— Я был бы признателен за это.

Я смотрела, как он выходит из офиса и направляется к своему джипу. Внешне во мне царило спокойствие, и я напоминала статую, но внутри я горела. Мое сердце билось о грудную клетку, колотясь, отбиваясь и крича от разочарования. Кровь неслось по венам от подскочившего адреналина, не позволяя мне разрыдаться. Мне даже не хотелось плакать, хандрить или что-то в этом роде. Это был всплеск эмоций, отчаянно стремящихся вырваться, отчаянно пытающихся освободиться любым возможным способом. Мой мозг ревел от ярости, а сердце колотилось от боли, и мои глаза просто отчаянно пытались избавиться от всего этого. Я больше не хотела это испытывать. Я не хотела, чтобы было так тяжело, так больно, так мучительно.

Сойер выехал со стоянки увозя с собой Джесси. Я схватила свой телефон из кармана и набрала номер, прежде чем смогла сделать еще один вдох.

— Алло? — Франческа ответила после третьего гудка.

— Я больше не могу, — сказала я ей. — Поехали. Давай уедем из города.

— Сегодня вечером?

— Прямо сейчас. — Казалось, что я не могу отдышаться. — Я больше не могу этого делать, Фрэнки. Я больше не хочу быть рядом с ним. Это слишком больно.

— Сегодня я наткнулась на Гаса, — прошептала она. Я услышала, как закрылась дверь. Она была на работе, так что, должно быть, спряталась в каком-нибудь укромном месте. — Он появился на стойке регистрации, прося о встрече со мной.

— Ты в порядке?

— Да. — Она медленно выдохнула. — Я справлюсь. — Я не потрудилась указать, что она противоречила сама себе. Я могла её понять. — Я знала, что они здесь. Я их видела. Так что это было не таким уж большим потрясением. — Она помолчала несколько мгновений, а затем призналась: — Он дал мне те же тонко завуалированные угрозы, которые Сойер дал тебе. Не уезжай из города и всё в этом роде.

— Что ты хочешь всем этим сказать?

— Я не знаю. Я не уверена, хорошая ли это идея. У нас нет других удостоверений личности. И наличных недостаточно. Мы не можем совершить ошибку. Мы не можем всё испортить. Они не должны снова нас найти.

Я была согласна.

— Я пыталась связаться со своим парнем, но от него пока ни слуху. Это означает, что либо он мертв, либо работает над этим.

Её дыхание дрожало.

— Я ненавижу неизвестность. Мне нужен чёткий план.

Боль в её голосе заставила моё сердце сжаться.

— Мы как-нибудь выпутаемся из этого, Фрэнки. Я клянусь тебе, мы никогда не вернемся.

Она шмыгнула носом, но смогла немного расслабиться, когда сказала:

— Значит, мы не улетим из города сегодня, как летучие мыши из ада?

— Пока подождём, — сказала я ей. — Давай пока ничего не загадывать.

— Каро, я не уверена, что когда-либо говорила тебе раньше… — она снова шмыгнула носом, мешкая, заставляя меня беспокоиться о том, что она собиралась сказать. — Я просто хотела сказать тебе спасибо. Спасибо, за то, что вытащила нас оттуда. Спасибо тебе за то, что ты дала мне эти пять лет. Ты не представляешь, как много это для меня значит.

Казалось, будто она уже сдалась. Как будто уже проиграла. Или, может быть, не совсем сдалась, но на всякий случай готовилась к этому.

— Ещё ничего не кончено, Фрэнки. Мы до сих пор свободны. И мы собираемся быть свободными и дальше.

Ее голос понизился до шепота, сигнализируя о том, что ей пора возвращаться работе.

— Мне нужно идти. Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Я повесила трубку и провела остаток дня, обдумывая вихрь планов побега и сценариев «а что, если». К тому времени, когда появился парень из службы доставки, я была на взводе, из-за отчаянного желания уехать из города и иметь план на все случаи жизни. Это была не игра. Это была самая важная задача в моей жизни, и я должна была справиться с ней безукоризненно.

Курьер кивнул подбородком в знак приветствия, когда заносил внутрь несколько посылок. «Мэгги» была его последней остановкой в тот день, так что он появился только около пяти. Мы были знакомы, хотя я не знала его имени и не называла ему своё.

