К приезду родителей мы мыли полы во всем доме и делали генеральную уборку, бабушка побаивалась маму и тихонько ворчала. Нас с сестрой никогда не спрашивали, что мы хотим, было одно слово «надо». Я чувствовала себя вечным подмастерьем, которому говорили, что и как нужно делать, полностью лишая самостоятельности. Я всегда чувствовала себя не внутри, а снаружи происходящего, наблюдателем, которого учат и учат, и от этого мне было очень скучно. Мне ничего не доверяли делать самой и со временем у меня сформировалась твёрдая уверенность, что я все делаю не так, что я не такая как нужно. У меня было ощущение, будто меня заставляли покориться, я съёживалась вся внутри от боли и беспомощности. Постепенно, чтобы этого не чувствовать, я начала делать все на автомате без эмоций, чтоб было не так больно. Я безучастно соглашалась со всем, что от меня требовали.
Моя сестра похожа на маму и ей повезло больше. Я была в папину породу, эмоциональная и вспыльчивая. И меня исправляли, из меня делали другого человека, более удобоваримого. Часто меня ставили в угол за проступки и мою активность. Это было тяжело, целый час стоять молча, смотреть в угол, отвернувшись к стене.
Нас с сестрой воспитывали как было принято в дворянских семьях. Мы занимались пением, игрой на фортепиано, я учились в художественной школе рисованию. Еще мы занимались танцами и позже я стала победительницей городского конкурса по Медленному вальсу. Нас красиво одевали, мама сама шила нам все платья на выход.
В школе, к новогоднему балу, она сшила мне костюм радуги, покрасив в разноцветные цвета белую ткань, получился разноцветный лиф и шикарная юбка-солнце.
Каждое воскресенье я пришивала чисто выглаженный белый кружевной воротничок к своей школьной форме.
В нашей гостиной мы собирались за большим обеденным столом. На кухне, как большинство моих друзей мы не ужинали и не обедали. Во главе стола, как и полагается сидел папа. Нас с сестрой учили этикету, сидеть с прямой спиной, правильно пользоваться столовыми приборами. Это давалось мне легко, я левша в папу и держать нож в левой руке, мне было не трудно. Мама очень красиво сервировала стол. К обеду ставилась большая супница, мельхиоровые ложки и вилки.
Наш дедушка подарил нам с сестрой фортепиано. Промучившись год, в следующем сентябре, я пошла и отказалась от занятий за меня и сестру. Отец меня выпорол.
Помню в детстве, к нашему приезду с дачи в конце августа, родители сделали нам с сестрой подарок. Захожу в свою комнату и не понимаю куда я попала. На стенах другие обои, вся мебель передвинута. Мне хотелось убежать подальше от такого подарка. Я не понимала, где я нахожусь, голова шла кругом. Где мое уютное гнездышко, где мои игрушки? Наступило оцепенение. Мне думается тогда в моей жизни и наступил этот надлом, понимание безрезультатности моих попыток сделать так, чтобы меня услышали. Пришло понимание, что меня хотят насильно осчастливить. С тех пор, в сложных моментах, я начала впадать в ступор, чтобы как-то спасти свое сознание и не чувствовать боли. Это мешает мне всю жизнь. Столкнувшись с какой-то проблемой в своей взрослой жизни, мне нужно приложить массу усилий, чтобы преодолеть барьер страха и идти вперед. Но сделав этот шаг, такой мучительный для меня, я с удивлением понимаю, что то, что казалось мне таким сложным и за что меня могли поругать на самом деле очень и очень просто.
Я привыкла, что мне говорят, что можно и что нельзя, и совсем перестала понимать, что же хочу я сама, в итоге я просто ждала, когда мама просто скажет мне что делать. Мама объясняла это тем, что хочет мне помочь. Я спрашивала: "Зачем? Ведь я ничего не прошу!" Мама отвечала, что помогает решать мне бытовые проблемы. Не понимала зачем делать за меня то, что я и сама умею и хочу, зачем отстранять меня от жизни превращая в бессловесную куклу?
