Вот как отзываются сами танкисты, участники боевых сражений, о должности механика-водителя:
«Не будет преувеличением сказать, что если мозгом танкового экипажа является его командир, то сердцем – механик-водитель. Механик-водитель – самый важный член экипажа, от него зависела не только его жизнь, но и братьев по оружию. Боевой опыт показывает, что от подготовленности механиков-водителей во многом зависел выход в заданный район в назначенный срок и без потерь материальной части. Успех в бою также сопутствует тому, кто умело сочетает маневр, огонь и удар. Можно отдавать любые распоряжения и приказы, требовать от танкистов проведения длительных маршей и высоких темпов наступления. Но если у механиков-водителей не будет достаточной подготовки, все эти требования окажутся невыполнимыми». Словом: механик-водитель – самый важный член экипажа, от него зависела не только его жизнь, но и братьев по оружию.
Справка. Особое положение механика-водителя в «тридцатьчетверке» было обусловлено сравнительно сложным управлением, требующим опыта и физической силы. В наибольшей степени это относилось к танкам Т-34 первой половины войны, на которых стояла четырехскоростная коробка передач, требовавшая перемещения шестерен друг относительно друга с введением в зацепление нужной пары шестерен ведущего и ведомого валов. Смена скоростей в такой коробке была очень сложной и требовала большой физической силы. Для выжима одного из двух рычагов бортового сцепления требовалось усилие в 15 кг, а для выжима педали главного сцепления – 25 кг.
Папка признавался, что рычаг переключения скоростей одной рукой не включишь, приходилось помогать себе коленкой. После ранения и контузии, ещё неокрепшему, ему помогал заряжающий.
Мой отец был не высокого роста, далеко не плотного телосложения. По словам его боевого друга – моего крёстного Сычёва Александра Степановича, механик-водитель за время длительного марша терял в весе килограмма два-три. Весь вымотанный был.
Были совершенно безобразные триплексы на люке механика-водителя. Они были сделаны из отвратительного стекла, жёлтого или зелёного оргцвета, дававшие совершенно искажённую, волнистую картину. Вообще, в Т-34 забота об экипаже была минимальная.
Через щели можно было с трудом увидеть, что твориться вокруг танка. Механики упирались налобником танкошлема в броню танка и через свой перископ видели происходящее на поле боя.
Теперь вот думаю, откуда у него брались силы, чтобы двигать на врага такую машину? И сразу же приходит мысль: «От любви и ненависти!»
Командиру, второму по значимости члену экипажа, также приходилось нелегко. Вот мнение моего крёстного Сычёва Александра, побывавшего в должности командира танка:
«Что значит быть командиром танка? Это всё равно, что быть солдатом, но ко всему прочему ещё и отвечать за всех. Если ты командир танка Т-34-76, ты сам стреляешь, сам по радио командуешь, всё делаешь сам. И когда ударит болванка, только тогда понимаешь, что в тебя попали».
Читая сегодня разную литературу, в том числе и справочную, нахожу несоответствие действительности.
Справка. Для повышения боеспособности танковых войск Сталин отдал 9 октября 1941 года приказ о назначении командного состава на тяжелые и средние танки. Согласно этому приказу, на должности командиров средних танков назначались лейтенанты и младшие лейтенанты. Взводами средних танков должны были командовать старшие лейтенанты, а ротами – капитаны.
С целью повышения квалификации танковых экипажей 18 ноября 1941 года было приказано комплектовать их исключительно средним и младшим командным составом. Еще через два месяца последовал приказ наркома обороны, запрещающий расформирование сколоченных и имеющих боевой опыт танковых частей, потерявших в боях машины. Такие части предписывалось отводить в тыл в полном составе для доукомплектования.
Из приказа видим, что командиром среднего танка Т-34 должен быть младший лейтенант, наводчиком орудия, или как называлась эта должность «командир башни» – старшиной, заряжающим – красноармеец. Вместе с механиком-водителем экипаж должен состоять из четырёх человек.
