Нашарив рукой назойливо дребезжащий будильник, Света вдавила кнопку, перевернулась на другой бок, но тут же распахнула глаза, вскочила с постели и отдернула штору. Метеорологи не обманули: за окном весело светило солнце, обещая теплый по-летнему день.

Улыбаясь неизвестно чему, она побежала ставить чайник, сорвав по пути на кухню листок календаря с красной датой: 1 мая 1987 года.

Спустя полчаса, умывшись и позавтракав, Света стояла перед распахнутым шкафом. Переворошив весь свой гардероб, остановила выбор на короткой белой юбке в складку, всегда притягивающей мужские взгляды к ее стройным ногам, и белой футболке тонкого трикотажа с серебристой загогулиной на груди. Футболка, предмет особой гордости, переделанная собственными руками из обычной, с глухим воротом – имела сзади V-образный вырез почти до талии, соскользнуть с плеч ей не позволяла лишь завязанная на бантик тесемка. И когда легкой танцующей походкой, высоко подняв светловолосую головку, Света шла в этой футболке по Невскому – десятки парней и мужчин провожали ее восхищенными взглядами, она чувствовала это даже затылком.

Одевшись, Света достала косметичку, немного подкрасила ресницы и тронула губы блеском, который с трудом урвала в магазине польской косметики. При этом мысленно ворчала: «Все умные стали. В начале месяца прилавки пустые, в торговом зале три человека, зато в конце, когда дефицит выбрасывают, очередь в „Ванду" со Староневского начинается». Покончив с макияжем, прошлась щеткой по волосам, чуть взлохматила их руками, придавая вид легкой небрежности, и закрепила эффект польским же лаком. Тряхнула головой, проверяя – держится. Она покрутилась у зеркала и даже вывернула голову, чтобы полюбоваться вырезом на спине, а затем замерла, придирчиво оценивая свое отражение. Из зеркала смотрела девушка чуть выше среднего роста. Слегка вьющиеся волосы отливали золотом и пышной волной ложились на плечи. Необычные для блондинки, широко распахнутые карие глаза в обрамлении длинных ресниц казались особенно яркими, как и темные изогнутые дугой брови, и притягивали взгляд каждого, кто бы ни посмотрел на нее. Короткий прямой носик, яркие пухлые, четко очерченные губки. Света приблизилась к зеркалу, улыбнулась сама себе – на щеках появились соблазнительные ямочки – чмокнула воздух и негромко сказала вслух: «Красотка!»

Только что проснувшаяся младшая сестра с откровенной завистью наблюдала со своего дивана за ее приготовлениями.

– Как бы я хотела поехать с тобой! Там, наверное, красиво, на этой государственной даче.

– Мала еще по госдачам разъезжать, пигалица, – бросила через плечо Светка. – Там всем парням не меньше двадцати двух, а тебе еще четырнадцати нет, нужна ты им!

– Меня Гена Смирнов в кино пригласил, а ему, между прочим, восемнадцать.

– Генка Смирнов – тоже мне, кавалер! Рохля очкастая.

В комнату заглянула Ольга Петровна.

– Мам, ты в курсе, что у Соньки поклонник завелся?

– Гена? Он хороший мальчик, пусть встречаются. – Ольга Петровна окинула взглядом старшую дочь. – Надень лифчик – все просвечивает.

– Не надену! С таким вырезом на спине? Ни за что!

– Неприлично, когда соски торчат.

Света расправила плечи, продолжая любоваться на себя в зеркале, и ответила самодовольно:

– Пусть бюстгальтеры носят те, кто без них ходить не может, а у меня идеальная грудь.

– И поэтому ты выставляешь ее напоказ?

– Мам, не нуди! Это вполне приличная футболка. Я же не одеваюсь, как Ленка-шалава, у которой вечно все наружу.

– Еще не хватало! Света, отпускаю тебя с ночевкой скрепя сердце, смотри там у меня! Если б не Маня – ни за что бы не отпустила. В твоем возрасте девушка должна быть особенно осторожной.

Светка закатила глаза, вздыхая.

– Брюки прихвати, все-таки за город едешь, – продолжала наставлять мать.

– Еще скажи – треники натянуть и резиновые сапоги напялить. Мам, я не на наше болото в Пупышево собираюсь, а в Солнечное, на госдачу. Там в доме вообще паровое отопление, а на участке бетонные дорожки и газоны, и даже комаров не бывает. Все, мамочка, я побежала, Манька со Славкой ждут.

