К большому сожалению, как отмечается в дневниках военных действий, на этих же минах подрывались и советские солдаты и техника. Оправдать можно всё военным временем, забывая о халатности, равнодушии, «война всё спишет».
В январе 1942 года освободили Дорохово и город Можайск.
Несколько слов скажу о Наро-Фоминском направлении, здесь тоже довелось моему отцу сражаться вместе со своим экипажем, защищая родную столицу.
Как и полагалось, в послевоенной литературе освобождение Наро-Фоминска расписано очень яркими боевыми красками. Но в настоящее время, когда добросовестные исследователи, краеведы и историки стряхнули архивную пыль с документов того периода, стала совершенно очевидной несколько иная картина.
Оперативные сводки тех дней позволяют судить о напряженности боев. Армия продвигалась вперед. Штабы находились в постоянном движении. Связь существовала только посредством конных офицеров. Каждый час с приказами командарма лейтенанты уносились в дивизии на своих заиндевелых, усталых лошадях и каждый час возвращались назад, доставляя в штаб донесения.
Немцы дрались за Наро-Фоминск с особой жестокостью, в плен не сдавались. Каждый из них свято помнил приказ Гитлера, в котором говорилось:
«Девиз сегодняшнего дня – цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг, обороняться до последнего патрона и гранаты. Каждый занятый населенный пункт превратить в узел сопротивления и не оставлять его ни при каких обстоятельствах, независимо от того, обойден он противником или нет.
В случае, если местность должна быть оставлена по приказу вышестоящего начальника, – сжигать все дотла, печи взрывать. Лишь так мы сможем победить. Донести этот приказ немедленно до сведения всего личного состава без единого исключения»…
В ходе контрнаступления под Москвой 27 декабря 1941 года 222-я с. д 33 армии генерал-лейтенанта Михаила Ефремова был освобождён город Наро-Фоминск.
Примечание. Здесь мой отец, впервые от начала войны, случайно встретился со своим двоюродным братом-санинструктором Михаилом Пысенок. Вспомнились слова дяди Миши: «Во время битвы за Москву Фёдор был похож на мешок с костями. Я ему это сравнение и высказал при случайной встрече, добавил, мол, это за то, что ты привык быть впереди. Он, помню, пошутил: «Мешок – это ещё ничего, а вот, когда чувствуешь себя словно поколоченным о железные стены, это, браток, хреново. Но главное – фриц драпает».
В присланных документах названа 4 ударная армия, в составе которой отец принимал участие в контрнаступлении под Москвой. Командующим армии был Ерёменко. Об этом человеке отец всегда вспоминал с уважением и теплотой. В результате зимнего наступления 1942 года были прорваны вражеские оборонительные рубежи, за месяц боёв враг был отброшен на 250 километров, освобождены города Андриаполь, Торопец, охвачена с севера Ржевская группировка противника и с юга – Великолукская группировка.
20 января, во время бомбёжки немецкими самолётами штаба войск, Ерёменко был снова ранен, но отказался от отправки в тыловой госпиталь и ещё в течение 23 дней продолжал руководить боевыми действиями. Только 15 февраля он был доставлен в госпиталь, где находился до августа 1942 года.
Весомый вклад в оборону столицы внесла 20-я армия А.А. Власова. Сталин называл его «Спаситель Москвы», потому что его армия сумела решить, пожалуй, самую трудную, самую острую проблему зимней кампании 1941-го: в первых числах декабря остановила прорыв 4-й немецкой танковой армии в районе Красной Поляны, откуда до Кремля по прямой было 30 километров.
Конечно же, полководческий талант К.К. Рокоссовского, сумевшего организовать круговую оборону столицы, привёл к гибели фашистских полчищ.
Утверждение того, что Жуков отстоял Москву, тоже является мифом, который придумали в очередной раз идеологи правящей коммунистической партии для восхваления «народного героя».
А сколько настоящих героев снова остались «за бортом»?
Вот что мне рассказал мой учитель и друг, учёный Валентин Владимирович Исаченко, передавая слова своего дяди, который был приглашён на Банкет Победы, организованный для высшего командования Генерального Штаба и фронтовых Членов Военного Совета.
