Коммуну создали в Шанхае в 1967 году сторонники Мао Цзэдуна – Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань и Ван Хунвэнь. Здесь, в крупнейшем городе Китая, индустриальном центре Азии, наиболее «рабочем» городе страны, разыгралась самая крупная битва между левыми и правыми в ходе культурной революции. Сторонники первого секретаря Шанхайского горкома Чэнь Писяня (после смерти Мао в результате прихода к власти правых он станет секретарем ЦК КПК), проводившего правую линию, и сторонники члена горкома Чжан Чуньцяо, столкнулись на улицах города.

Важную роль в «захвате власти» в Шанхае сыграл молодой рабочий Ван Хунвэнь. Он одним из первых подверг открытой критике руководство шанхайского горкома, заявив, что партбоссы пошли по капиталистическому пути, и создал на текстильной фабрике одну из первых организаций цзяофаней («бунтарей») для свержения ревизионистов. Его выступление было сигналом для рабочих заводов и фабрик. Рабочие стали массово создавать собственные политические организации и включаться в борьбу с прогнившим руководством горкома.

6 января 1967 года Чжан Чуньцяо и Ван Хунвэнь созвали «митинг за свержение шанхайского горкома», собравший сотни тысяч рабочих. Бои в городе продолжались с 9 по 14 января и завершились взятием здания горкома массовыми организациями рабочих и учащихся под руководством Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюаня и Ван Хунвэня. Выступление левых, которое было позже названо «Январской революцией», привело к падению шанхайского горкома и переходу власти к сторонникам Мао Цзэдуна. Победа революции в Шанхае воодушевило Председателя, он сказал: «Если поднялись революционные силы Шанхая, то есть надежда в масштабах всей страны».

После шанхайских событий развернулась борьба за «захват власти» по всей стране. Массовые организации (теперь тон задавали рабочие организации цзяофаней, а не учащихся-хунвэйбинов, как до этого) открыто выступали против правых руководителей партии. Партбоссы называли действия массовых организаций «отказом подчиняться руководству со стороны партии, нарушением устава партии, нарушением партийной дисциплины», в ответ члены массовых организаций заявляли: «Мы как раз и хотим разбить вдребезги и уничтожить устав партии, состряпанный Лю Шаоци и Дэн Сяопином. Наш устав партии – это непобедимые идеи Мао Цзэдуна. Мы хотим быть членами маоцзэдуновской КПК. Мы не желаем быть членами партии царствующего дома Лю Шаоци»[11]. Революция действительно совершалась не по уставу, и глупо было бы ожидать обратного. Классовый интерес – выше норм права. Массовые организации рабочих и учащихся, напрямую осуществляя диктатуру пролетариата, утверждали списки наиболее ненавистных бюрократов, которые решением масс исключались из партии.

Вопреки распространенным мифам о том, что Культурная революция была многолетним царством анархии, «захват власти» продолжался всего три-четыре недели, после чего Мао Цзэдун выступил с призывом «упорядочить ряды», «закрепить завоеванное».

Важнейшим результатом культурной революции, далеко выходящим за рамки чисто политических противоречий, является ломка тысячелетия складывавшихся в Китае на базе феодализма и азиатского способа производства общественных отношений и институтов общественного сознания, закрепленных в морально-идеологических схемах конфуцианства. Для дальнейшего развития (причем, независимо от того, капиталистического или социалистического) был необходим радикальный разрыв с этой традицией. Но он мог быть осуществлен только силами пролетариата, как показывает опыт соседней Индии. Буржуазия этой страны так и не смогла произвести свою буржуазную культурную революцию и сознание масс по-прежнему подчинено древним верованиям, а общество, интегрированное в мировую капиталистическую экономику, все так же, как и тысячу лет назад, воспроизводит кастовое деление.

Да, для разрыва нужно было и насилие. Причем в Индии «гуманистическими» последователями Ганди оно применялось куда в больших масштабах, чем коммунистами в Китае. Достаточно вспомнить практику принудительной стерилизации политических заключенных и подавление борьбы крестьян за земельную реформу в штате Западная Бенгалия.

