– Наверное.

– Многие мои знакомые удивлялись, когда приезжали сюда впервые из-за океана. Представь, как первые поселенцы из своих тусклых, печальных стран впервые ступили на эти земли. После туманов Лондона… Ты помнишь. Ты тоже переселенец, моё дитя с «Мейфлауэра», как и они оставила всё за спиной.

– Скажешь тоже.

– Почему решили не досматривать шоу?

– Лучше поедем. Нам через всю страну катить, а ночью дороги должны быть не так загружены. У нас были большие расходы на подготовку, сама знаешь. Надо побыстрее выйти на работу. Тысячей долларов тут не отделаешься.

– Поздравляю с победой. Я ещё не говорила.

– Спасибо.

Мама сделала шаг навстречу, критично осматривая ссадину под глазом, словно оценивая ущерб в соотношении с результатом. Она была всё такой же – в белом, облегающем джемпере и голубых джинсах, сложившая руки на груди, в той позе, что подчёркивала угловатость её фигуры. Такой, как и запомнилась по прогулкам в Лондоне.

– И куда же нас с тобой занесло? – сказала мама.

– Далеко от дома.

– Не заходи слишком далеко.

– Знать бы, как далеко это твоё слишком.

Тайлер уже заждался её у машины. Двери их чёрного «БМВ» были открыты, и горящий в салоне свет окрашивал его внутренности в тёплые, жёлтоватые тона.

– Идёшь? – спросил он.

– Иду. Я за руль. Мои первые десять часов.

– Тебе сейчас не лучше бы отдохнуть?

– После боя? Всё равно не смогу уснуть. Во мне всё ещё горит. Часов десять поупираюсь, а там, глядишь, отрублюсь.

– Только не жми педаль в пол.

– Посмотрим.

Когда она подошла, он поднял свой телефон и начал снимать, сдвигаясь чуть вправо, чтобы захватить в кадр машину и парковку за её спиной.

– Хватит уже светить мне в морду вспышкой. Зачем ты это делаешь?

– Это наша летопись, ты же знаешь. Когда-нибудь ты станешь чемпионкой, и я хочу запечатлеть этот путь с самого начала. Люди же захотят узнать, как всё начиналось. Наверное, документалки будут снимать. И вот эти кадры расскажут обо всём. Здесь всё начиналось, такой ты была.

– Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Думай как хочешь. Я просто знаю… Нужно будет нам купить нормальную камеру.

– Ладно, поехали уже.

*****

Это было их первое настоящее путешествие через всю страну. Она хотела ехать именно так, на машине, не смотря на внушительное расстояние от Бостона до Сан-Франциско. Дело было не в деньгах на авиабилеты. Ей хотелось увидеть эту землю не из окна самолёта, но близко, словно пропустить через себя, хотелось понять, что чувствовала здесь мама, что надлежит чувствовать ей.

Как это часто и бывает, огромная страна захватила её, затопила как океан.

Теперь, возвращаясь обратно, она мчалась из Бостона на юг, словно наперегонки с осенью, которая тоже спускалась с северных широт всё южнее, поджигая мир, окрашивая его красками умирания. И как бы быстро не шла её «БМВ» в озарённой неестественным светом полосе хайвэя, осень было уже не обставить.

Даже ночью вокруг теснились красные огни. Трафик никак не желал выпускать её на свободу, но она была упорна, и дальше, за Гудзоном, стало свободнее. Спустя долгие часы тьмы, сквозь которую была протянута жемчужная нить дороги, рассвет, наконец, явил ей картину мира целиком. Солнце настигло их где-то под Роаноком, показавшись в зеркалах заднего вида. Тайлер к тому времени уже спал, и она одна любовалась осенними пейзажами, золотыми и алыми лесами, спускающимися с окрестных холмов.

На плоских равнинах, что развернулись вокруг неё позже, небо занимало огромную часть горизонта, и, когда взгляду не за что было зацепиться на земле, она начинала искать в нём какое-то развлечение. Временами небо было столь же однообразным, низким, затянутым сплошным слоем серости или заполненным размазанными облаками, будто картина, сделанная грубыми мазками. Однако временами там было на что посмотреть. Воздушные массы плотных кучевых облаков, что висели в синеве как корабли и города, подсвеченные солнцем, позолоченные с боков. Она могла представлять, какие истории происходят в этих далёких замках, могла населять их рыцарями и драконами, героями мифов страны её детства. Минуты и часы в наблюдениях за небом проходили незаметно.