«На этом банкете присутствовал Жуков. Зашёл разговор о трудных боях за Москву. Сталин поддержал его, сказав, что это была первая победоносная битва нашей армии при защите столицы. И тут же выразил недовольство тем, что Жуков как командующий Западным фронтом не отметил наградами многих защитников, заслуживших высокие награды.
На что Жуков ответил, что он тоже не отмечен наградой, хотя все работники Генерального Штаба награждены орденом Ленина. Сталин ударил кулаком по столу, перебил Жукова фразой: «Однако вы не забыли наградить своих бл…ей».
А за что было награждать Жукова, если он готов был сдать Москву? Имеется несколько свидетелей этому, назову самых важных: маршал авиации Голованов, генерал Штеменко, во время войны работавший в Генштабе, нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов.
Я повторюсь, сказав, что самые честные воспоминания признаны у Рокоссовского Константина Константиновича.
Вот что говорил мой учитель и старший товарищ Петров Б.М. о мемуарах Жукова: «Жуков был малограмотный человек, не владеющий письменной речью. Основу он набросал, а далее трудились журналисты, писатели ради хлеба насущного».
А ещё мне врезались в память слова Бориса Михайловича: «Что бы там ни говорили, а Москва устояла благодаря Сталину и, надо честно признать, – американской авиации… А вот Жуков дрогнул…»
Согласившись, я привела Борису Михайловичу некоторые документы, уличающие Жукова во лжи. Коротко приведу здесь, так как они касаются обороны Москвы, где сражался мой отец.
На с. 347–350 «Воспоминания и размышления» Жуков пишет: «Поздно вечером 20 ноября (1941 года) нам сообщили решение Ставки о том, что Западному фронту передаются 1-я ударная и 10-я армии и все соединения 20-й армии… Несмотря на передачу нам дополнительно трех армий, Западный фронт не имел численного превосходства над противником (кроме авиации). В танках и артиллерии превосходство было на стороне врага. Это обстоятельство явилось главной особенностью контрнаступления наших войск под Москвой».
А вот что написал Василевский в своей книге «Дело всей жизни» на с. 169: «В танках и авиации мы превосходили врага примерно в полтора раза, по пехоте и артиллерии наши силы были равны». На с. 167 Василевский написал: «16 декабря Западному фронту (командующий Жуков – пом. автора) было указано, что он неоправданно сосредоточил перед Волоколамском сразу четыре армии и что 30-ю армию в полном составе следует передать в подчинение командующему Калининским фронтом».
Справка. Василевский в ноябре-декабре 1941 года был начальником Оперативного управления Генерального штаба РККА, с 29 ноября по 12 декабря 1941 года, в связи с болезнью Шапошникова, исполнял обязанности начальника Генерального штаба РККА.
Выходит, что Жуков врёт о превосходстве сил противника. Значит Ерёменко Андрей Иванович прав, говоря о Жукове: «Это человек страшный и недалекий. Высшей марки карьерист… Следует сказать, что жуковское оперативное искусство – это превосходство в силах в 5-6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством, и на крови строит себе карьеру».
Кто-то вспомнит слова Сталина о Ерёменко: «Ерёменко я расцениваю ниже, чем Рокоссовского… Рокоссовский пользуется большим авторитетом. Ерёменко очень плохо показал себя в роли командующего Брянским фронтом. Он нескромен и хвастлив…». (Сталин) [14][15][16]
Лично я делаю иной вывод из слов Сталина: одно только сравнение Ерёменко с К. К. Рокоссовским поднимает его очень высоко.
Примечание. Мой отец случайно столкнулся на поле боя с Ерёменко… (Об этом в очерке «Память делает человека человеком» Кн.3). Генерал Еременко вел себя храбро и мужественно, почти непрерывно находился в боевых порядках сражающихся войск и после тяжелого повторного ранения продолжал руководить боем на носилках до отправления в госпиталь. Там его посетил Сталин и пожурил за то, что не берег себя.
