесью тоски и боли.

— Что ты чувствуешь к нему? — вдруг произносит она, и я не сразу понимаю, что означает её вопрос.

— Что?! — шепчу обессиленно. — Я не могу ничего чувствовать к тальпу.

Но бабушка меня будто не слышит:

— А как же Фортунат?

— Что?! — шепчу я, продолжая вырываться, чувствуя, что удаётся только безвольно дёргаться в чьих-то сильных руках.

— На что ты решилась бы ради тальпа, который тебя спас?

— На что?! — повторяю бездумно и продолжаю отбиваться, но всё бесполезно.

Флика переглядывается с Гиларом и, печально улыбнувшись мне, велит:

— Ступай.

Я почти падаю, когда невидимые руки наконец отпускают меня. Только чудом успеваю сохранить равновесие, однако в следующее мгновение внезапный и мощный порыв ветра сбивает меня с ног, и я ударяюсь коленями о землю.

Чувствую на себе тяжёлый взгляд за несколько секунд до того, как поднимаю голову и сквозь прикрытые веки, ослеплённые злыми лучами, вижу перед собой огромный огненно-красный диск Солнца, а на его фоне возвышающуюся фигуру Верховной авгуры…

Взгляд проникает мне в самую душу, а незнакомый голос пугающе шипит:

— Против корриганов нет иных средств, кроме огня. Против воды и тьмы нет другого оружия!

Я хочу бежать, но не могу сдвинуться с места, как будто ноги приросли к земле.

Вдруг дует ветерок, принося облегчение и спасение от знойных лучей, я поворачиваюсь и вижу женщину с тёмными волосами из моих далёких видений. Её глаза всё так же ярко блестят лазурью.

Кто она? Зачем вновь пришла ко мне? Чтобы в очередной раз сказать: «Не бойся. Я всегда буду с тобой»?

Она нежно улыбается, едва ощутимо касаясь моей щеки ладонью. Я проваливаюсь в мягкое и рыхлое спокойствие, прежде чем успеваю спросить: «Кто ты?» — но не слышу ответа.

* * *

По белоснежному потолку надо мной понимаю, что это был всего лишь сон, и теперь я пришла в себя. Почему в сознании вновь и вновь звучат одни и те же слова: «Против корриганов нет иных средств, кроме огня. Против воды и тьмы нет другого оружия. Обожги!»? Почему мне видится, что их незнакомым голосом произносит бабушка?..

Похоже, я просто схожу с ума.

Жду, пока отголоски сна развеются, а затем подношу к лицу запястье, и на ленте светятся цифры. Семь пятнадцать.

Эдемы не спят так много часов, сколько последнее время сплю я. Но ведь я нахожусь уже не среди эдемов. Кто я сама, даже не хочу задумываться.

К собственному удивлению, до меня доносятся запахи хлеба и трав, и желудок урчит в ответ на соблазнительные ароматы. Я медленно приподнимаюсь. Готова тяжёлая, как будто на улице идёт проливной дождь. Несколько секунд я прислушиваюсь: снизу доносятся какие-то шорохи — похоже, Дэн не спит.

Спускаюсь по лестнице. Голова кружится, и поэтому я не спешу, но всё равно оступаюсь на последней ступеньке и, если бы не вцепилась за какой-то выступ в стене, то скатилась бы на пол. Именно в этот момент раздаётся голос Дэнниса:

— Доброе утро.

Сдерживаю себя, чтобы не ответить по привычке: «Душистой фацелии» — ведь первый раз на станции я слышу пожелание доброго утра.

Спешу выпрямиться и сделать вид, что не упала, а, когда оборачиваюсь к парню, его губ касается лёгкая улыбка.

Похоже, Дэннису стало легче: тёмные круги под глазами исчезли, коже вернулся приятный, здоровый оттенок, волосы собраны в аккуратный пучок на затылке. Интересно, как ему удалось исцелиться всего за одну ночь, если у тальпов вроде бы как нет таких способностей, как у нас…

На парне новая рубашка — песочного цвета, и необычно видеть на нём такой светлый оттенок, с которым ещё заметнее контрастируют чёрные глаза. Я привыкла к тому, что наши мужчины ходят в рубашках с коротким рукавом или вообще без рубашки, и меня удивляет, что тальпы, похоже, предпочитают много ткани — и достаточно плотной. Дэннис поправляет рукав привычным движением, словно стараясь прикрыть как можно больше кожи.

Я вдруг осознаю, что в открытую глазею на парня, пока его чёрные глаза внимательно рассматривают меня, и становится неловко. Надеюсь только, что щёки не слишком покраснели.

— Наверное, Бронсон своими звонками не дал тебе нормально поспать, — говорит Дэннис, и я поспешно признаюсь:

— Ничего не слышала. Ты выглядишь… гораздо лучше.

Как только эти слова вырываются изо рта, и я вижу удивлённый взгляд Дэнниса, то решаю, что совершенно точно не стоило их произносить, но уже поздно.

— А ты стала больше похожа на нас, — сообщает парень. — Так, надеюсь, будешь привлекать меньше внимания, и, возможно, мы останемся незамеченными.

Он внимательно смотрит на меня ещё несколько секунд, вновь вгоняя в краску, а потом доносится писк, и Дэннис, словно очнувшись, улыбается мне и устремляется в другую часть шатающейся палатки.

Я не решаюсь идти за ним, поэтому останавливаюсь перед странными ветвями, растущими как будто прямо из стены. Интересно, все тальпы выращивают цветы в своих палатках?

Склоняюсь над горшками и наслаждаюсь ароматами, пока не замечаю, что один кактус сбросил часть иголок. Знаю, что так бывает, но этот выглядит болезненно, и я подношу к нему ладонь, замирая в нескольких сантиметрах от растения.

Садовник справился бы во много раз лучше, чем я, но даже мне удаётся почувствовать, что внутри кактуса блуждает недуг. Я закрываю глаза и представляю корневую систему. Образы слишком смутные и расплывчатые, чтобы определить точно, но мне кажется, что некоторые корешки начинают гнить…

Надо бы, наверное, достать его из земли и осмотреть корни, если там ужас, то мягко почистить, а затем через пару дней пересадить на другой грунт. Но в этом я не сильна, поэтому делаю то, что умею гораздо лучше, — мысленно проникаю в ткани и представляю, как они медленно исцеляются, одна клеточка за другой…

— Сегодня мы отправимся на Нимфею, — доносится голос Дэнниса. — Там ты сможешь нормально помолиться.

Ладонь нагревается, и я убираю руку.

— Там будет настоящее Солнце, — говорит Дэннис, и на этот раз успеваю сформулировать вопрос:

— Не лампы?

— Нет. Действительно Солнце.

Облегчение, которое охватывает тело, удивляет меня саму. Я делаю глубокий вдох.

— Спасибо, — произношу тихо и слышу за спиной звуки шагов.

Я оборачиваюсь, и наши с Дэннисом взгляды встречаются. В тёмных глазах сложно что-нибудь разобрать, а уже в следующее мгновение вновь раздаётся писк, и парень предупреждает: