— Подписи я ставлю в четыре часа дня после полудня. Раз Елена Викторовна осмелилась заглянуть ко мне, то документы важные.

Теряет ко мне интерес, подхватив со стола планшет. Прижав к груди папку выхожу в приемную и медленно выдыхаю, прижав ладонь к горячей от румянца щеке.

— Сколько тебя можно ждать?! — громогласно рявкает на меня мужчина, который в прошлый раз кричал на Алексея и грозился утопить его в фекалиях. — Что же вы все такие медленные и апатичные? Вы же молодые! Где ваша энергия? Задор?

Я вздрагиваю от испуга, но тут же беру себя в руки и выпрямляю спину.

— Простите, а вам чего? — сажусь и бережно кладу папку на край стола.

— Прошу аудиенции у нашего короля, — мужчина плюхается на стул напротив. — Вот бы я торчал здесь без дела! Чего рот открыла?

Торопливо нажимаю кнопку вызова на коммутаторе:

— Мирон Львович, тут… — и вопросительно смотрю на мужчину. — Извините, вы кто?

— Главный инженер проекта Митрофанов Афанасий Петрович, — медленно проговаривает тот, словно перед ним сидит слабоумная.

Повторяю, и Мирон холодно отзывается:

— Пусть зайдет.

Афанасий Петрович хлопает по коленям и встает:

— Кофейку мне завари… — прищуривается и уточняет, — как тебя по имени?

— Софушка… Нет! Софья! — краснею до кончиков ушей.

Я ведь терпеть не могу уменьшительно-ласкательные производные от своего имени! Какая еще к черту Софушка?

— Кофейка, Софушка. С молоком и чтобы сладенько было, — Афанасий Петрович чешет седой затылок и скрывается за дверью. — Доброго дня, Мирон Львович.

Что одному сладенько, другому пресно. Как мне угадать вкус главного инженера проекта, если он не дал конкретных рекомендаций по количеству ложек сахара и сиропа? Ладно, сделаю ему капучино по инструкции из интернета.

В приемной разрывается телефон, и с чашкой кофе испуганно отвечаю на звонок. Какая-то громкая девица без приветствий требует немедленно соединить ее с Мироном, и на мой ответ, что у него важная встреча, обзывает меня сукой и обрывает звонок.

Я на грани того, чтобы бросить все и трусливо сбежать. Меня будто выкинули в открытое море, и я захлебываюсь и ничего не понимаю. Набираю полной грудью воздух и вежливой скромницей просачиваюсь в кабинет.

Мирон Львович внимательно слушает эмоционального Афанасия Петровича, который жалуется ему об “тупых уродах” из службы надзора и “мудаке”, что сидит на верхушке “этого сраного балагана”. Матерится и краснеет от злобы и ненависти, а затем принимает из моих рук чашку и делает спокойный и умиротворенный глоток. Внутренне сжимаюсь, ожидая злой тирады, что я приготовила отвратительный кофе, и прячу руки за спиной, сцепив в замок.

— Благодарю, Софушка, — улыбается и опять сыплет проклятиями и возмущениями на голову Мирона, который повелительно вскидывает руку.

— Я решу вопрос. Я изначально предполагал, что с этим проектом будут сложности.

Сколько тихой уверенности и царственности в голосе. Готова расстегнуть и пять пуговиц, но мысленно одергиваю себя и спешно покидаю кабинет, пусть мне и очень любопытно, чем закончится разговор вспыльчивого Афанасия Петровича и спесивого босса.

Разбираю бумаги на столе и нахожу лист с назначенными встречами и паролем от ноутбука на уголке. Предполагаю, что это постаралась Мария Ивановна, пока исполняла обязанности временной секретарши. Большое ей спасибо. Могла бы, конечно, лично разъяснить что к чему, но я не в том положении, чтобы чего-то требовать.

На одном из отчетов нахожу фамилию Мирона Львовича. Корольков. Теперь ясно, чего Афанасий Петрович назвал его королем. Не из-за его горделивой осанки и величавости. Однако это не объясняет, почему все, в том числе и подчиненные в возрасте, обращаются к молодому мужчине по имени и отчеству. Сам этого требует, чтобы повысить значимость в глазах других?

— Да я их уже готов голыми руками задушить, — ворчит Афанасий Петрович в смартфон и ставит пустую чашку на стол. — К чему они опять прицепились? К сметам? А там что не так? Я уверен в наших сметчицах. Более въедливых гарпий даже в аду не сыскать!

Вот бы мне так решать серьезные вопросы, а не кружки мыть и на телефонные звонки отвечать. И вряд ли Мирон Львович просит Афанасия Петровича расстегнуть рубашку на две пуговицы или укоротить штанины, чтобы оголить лодыжки.

Представляю, как шеф рывком подтягивает за ремень брюки главного инженера до пупа, и передергиваю плечами. Это слишком для моей слабой и мягкой психики.

Отвлекаю себя от жутких фантазий холодным капучино, который был забракован придирчивым ценителем черного кофе без сахара, и морально готовлю себя к тому, что мне придется заглянуть к нему с документами на подпись. Ох, лишь бы не накосячить.

Глава 5. Нескромные вопросы

Когда боссы подписывают документы, секретарши стоят над душой и ждут или сидят в приемной? И не у кого спросить. Постою и полюбуюсь сосредоточенным мужчиной и его ухоженными пальцами. Красивые руки, которые не знали тяжелого труда и не копались в грязи.

— Кофе, Мирон Львович? Без сахара и сливок?

Поднимает взгляд от бумаг. И мне как-то неуютно и неловко. Отвлекла человека глупым вопросом от работы.

— Софушка, на тебе сейчас какие трусики?

— Белые и бесшовные.

После ответа вспыхиваю смущением. Вопрос был задан официальным и спокойным тоном, и я на него также бесстрастно ответила, будто уведомила Мирона Львовича, что его в приемной ждет, например, старшая бухгалтерша Лена.

— Ты девственница? — голос ровный и флегматичный, как у врача на приеме. — Так?

Киваю. Все боссы задают подобные каверзные вопросы секретаршам, или только мне повезло? Кончики пальцев покалывает и учащается дыхание от волнения. Почему я отвечаю на его гнусные вопросы, а не леплю злую пощечину и не плюю в лицо?

— Не встретила достойного мужчину? — стучит ручкой по столу, привлекая к себе внимание.

Мирон Львович, девушки не всегда теряют невинность с достойными мужчинами. Часто это происходит по глупости, а у меня не было на них времени. Я училась. Днями и ночами пахала на красный диплом экономиста, который оказался бесполезной бумажкой. Какое разочарование. Я свято верила на первом курсе в перспективы быть успешным и уважаемым специалистом, а стала девочкой на побегушках.

— Так получилось, — опускаю взгляд, и щеки горят жгучим стыдом.

— Ясно, — Мирон ставит размашистую подпись и откладывает документ в сторону. — Тебе стоило именно с этого и начинать, Софушка, на собеседовании. Не про красный диплом хвастаться.

— Почему? — сипло спрашиваю и сжимаю кулачки.

Бессовестный. Разве можно разговаривать о таких темах с подчиненной? Неужели ты не видишь, как мне неловко? Или тебе нравится смотреть на мои красные от смущения щеки? Моральный садист.

— Потому что невинность девушки — это ценность, — пожимает плечами и чиркает ручкой по бумаге.

— Я училась…Не было времени… — в который раз пытаюсь оправдаться, хотя это глупо и бесполезно.

— Поверь мне, ты могла потерять невинность и за несколько минут в аудитории на перерыве между парами, — невозмутимо подписывает следующий документ. — Прямо на столе преподавателя, а после спокойно вернулась бы к учебе. Или нет, ведь тебе бы авансом проставили высший балл.

— Отвратительно…

— Согласен, Софушка. Ты бы продешевила, но некоторые за зачеты готовы во все щели дать, — не мигая смотрит на меня. — Невинность ценна не для девушки, а для мужчины в плане морального удовлетворения. Понимаешь о чем я?

Разговор душит меня шелковым шарфом и обжигает жаром от костра. Мозгами я понимаю, что беседа — гнусная и гадкая, но тело считает иначе. Плавится под взглядом Мирона, и едва стою на ногах.

— Нам важно быть первыми. Во всем. Всегда. Физическое удовольствие здесь вторично, важен сам факт, что ты был у женщины первым и она тебя запомнит. В любом случае, даже если после пройдет через вереницу других мужчин. Ты ведь помнишь свой первый поцелуй?

Судорожно выдыхаю. Чмок в щечку от мальчика в песочнице детского садика считается? Умолчу, что после этого ударила пятилетнего ловеласа по голове лопаткой, чем вызвала у него долгую и громкую истерику.