Она чмокнула мать в щеку, подмигнула сестре и, прихватив белую сумочку, выпорхнула из квартиры.

Маня была единственной Светкиной подругой. Когда к началу седьмого класса, будто по мановению волшебной палочки, из худой длинноногой девчонки Света превратилась в стройную красавицу с тонкой талией, аппетитной попкой и высокой грудью, мальчишки из их класса, да и парни постарше стали увиваться вокруг нее и оказывать разнообразные знаки внимания. С ростом числа поклонников количество испытывающих к Светке симпатию девушек стремительно уменьшалось, и к шестнадцати годам ни одна из них, кроме Маньки Ганелиной по прозвищу Манюня, не желала знаться со Светкой Харитоновой.

Манюне, низкорослой и плоской невзрачной худышке с мелкими чертами лица, никто не давал ее восемнадцати лет. Они со Светкой были на год старше одноклассников, однако по разным причинам. Машу Ганелину родители побоялись отдать в школу вместе со сверстниками – уж слишком слабенькой и болезненной была их дочка, а Светка просидела два года в седьмом классе. Ольга Петровна посчитала, что дочь проворонила учебу, мечтая о мальчишках, и в семье взялись за второгодницу всерьез: глаз не спускали, проверяли уроки, до конца девятого класса разрешали выходить из дома только в сопровождении Манюни или Соньки, младшей сестры. Лишь когда впереди замаячил аттестат зрелости, мать немного ослабила контроль, и Света стала бегать на свидания.

Она с удовольствием флиртовала, ходила с парнями в кино, иногда в театры, кое с кем даже целовалась, но больших вольностей не позволяла, хотя завистницы-одноклассницы наверняка приписывали ей все смертные грехи. С виду легкомысленная, Светка никогда не теряла головы и умела вовремя вывернуться из объятий, причем делала это так, что кавалер не обижался. Мысль о том, что постель можно разделить только с любимым мужчиной после того, как выйдешь за него замуж, твердо засела в мозгу. И вовсе не из-за нравоучений, на которые мать никогда не скупилась. Света видела, что двадцатилетняя Ирина из квартиры напротив одна воспитывает трехлетнего сына, а замужем никогда не была. Или Ленка-шалава из их же подъезда. Она ненамного старше Светы, но уже не первый год о ней сплетничают во дворе. Соседи говорят, Ленка настоящая проститутка. А все потому, что отдалась первому встречному, а потом уж и второй появился, и третий, и так далее.

Многих удивляла дружба столь разных девчонок: яркой кокетки Светки, увлекавшейся танцами и пением, учившейся с пятого на десятое и за всю свою жизнь не прочитавшей до конца ни одной книги – и тихой стеснительной отличницы Манюни, любительницы поэзии и классической музыки.

Маня Светочку обожала, восторгалась ее красотой и находила в ней душевные качества, которых никто больше не замечал. Она была склонна преувеличивать в подруге хорошее и не видеть плохого, например, ее высокого самомнения и неприязненного отношения ко многим одноклассникам. Отличница и преданная подруга Маня помогала учиться, всегда давала списывать, а Светка принимала помощь как нечто само собой разумеющееся и сознавала, что на фоне невзрачной очкастой Манюни выглядит потрясающей красавицей.

Но главной причины дружбы девушек не знал никто. У Маши Ганелиной был брат Вячеслав, курсант высшего артиллерийского училища, а у брата имелся друг детства и сокурсник Миша Улицкий, высокий блондин с мечтательными серыми глазами. Два года назад, впервые заглянув в эти глаза, Света поняла: пропала! Михаил смотрел так внимательно, ласково… Ей казалось, никто никогда на нее так не смотрел.

Не часто Манькин брат-курсант появлялся дома, а в сопровождении друга еще реже, но Светка старалась не пропустить редкие встречи. Она торчала в квартире Ганелиных почти ежедневно, и в ее пестрящем тройками табеле появились твердые четверки. В этом доме к ней относились как к своей. Отец Мани и Славы, офицер-артиллерист, погиб семь лет назад, исполняя интернациональный долг, а полтора года спустя умерла от скоротечного рака и мать. С тех пор они жили с теткой, сестрой отца. В артиллерийское училище племянник поступил вопреки желанию Полины Григорьевны, и теперь до получения звания лейтенанта ему осталось всего ничего.