Колчан Уонды опустел, когда рядом не было никого из своих. Огненный демон зашипел и бросился на нее. Воин из отряда Копий Избавителя закричал и поспешил на помощь.

Напрасный труд! Уонда повесила лук на плечо, схватила демона за рога, увернулась от огненного плевка и швырнула тварь на землю безупречным движением шарусака. Меченый нож сверкнул в ее руке и вспорол подземнику горло.

Уонда подняла взгляд, горящий жаждой ихора не меньше, чем у любого шарума. Девушка улыбнулась ошарашенному воину, но внезапно вытаращила глаза и указала на небо.

— Берегись! — крикнула она, но было поздно. Воздушный демон спикировал, пробил броню даль’шарума и смертоносными когтями вспорол ему спину.

Все бросились на помощь одновременно. Рожер выхватил меченый нож и поспешил к демону. В тот же миг Уонда метнула нож и три копья, пригвоздив подземника, прежде чем он успел взмыть в небо. Лиша подобрала юбку и подбежала к раненому воину. Когда она опустилась на колени, алагай еще бился в агонии всего в нескольких дюймах от них. Джардир присоединился к Лише, а Гаред и Копья прикончили демона и встали на страже.

Пострадавший воин, Рестави, много лет служил Джардиру верой и правдой. Его броня была пропитана кровью. Лиша пыталась осмотреть его рану, но он бешено вырывался.

— Придержи его, — велела Лиша тоном дама’тинг, привыкшей к повиновению. — Он дергается и не дает мне работать.

Джардир подчинился, взяв Рестави за плечи и прижав к земле. Воин заглянул в глаза Джардира широко распахнутыми безумными глазами.

— Я готов, Избавитель! — крикнул он. — Благослови меня и отправь по пустынной дороге!

— Что он говорит? — спросила Лиша, разрезав плотное одеяние и отбросив раздробленные керамические плашки. Оценив размер раны, она выругалась.

— Говорит, что его душа готова отправиться на Небеса, и просит благословить его на быструю смерть.

— Даже не вздумай, — отрезала Лиша. — Скажи, что душа его, может быть, и готова, но не тело.

«Как же она похожа на Пар’чина», — подумал Джардир и испытал прилив тоски по старому другу. Рестави явно умирает, но целительница-северянка не отпустит его так легко. Это достойно уважения, и если он убьет даль’шарума, несмотря на ее протесты, то нанесет ей непростительное оскорбление.

Джардир обхватил лицо Рестави ладонями и заглянул ему в глаза.

— Ты — Копье Избавителя! Ты отправишься по пустынной дороге не раньше, чем я прикажу. Откройся боли и не шевелись.

Рестави содрогнулся, но кивнул и замер, глубоко дыша. Лиша с удивлением посмотрела на воина, отпихнула Джардира и занялась делом.

— Пусть стена щитов идет дальше, — приказал Джардир Хасику. — Я останусь с госпожой, пока она лечит Рестави.

— Зачем? — удивился Хасик. — Он больше не возьмет в руки копье, даже если выживет.

— Откуда нам с тобой это знать? — возразил Джардир. — Это инэвера. Я не стану мешать своей нареченной, как не стал бы мешать дама’тинг.

Копья Избавителя окружили Лишу и Рестави, хотя в этом не было нужды. Рожер прикрыл их звуковым щитом, и алагай не смели приблизиться.

— Можно переносить, — наконец заявила Лиша. — Я остановила кровотечение, но для операции нужны нормальный стол и хорошее освещение.

— Он поправится и сможет сражаться? — спросил Джардир.

— Он жив. Разве этого мало?

Джардир нахмурился, осторожно подбирая слова:

— Если он не сможет сражаться, то наверняка покончит с собой.

— Чтобы не стать хаффитом? — нахмурилась Лиша.

Джардир покачал головой:

— Рестави убил сотни алагай. Он заслужил место на Небесах.

— Тогда зачем ему кончать с собой?

— Он шарум. Он должен умереть от когтей алагай, а не в своей постели, усохшим от старости, обузой для семьи и племени. Вот почему дама’тинг не лечат раненых до рассвета.

— Значит, самые тяжелые умрут?

Джардир кивнул.

— Это бесчеловечно.

— У нас так принято, — пожал плечами Джардир.

Лиша взглянула на него и покачала головой:

— Вот в чем разница между нами. Твой народ живет, чтобы сражаться, а мой сражается, чтобы жить. Что будет, когда вы одержите верх на Шарак Ка и у вас не останется врагов?

