Я поворачиваюсь к Элли.

– У тебя, случайно, нет с собой воды? – спрашиваю я.

Ее медово-карие глаза широко раскрыты, и она смотрит на меня так, будто все очень, очень плохо. Но она качает головой.

– Может, в джипе.

– Что не так? – Я потягиваюсь, со стоном разминая ноги, пока полностью не усаживаюсь на землю и смотрю на Элли снизу вверх.

Элли морщится.

– Ты выглядишь, мм… – Она отводит взгляд и пожимает плечами. – По-другому.

По-другому. Ох. Ох!

– Не в плохом смысле, – быстро добавляет она.

Мои пальцы сверкают в бледных рассветных лучах, а лишние костяшки согнуты. О нет. Они все еще… Я неуверенно подношу руку к лицу, не зная, что именно видит Элли. Прижимаю кончики пальцев к щекам, чувствую, как выступают острые костяшки. Я отдергиваю пальцы, словно те обжигают меня. Не уверена, хочу ли знать.

Я зажмуриваюсь.

– Кое-что случилось.

Она фыркает и закатывает глаза, и чары, удерживающие ее на расстоянии от меня, разрушаются. Она протягивает мне руку.

– Очевидно, ты полная и бесповоротная идиотка.

Хочется наградить ее свирепым взглядом, но у меня нет сил. Я только стискиваю зубы и поднимаюсь с ее помощью.

– Что происходит, Эль?

Она пожимает плечами и тянет меня к тропинкам, которые выведут нас из дикой части лесопарка.

– Я позвонила Грэн, – говорит она, вроде бы извиняясь, но в то же время давая понять, что никаких объяснений я от нее не получу. – Сразу же, как только заметила, что вы с Корди исчезли. Она была в бешенстве, кстати. – Ее лицо кривится. – Велела ждать тебя. Кстати, об этом…

На ее телефон приходит сообщение. Боже, если Грэн решила воспользоваться мобильным, значит, она действительно в бешенстве.

Я вздрагиваю.

– Ты… ты прождала всю ночь?

Румянец окрашивает ее щеки.

– Э-э… нет. Я спала в джипе. Когда Делия вышла из леса, – выглядела она, кстати, отстойно, – я отправилась на твои поиски.

Эти обычные слова, возможно, для кого-то и прозвучат неубедительно, но у Элли есть талант находить потерянные вещи. Больше, чем просто способность.

– Спасибо, – говорю в ответ. Она неуклюже и неловко цепляется своим мизинцем за мой.

– Давай просто вернемся домой, – просит она, размахивая своим телефоном. – Грэн сказала, что нам нужно поговорить. – Она помогает мне пересечь заросший участок тропы, несмотря на свой небольшой рост. Элли вздыхает. Затем медленно, почти застенчиво прикусывает губу и поворачивается ко мне.

– Подруга, даже не знаю, как тебе сказать, но ты в курсе, что твои уши… острые?

Тихое ругательство срывается с моих губ, когда я поднимаю руки и ощупываю свои уши. Элли морщится, своим плечом прижимаясь ко мне, пока мы идем по тропинке.

– Что сказала Грэн?

Она фыркает.

– Она никогда и ничего мне не рассказывает. Мы обе знаем, что я лишь девочка на побегушках в этой семье. – В ее голосе звучит легкая насмешка, но мне не дает покоя мысль, что она действительно так думает. Мы можем приходиться друг другу кузинами, но Элли для меня как родная сестра, не учитывая разные фамилии, и мне ненавистно осознавать, что у нее такое представление о себе. Я пытаюсь подобрать нужные слова, но этого, кажется, недостаточно.

С минуту она молчит. Остались только гулкие шаги по тропе, пение птиц, приветствующих рассвет, и ощущение ее руки в моей ладони. Мы добираемся до джипа к тому моменту, когда солнце пробивается сквозь верхушки самых высоких деревьев, а жара в Джорджии набирает силу.

Я позволяю ей вести машину до дома, что уже само по себе говорит о моей усталости или отсутствии инстинкта самосохранения, который включается всякий раз, как только Элли пытается взять у меня ключи. Сейчас мне хочется только закрыть глаза – снова. Но даже в моей собственной памяти меня достигают вихри огней фейри, поэтому я прислоняюсь головой к прохладному стеклу, наблюдая, как мимо проплывает Стиллуотер. Мы проезжаем по последней улице в центре города, сменяя искусственно созданное очарование витрин туристических магазинов на проселочные дороги, на обочинах усеянные коттеджами, а иногда и двухквартирными домами. Элли не включает радио в знак уважения к изматывающему наплыву мыслей, которые пытаются вырваться из меня.