В Теннеси дорога стала узкой и пустой, тогда же она впервые почувствовала настоящую усталость.

– Ты засыпаешь, – сказал ей Тайлер где-то под Ноксвиллем. – Пора меняться. Я и так слишком долго дал тебе ехать.

Она пересела и очень быстро провалилась в непроглядную пустоту, свернулась на бок на переднем сидении, не чувствуя даже ремня, стягивавшего грудь. Она спала, когда они проезжали Кросвилл, спала, когда проезжали Ливан. Под Нэшвиллом ей снилась дорога. Будто она несётся по каким-то прериям, и старый мир мёртв, лишь это шоссе осталось от всей человеческой цивилизации, а вокруг колышутся живым океаном огромные стада бизонов. Под Мемфисом ей снился прежний дом, не тот, что в Англии, но самый первый, затерянный среди полей, рядом с которым всегда стоял их красный «Рендж ровер», и, видя его издали, она могла понять, что отец уже вернулся. Она спала так долго, что не видела ни Литл-Рока, ни Форт-Смита, не заметила, как оказалась в Оклахоме, оставив Арканзас за спиной.

Тайлер разбудил её посреди ночного Оклахома-Сити, бесконечного как целая галактика огней, где, согласно плану, они должны были заночевать. Она скорее машинально, чем осмысленно, переместилась в тот дешёвый мотель, где ему удалось найти комнату. Им достаточно было и одной – он привычно расстелил свой спальный мешок на полу, отдав ей кровать.

Пока он спал, она думала о предстоящем.

– Ну как, успокоилась? Кровь уже не горит? – спросила мама, сев у неё в ногах, очертившись в темноте как плотная тень. – Долго же ты спала.

– За три прошлых дня едва часов семь нормально отдыхала, – она старалась говорить как можно тише. – Много нервов было в последнее время.

– Вновь вернулась к своим мрачным мыслям. Я-то знаю, о чём ты думаешь.

– Не важно, не бери в голову. Обычные перепады настроения после всего этого. То тебя разрывает от энергии, а теперь, вот, словно опустошение.

– Ну, как тебе страна?

– Голова кругом. Огромная, прекрасная…

– Увидишь её так, как видела я.

– Хотелось бы мне путешествовать по ней с тобой вместе.

– Что ж, так и будет.

Они вновь выехали ночью, и вновь она была первой в очереди.

На длинных прямых участках иногда испытывала терпение Тайлера, раскручивая двигатель почти до предела и заставляя воздух вокруг машины гудеть, когда скорость переваливала за сто сорок миль в час. Гнала так, будто участвует в гонке «пушечное ядро» между побережьями. Справа проносились бесконечные цепи грузовиков, освещённых контурными огнями, белых как огромные рыбины в тот момент, когда фары выхватывали их совсем близко.

На этот раз рассвет застал её близ Амарилло, и мир вновь расстилался равниной до самого горизонта. Миновав пустой, как ей показалось, Альбукерке, она увидела впереди красные горы, одинокие или тянущиеся цепями, далёкие как стена старых богов или подступающие совсем близко. Небо здесь было самым синим в мире, без единого облака, в этом контрасте с красным ландшафтом оно почти сводило с ума своей пустотой.

На границе Аризоны её сменил Тайлер, и тогда ей оставалось только смотреть, откинувшись в кресле. Она спала урывками, иногда слыша его болтовню о боях и том будущем, что их ждёт, о достопримечательностях этого края, которые он знал скорее понаслышке, чем побывав там самостоятельно. В те минуты, когда больше спала, чем бодрствовала, ей грезилось, что они путешествуют здесь с матерью на какой-то странной машинке, которой у них в жизни никогда не бывало, и это мама рассказывает о Гранд-каньоне и прочих диковинах пустыни.

Память – это лишь реконструкция, и никто не знает, что там прячется на самом деле.

Так Аризона осталась позади. Они обогнули Лос-Анджелес с севера и выскочили на пятый интерстейт, связующую нить Калифорнии. Это был их последний рывок до Сан-Франциско. Вокруг теперь росли высокие, рыжие из-за изнурительной засухи холмы, и осень здесь совсем не чувствовалась. В конце концов, им удалось её обогнать.