Сам же Мао никогда не применял смертную казнь к своим политическим противникам. Даже тому, кто официально был признан контрреволюционером, оставляли жизнь и отправляли работать в сельскохозяйственный кооператив или на завод. Затем, часто, возвращали. Председатель говорил тем, кто настаивал на «сталинских» методах: «Какой вред будет, если не казнить людей? Если можно человека перевоспитать трудом, так пусть перевоспитывается. Ведь и отбросы превращают в полезные вещи. Далее, человеческая голова не луковица, которую раз срежешь, и она опять вырастет. Срежешь голову по ошибке, захочешь исправить ошибку, да не тут-то было».

Конечно, Мао не был толстовцем, но не был и нечаевцем. Видимо и здесь ему удалось нащупать «правильную линию».

Да, Мао писал о том, что «винтовка рождает власть», но важен контекст этого изречения. Это было сказано в 1938 году, в ходе антияпонской войны, когда дело действительно решалось «винтовкой». В другое время Мао подшучивал над западногерманскими левыми террористами из РАФ, которые «перепутали Китай 1927-го и Германию 1972-го», решив создать Красную армию.

Найти путь между Сциллой реформизма и Харибдой ультралевого авантюризма – задача каждого революционера. С этой задачей Мао Цзэдун справился. Он не только выступал против левачества, но всегда помнил и напоминал другим, что «революция – это не званый обед, не литературное творчество, не рисование или вышивание; она не может совершаться так изящно, так спокойно и деликатно, так чинно и учтиво. Революция – это восстание, это насильственный акт одного класса, свергающего власть другого класса». Так и хочется написать эту цитату на лбу членам зюгановской КПРФ, не правда ли?

Кто не слышал о том, что «левые эксперименты» в экономике Китая в период Мао провалились? «Плановая система хозяйства неэффективна по сравнению с рыночной» – вот тезис, для обоснования которого, с точки зрения неолиберальной экономической науки, все средства хороши. В том числе и прямая подтасовка фактов, как в случае с социалистической экономикой Китая.

Но прежде чем мы перейдем на сухой язык цифр, отметим, что есть эффективность, которая выражается в объемах производства, накоплении капитала и эффективность с точки зрения уровня жизни масс, роста продолжительности жизни, снижения детской смертности и т. п. Если с первым видом эффективности глобальная неолиберальная экономика худо-бедно справляется, то по вопросу о «гуманитарной эффективности» ее апологетам просто нечего сказать. Она абсолютно неэффективна в «человеческом измерении».

В Китае отсталость страны не давала вести социалистические преобразования быстро. Приходилось на первых порах также учитывать и интересы национальной буржуазии (окончательно экономические рычаги у нее были отобраны только во время культурной революции). Преобразование частных предприятий в государственно-частные было завершено только в 1956 году.

С теми же трудностями столкнулись китайские коммунисты при проведении аграрной реформы. До победы революции 70 % всех обрабатываемых земель Китая принадлежали помещикам и богатым крестьянам-кулакам, которые составляли 4 % и 6 % сельского населения соответственно. 60 % всех крестьянских хозяйств были вынуждены обращаться к помещикам и кулакам за кредитами, которые приходилось отдавать с огромными процентами. Такая форма эксплуатации многомиллионного крестьянства была причиной бедности сельского населения и неразвитости хозяйства Китая на протяжении столетий.

Земельная реформа была проведена в течение трех лет: с 1949 по 1952 год. В ее ходе между крестьянами было разделено бесплатно 46 миллионов гектаров земли, были розданы сельскохозяйственные орудия, скот, жилые дома, принадлежавшие ранее богачам. Все это было распределено между крестьянами в равных долях независимо от пола, возраста или национальности. Все это является, конечно, «снижением эффективности» экономики с точки зрения экономистов Чикагской школы. Но, почему-то на деле привело к росту производства. Производство зерновых культур выросло с 108 млн. тонн в 1949 году до 185 млн. тонн в 1957 году, значительно превысив при этом максимальный дореволюционный показатель – 138,7 млн. тонн.