— Что ты такое заказала? — Он шел, держа коробки как можно дальше от себя.

— Понятия не имею, — усмехнулась я. — Я просто за них расписываюсь. Я не интересуюсь заказами Мэгги. — Что было не совсем правдой. Я многое заказывала для курорта, но не могла предположить, что из этого могло иметь плохой запах.

Когда он бросил коробки передо мной, я поняла, что он имел в виду. Подавив рвотный позыв от гнилостного запаха, который исходил от картонных коробок, я быстро расписалась за них.

— О, с одной из них определенно что-то не так.

— Должно быть, что-то испортилось, — предположил он.

— Возможно.

Как только он забрал ручку, которую я использовала для росписей за доставку, тут же выскочил из офиса, стремясь убраться подальше от вонючей коробки. — Ладно, увидимся завтра.

— Пока, — сказала я закрывающейся двери.

Сойер упомянул, что сегодня он ожидает посылку. Неужели ту самую, вонючую?

Я быстро просмотрела поставки, на большинстве из них стоял адрес курорта и имя Мэгги. В этой куче не было ничего для Сойера. Ни для Сойера Уэсли, ни для Сойера Смита, ни для любой другой его личности, о которой я знала.

Но там была коробка для Кэролайн Бейкер.

Она была того же размера, что и коробка с испорченным георгином, а адресат был из того же города в Огайо. Это ли имел в виду Сойер? Посылка, за которой я должна была проследить, предназначалась мне? Придурок с большой буквы «П».

И сюрприз, сюрприз: это была именно та смердящая коробка.

Я схватила ближайший нож для резки писем и вынесла коробку наружу. Что бы не находилось внутри, это едва ли свежеиспечённая булочка, присланная с наилучшими пожеланиями, но испортившаяся по пути. Пахло смертью, разложением и чем-то гнилостным.

Неужели я все-таки получила лошадиную голову?

Когда я разрезала упаковочную ленту запах только усилился. Я прикрыла нос воротником блузки и сделала резкий вдох, для храбрости, прежде чем открыть крышку.

Я быстро повернула голову и подавилась, едва не выблевав свой обед в кусты. Когда я подумала, что пришла в себя, я случайно вдохнула через нос, вновь уловив тот ужасный запах и опять подавилась.

Зажав нос двумя пальцами и дыша исключительно ртом, я повернулась обратно к коробке, наполненной рыбьими потрохами. Мне потребовалась минута, чтобы понять, что это было, но в конце концов я распознала отрубленные головы. Их было шесть. Дно было выстлано коричневой мясницкой бумагой, а блестящая сторона была скользкой от крови, кишок и гнилых кусочков прогорклой рыбы.

Но то, что их было шесть? Шесть дохлых рыб? Трудно было неправильно расценить это послание.

Проблема была в том, что я знала, что там должно быть сообщение. Где-то в этом месиве находилась записка, которая предназначалась для меня.

Я схватила палку, которую обнаружила неподалёку от себя и мысленно приготовилась снова столкнуться с этим запахом. Ушла целая минута, чтобы пошарить внутри коробки, но в итоге я нашла сложенный лист бумаги, завернутый в целлофан. И хуже всего было то, что мне пришлось доставать его голыми пальцами.

С помощью ножа для резки писем, я разорвала скользкую целлофановую оболочку, после чего вытерла грязные пальцы о траву и развернула записку. Я не знала, чего ожидать. Разве Сойер не высказал мне всё на днях? Или, к примеру, сегодня? Как и каждый раз, когда он открывал рот? Едва ли он был мил со мной.

Поэтому я не понимала смысла этой коробки и записки. Только если он просто не издевался надо мной. Очевидно, он ещё не закончил свою садистскую игру в кошки-мышки. Он хотел крови. Он желал отомстить.

Он хотел поставить меня на колени.

Но он бы этого не добился. Мое обещание Франческе было реальным. Мы собирались выбраться отсюда. Мы собирались выжить. Мы больше никогда не собирались возвращаться в Вашингтон.

Я перечитала записку ещё раз.

Шесть вертлявых рыбок попались на крючок.