Повзрослев и вступив во взрослую жизнь, я никак не могла принять самостоятельное решение, я ждала, что это по привычке сделает за меня моя мама. Я так к этому привыкла, что самостоятельность давалась мне с большим трудом. Нет, не сказать, что я ничего не умела, наоборот, родители научили меня многому, но я привыкла все делать по указке, а не сама. Сама, я никак не могла понять, что же нужно мне? Не могла принимать решения.
Мой папа жил душой, а моя мама жила умом, я не знаю, что лучше. Победила мама. В детстве я остро это чувствовала, но объяснить не могла. Папа все делал с чувством и от Души. Радовался и злился и за это я его очень сильно любила. Мама все делала, пропуская через разум, от неё я не чувствовала никаких эмоций и никак не могла понять, почему после общения с ней у меня на Душе как-то плохо. При всем при этом у меня свободолюбивый характер в папу, и я была очень на него похожа. Но повзрослев мой характер стал восприниматься как угроза семейного порядка и меня всячески хотели причесать оба моих родителя.
Взросление
Мое счастье закончилось в 12 лет, когда развелись мои родители и папа уехал жить в наш дом. Он приезжал теперь очень редко, на выходные, и сидел в своей комнате, к нам он не выходил и не разговаривал со мной как раньше, я только изредка слышала его голос. Помню, что я очень переживала и хотела уехать жить с ним, но меня никто не спрашивал, родители решили все сами и мы с сестрой остались с мамой и бабушкой. Тогда я еще не понимала, какая пропасть между моими родителями.
Летом мы жили с папой и бабушкой на даче, но постепенно он становился чужим. Я начала что-то понимать, что-то замечать, той безумной любви уже не было, она ушла безвозвратно, я взрослела. Мама нервничала и вечно отправляла нас с сестрой то в лагерь, то к своим родителям. Я везде чувствовала себя чужой, мне было плохо, я писала папе письма и просилась домой, на нашу дачу. Мама считала, что летом нам обязательно нужно побывать на море, нахвататься солнца, накупаться в соленой воде, чтобы зимой мы не болели. Для меня же это была настоящая пытка. Я белокожая, а в то время еще не было защитных кремов, и я очень сильно сгорала. Мое лицо превращалось в один большой отек, глаз было не видно, руки и ноги горели, поднималась температура, никакая сметана не помогала. Так я болела несколько дней из нашего отдыха. Помню, что мне все время было плохо и неуютно и я очень хотела, чтобы мы поскорее вернулись обратно домой, чтоб меня оставили в покое.
Через два года папа вернулся в семью, но он был уже чужой, прошло время и моя Душа оторвалась от него. Теперь родители целыми днями выясняли отношения, а мы с сестрой были целиком предоставлены самим себе. Папа стал пить, мы прятались в своей комнате мечтая поскорее сбежать из дома.
Когда отец уехал, мама плакала по ночам, я это слышала из соседней комнаты и очень ее жалела. Но когда он вернулся и вскоре у них начались скандалы, перестала понимать, что происходит. Папа стал агрессивный, наше общение практически прекратилось, он начал унижать нас, срываться и «строить». Я смотрела на него и понимала, что так же сильно как я люблю его, я его ненавижу. Это непонятное острое чувство не давало мне покоя, я никак не могла понять, как это может быть, ненавидеть и любить одновременно. Постепенно, жалея маму, мне было привито постоянное и глубокое чувство вины. Я боялась обидеть ее, боялась сделать что-то, что ее расстроит, чтобы она не страдала.
Нас с сестрой спасало только то, что нас было двое. Мы очень ждали друг друга после учебы и вечером часами говорили о том, что нас беспокоило, делились новостями и советовались друг с другом. Мы с сестрой хотели поскорее вырасти и сбежать из дома. Моя мама считала, что сохранение семьи, это ее долг, так ее воспитывали родители. На первом месте стоит труд, нужно трудиться над отношениями и над собой. Нам с сестрой полагалось молчать. Мы и так все время молчали. Разговаривать в нашей семье было не принято, родители сами, либо напряжённо молчали, либо ругалась. Как общаться с людьми и строить диалог я не научилась, я вообще не умела, если так можно выразиться разговаривать, в нашей семье это было не принято.