Она подъезжает к нашему полузаброшенному дому на окраине города. Припарковавшись в тени разросшихся ветвей дуба, Элли выскакивает из машины и взбегает по ступенькам в своем стиле, словно ничто в этом мире или в том, другом, ее не тяготит. Она поворачивает ручку двери, и выцветшая желтая краска осыпается, когда Элли дергает за нее. Мы вчетвером без конца препирались о том, в какой цвет покрасить дом. А когда нас осталось трое, вопрос так и остался нерешенным.

Внутри мы замечаем Грэн, вышагивающую по гостиной в своем синем махровом халате. Я замираю, когда она замедляет шаг и ее губы сурово поджимаются, пока она изучает мое лицо. Глаза задерживаются на каждой новой черте, чужом изгибе, которые я изучила лишь кончиками пальцев; ее взгляд скользит по мне, как будто она никогда не видела меня раньше.

– Мне всегда было интересно, как ты выглядишь на самом деле, – говорит едва слышно, не замечая слов, вырывающихся изо рта. Мои глаза закрываются. Вот и ответ на мои закравшиеся подозрения о том, известно ей обо всем или нет. Разумеется, она знала. Она сжимает руки в кулаки – совсем не в ее стиле. Я никогда не видела ничего подобного прежде.

– Мы… – Она замолкает, прочищая горло. – Нам нужно многое обсудить.

Элли хмыкает.

– Никаких шуток. – Грэн пренебрежительно смотрит на нее, и Элли поднимает руки вверх в знак капитуляции.

Грэн обводит взглядом комнату, как будто никогда раньше ее не видела, смотрит за спину и направляется к плите. Из шкафчика достает жестяную банку.

– Чаю? – спрашивает она.

Мои плечи немного расслабляются.

– Чаю, – соглашаюсь я.

Мы с Элли следуем за ней через гостиную. Я устало опускаюсь на табурет за небольшим кухонным островком, благодарная за возможность побыть немного в тишине. Я укладываю голову на свои руки. Элли забирается на стул рядом со мной, и я буквально слышу, как в ее голове вращаются шестеренки. Мои же давно заржавели.

Грэн передвигается по кухне, и привычный утренний ритуал успокаивает. Наполняет чайник водой из-под крана. И, пока она включает газовую плиту, я изучаю ее. Она небольшого роста, как и Элли. С темными, как у меня, волосами, но которые пронизаны серебристыми прядями и пострижены в небрежный боб. Но никаких сходных черт – ни у кого из нас нет ее носа, скул или разреза глаз. Пока она достает сахарницу, я пытаюсь мысленно составить список того, что знаю о Грэн и о ее семье. Она никогда не говорит о таких вещах. Я знаю, что она ирландка, но не знаю имен ее родителей. Ни дальних родственников, ни о местах, в которых она росла – и всегда считала, что она из Стиллуотера. Я знаю, какой она любит пить чай, что ее раздражает и какие слова могут рассмешить. Но если вдаваться в подробности, то Грэн совершенно мне незнакома.

Чайник свистит, и Грэн снимает его с огня, выключая газ. На стойке рядом с ней выстроились наши любимые кружки с чайными пакетиками внутри, и она наполняет их дымящейся жидкостью. Присоединяется к нам у столешницы, вставая на противоположной стороне. Я делаю глоток из кружки, проводя пальцами по завиткам нарисованных цветов на поверхности. Мне всегда нравились яркие цвета и простой, незамысловатый дизайн, но еще больше я любила это потому, что Эмма создала его для меня. «Ох, Эмма. Что же ты натворила?» Горячая жидкость проникает в мое тело, облегчая душевные страдания, полученные за прошедшие двенадцать часов. Это утро кажется привычным, как и многие другие до этого: мы толпимся в небольшой кухоньке, попивая чай из наших кружек, – но все же с небольшим отличием.

Грэн дует в свой чай, не сводя с меня глаз, и похоже, не стремится начинать разговор. Но молчание заставляет меня нервничать. Я постукиваю пальцем по столешнице.