Все мои родственники и знакомые танкисты подтверждают тот факт, что «экипаж машины боевой» на фронте не являлся стабильной структурой. С одной стороны, высокие потери среди личного состава и техники, особенно в наступлении, приводили к быстрой смене членов экипажа, с другой – вышестоящее начальство не сильно заботилось о сохранении экипажа как боевой единицы.
Вот это и есть несоответствие: расхождение «бумаги с действительностью».
Не только первый год войны, но и второй танковый экипаж сражался с врагом в составе трёх человек, а иногда приходилось драться в составе двух членов экипажа. Командиром танка чаще был старшина, он же был и наводчиком («командиром башни»). Внутренняя связь работала безобразно. Связь командира с механиком-водителем осуществлялась ногами: налево – давил на плечо левой ногой, направо – правой, прямо – обеими.
Наличие в моторном отделении танка дизельного двигателя вселяло в экипажи уверенность в том, что шансов принять страшную смерть от огня у них куда меньше, чем у противника, танки которого заправлены сотнями литров летучего и легко воспламеняющегося бензина. Соседство с большими объемами горючего (оценивать количество ведер которого танкистам приходилось каждый раз при заправке танка) скрадывалось мыслью, что поджечь его снарядам противотанковых пушек будет труднее, а в случае возгорания у танкистов будет достаточно времени, чтобы выскочить из танка.
Конечно же, мы спрашивали папку не единожды, испытывал ли он страх, когда шёл в бой с врагом. Он всегда говорил, что страха смерти не испытывал, волнение бывало, но только сел в танк, тут всё и забываешь, в танке некогда бояться – ты занят делом. А вот боевой друг его Александр Степанович говорил, когда мчишь на врага, то сознание как бы отключается, и ты по-человечески ни рассуждать, ни мыслить уже не можешь.
Оба они говорили, что боялись быть искалеченными, ранеными, пропасть без вести, попасть в плен.
Несколько слов о быте танкистов. Ветераны отмечали минимальную заботу об экипаже. Но сами же оправдывали это критическим положением в 1941 году, лишняя работа задерживала бы выпуск танков.
Примечание. Привыкнув за 1941-1942 годы к тому, что со стороны немцев воюют легкие и средние танки, советская промышленность стала массой гнать «семидесятки». Лёгкие Т-70 были с тонкой броней и 45-миллиметровой пушкой. Т-70 гибли массово. Их просто расстреливали немцы из пушек.
Генерал-лейтенант Ротмистров, командовавший 5-й гвардейской танковой армией в курской битве, открыто признавал, что экипаж работает в крайней тесноте, что обзор из машины крайне плох, что башня Т-34 вращается медленно и неравномерно.
Примечание. Трофейные «тридцатьчетверки» немцы в первую очередь оснащали командирскими башенками, чтобы «дать глаза» полуслепому танку. Лишь после курской битвы в нашей армии появится Т-34-85 – с более мощной пушкой и частично исправленными недостатками.
Говоря о быте танкистов, вспоминаю, как рассказывал отец о трудностях ночёвки зимой. Машину оставлять нельзя было – это личное оружие. Вот и ночевали все на воздухе, потому что в танке было тесно. Говорил, иногда, перед наступательной операцией, его командир отправлял внутрь танка, чтобы он хорошо выспался. Было неудобно перед всеми, но, как отмечал папка, приказ – есть приказ.
Позже, когда отца уже не было в живых, мой крёстный рассказывал о важности брезента в быту танкистов, что без него в танке жизни не было. Им накрывались, когда ложились спать, укрывали во время дождя танк, чтобы его не залило водой. В обеденное время брезент служил «столом», а зимой – крышей импровизированной землянки.
«Особенно, – рассказывал он, – брезент нужен был зимой. У нас были танковые печи. Печка обычная под дрова приворачивалась сзади. Внутри танка жуткая холодища, а потом, больше двух человек там не ляжет, причём, скрючившись. Выбивали хорошую траншею, загоняли на нее танк, брезентом весь накрывали, края брезента прибивали. А под танк вешали печку и ее топили. И таким образом мы себе грели траншею и спали».