— Ала станет раем на земле, — ответил Джардир.

— Тогда почему ты не убил его, когда он попросил?

— Потому что ты была против. Однажды я совершил ошибку и убил воина, несмотря на просьбу твоего земляка. Это едва не стоило нам дружбы.

Лиша с любопытством наклонила голову:

— Это тот мой земляк, которого Аббан называет Пар’чином?

— Что хаффит тебе наговорил? — Джардир сощурился.

Лиша выдержала его взгляд:

— Ничего. Только то, что они были друзьями и что я похожа на Пар’чина. А в чем дело?

Вспышка злобы мгновенно прошла, оставив в душе Джардира печаль и пустоту.

— Пар’чин был и моим другом, — наконец сказал он, — и ты в чем-то похожа на него, а в чем-то — нет. У Пар’чина было сердце шарума.

— В каком смысле?

— Он сражался, чтобы другие жили, как и ты, но сам он жил, чтобы сражаться. Он поднялся на ноги, несмотря на смертельные раны, и бился до последнего вздоха.

— Он погиб? — удивилась Лиша.

— Много лет назад, — кивнул Джардир.

Всю ночь Лиша резала и зашивала спину раненого даль’шарума в бывшей райзонской лечебнице. Ее руки были вымазаны кровью, а спина от работы внаклонку ныла, но Рестави предстояло выжить и, скорее всего, полностью поправиться.

Дама’тинг, занявшие здание, перешептывались, наблюдая за работой Лиши с удивлением и ужасом. Она чувствовала, что они возмущены как ее вторжением, тем более ночью, так и отрывистыми приказами, но ее слова переводил сам Джардир, и женщины в белом не смели возразить Шар’Дама Ка. Уонде и Гареду, а также Рожеру и телохранителям Джардира пришлось остаться снаружи.

Дама’тинг вели себя как пленницы в собственном доме и с откровенным облегчением вздохнули, когда в операционную ворвалась Инэвера. С багровым от ярости лицом она бросилась к Лише.

— Как ты посмела? — прошипела Инэвера на приличном тесийском, хотя и с заметным акцентом. От нее несло духами, а ее похабное платье напомнило Лише о матери.

— Как я посмела что? — Лиша ничуть не испугалась. — Спасти жизнь человеку, которого вы бросили бы истекать кровью до рассвета?

В ответ Инэвера залепила Лише пощечину, прочертив острыми ногтями кровавые царапины. Лиша отлетела в сторону. Инэвера выхватила кривой нож и прыгнула на нее, не давая собраться с силами.

— Ты не достойна даже стоять в присутствии моего мужа, не то что лежать в его постели! — прошипела Инэвера.

Лиша сунула руку в карман фартука и щелкнула пальцами, когда Инэвера приблизилась. Перед глазами Дамаджах повисло облачко слепящего порошка.

Инэвера завизжала и упала, зажимая руками лицо, а Лиша встала. Дамаджах плеснула себе в глаза воды из кувшина. Когда она снова посмотрела на Лишу, ее лицо было в жутких разводах румян и белил. Покрасневшие, полные ненависти глаза обещали смерть.

— Довольно! — крикнул Джардир и встал между женщинами. — Я запрещаю вам драться!

— Ты запрещаешь мне? — скептически переспросила Инэвера. Лиша подумала то же самое, ибо у Джардира было не больше прав запрещать ей что-либо, чем у Арлена, но Джардир не сводил глаз с Инэверы. Он поднял Копье Каджи, чтобы все видели.

— Запрещаю. Ты намерена не подчиниться?

В комнате повисла тишина. Дама’тинг смущенно переглядывались. Инэвера — их госпожа, но устами Джардира глаголет их бог. Лиша прекрасно представляла, что может случиться, если Инэвера не уступит.

Похоже, Инэвера тоже это поняла и выдохнула. Она развернулась и вылетела из больницы, щелчком пальцев призвав за собой дама’тинг.

— Я еще об этом пожалею, — пробормотал Джардир по-красийски, но Лиша его поняла. Он на мгновение сгорбился и стал похож не на непобедимого и непогрешимого предводителя красийцев, а на отца Лиши после очередной ссоры с Элоной. Джардир явно вообразил миллион способов, которыми отравит ему жизнь Инэвера, и Лиша всем сердцем потянулась к нему.