Потонув в океане мыслей, я совсем не обратила внимание на наступившую тишину. Боже, Марго, очнись…

Пока я пыталась совладать с собой, оборотень обхватывает всю гостиную оценивающим взглядом, будто находится здесь впервые, а затем замирает, и его грудь медленно вздымается и опускается, избавляясь от воздуха.

– Генри связывался с тобой? – неожиданно спросил он с нотками тоски в голосе.

Так вот оно что… Хофер скучает по надоедливому лучшему другу, которого раньше терпеть не мог. Спорил с ним, угрожал, подшучивал, а сейчас… жить без него не может. Интересно, это нормально будет, если однажды я начну ревновать Билла к Ридлу? Тряхнув головой, я сдерживаю глупую улыбку и мигом выпрямляюсь.

– Нет, – покачав головой, скуксилась я, – думаю, у него много дел в Бостоне, но скоро он вернётся. Генри всегда держит своё слово.

Последнее предложение я произнесла уверенно и со всей искренностью, и то ли это повлияло на Билла, то ли ещё что-нибудь, но оборотень озарился в слабой улыбке. Мое сердце сжалось.

– Надеюсь, так, иначе мне придётся свернуть ему шею. После смерти Скай, он стал той ещё угрюмой бабкой, будто ему яица прострелили, – он сморщил нос, наверное, представил эту душераздирающую картинку, – окей. Что там насчёт последних событий? Есть новости?

Вмиг становлюсь серьёзней и прыгаю на диван, рядом с ним, толком не зная, что и сказать. Без бабушки очень сложно. Она могла бы меня направить, помочь или дать подсказку, но теперь её нет. Я одна. Последняя ведьма рода Мэнтл. Все зависит от меня… Сесилия могла бы заполнить дыру в моем теле, хотя бы одну из них, однако её больше рядом нет… Вдруг я вспоминаю слова Джонатана. Дерьмо, как я могла забыть об этом?! Так и хочется дать себе по лбу.

– Может, посетим городскую ратушу? Ты же – ключ ко всем дверям, мистер «Сын мэра»!

Пощечиной врезалась в меня ностальгия, скручивая конечности до нестерпимой боли, а к горлу подобрался рвотный позыв. История повторяется? Мне снова надо взяться за свои записи, хронологию, рюкзак и фотоаппарат? Билл криво улыбнулся, и я понимаю, что оборотень тоже вспомнил былые деньки.

– Угостишь меня черничным кексом и молочным коктейлем? А если серьёзно, зачем нам ратуша?

– Я забыла сказать, что оборотень назвал имя, только мне неизвестно о ком шла речь. Жизель Ког. Возможно, это связано со семьями-основателями? Опять. Не знаю.

Тайны и загадки связали мне руки и всячески издеваются надо мной, от этого я воспламеняюсь точно стога сена в аномальную жару.

Билл со всей нежностью касается до меня своей ладонью и тихонько проводит большим пальцем по щеке. Это, естественно, меня убаюкивает, даря наслаждение и щекотку в животе.

– Мы справимся. Нам все по плечу, помнишь? А теперь, поднимайся. Пора разгадывать тайны!

Недовольно промычав, я откидываю голову в сторону, отчего мои длинные пряди свисают к паркету, и Билл, улыбаясь фирменной самодовольной улыбкой, толкает меня к выходу. Наш смех разносится по всему дому, нарушая тишину. Приключения ждут нашего вмешательства.

* * *

Все как прежде. У меня дежавю.

Хофер поднимает упавшую книгу и, несколько раз чертыхнувшись, возвращает рукопись на прежнее, пыльное место. Сквозь оконные рамы с набухшим непонятно от чего подоконником просачивается дневной свет, и видны перистые облака, которые укрыли собой бледно-голубой небосвод точно одеяло, только воздушное. Если приглядеться повнимательней, то можно застать бледную, почти прозрачную луну, что так терпеливо ожидает своего триумфа. Ночь – её законное время, когда она может играться с нашим миром, глядеть и быть свидетелем множества историй, однако ждать до этого часа ещё очень долго.

Скрипучий пол под ногами свидетельствует о старости. По-моему, это здание ремонтировалось единожды – когда Томас Хофер впервые баллотировался на пост мэра. Высокие, доходящие аж до потолка со старинными люстрами, полки напичканы различными рукописями: толстыми и худыми, старыми, но очень важными, и книгами недавнего издания, не менее дорогие, чем первые. Переплёт у всех разный, однако на всех одинаково лежит пыль. Тут нереально грязно, словно понятие «уборка» для себя человек открыть ещё не успел.

На ветхом столе лежит целая башня из книг. Каждую из них мы тщательно изучаем, надеясь найти непонятно что. Правда, я не знаю с чего вообще взяла, что в городской ратуше Салли Хилл что-нибудь найдётся о некой Жизель Ког. По-моему, о таком человеке нигде не упоминается. Черт возьми, быть может, это его жена или дочка, сестра или подруга? Может, Джонатан пытался попросить меня найти её и передать «я тебя люблю»?

Громко отшвырнув от себя очередную рукопись без малейшей информации, я запустила свои руки в волосы и понурила голову. Нет, это бессмысленно. Мы глубокой, мать её, в заднице. Билл за спиной подходит ко мне и останавливается. Я слышу неспокойное дыхание и прямо-таки вижу выражение его лица: глаза наполнены состраданием, брови жалостливо нахмурены, уголок рта опущен к подбородку, а на лбу мелькают морщины. Ненавижу, когда так смотрят на меня, будто я больна раком и мне осталось жить неделю.

– Не пинай так книги, не то миссис Бирди услышит и съест тебя, – попытался пошутить Хофер, но попытка оказывается неудачной.

На самом деле, сейчас я не против быть съеденной, ибо все, словно злой рок, идёт против меня. Тяжело выдыхаю и поворачиваюсь к нему полукругом.

– Ничего нет. Может, я ошиблась?

Брюнет пожал широкими плечами и бросил мимолётный взгляд на стопку книг за моей спиной.

– Мы торчим здесь уже битый час, Марго. Я думаю, что… – брюнет осекся, запретив себе договаривать, но мне было и так все ясно. Спустя секунду, он продолжил, – что, если мы ищем не там? Где ты видела этого парня?

Реплика Билла заставила меня задуматься. Я хмурю брови и бегаю глазами по всей ратуше, чувствуя агонию в груди. Резко раскрываю рот и бросаю взгляд на Хофера. Он подал хорошую мысль, и мы, не мешкая, покинули здание.

Из-за того, что два дня в Салли Хилл шёл проливной дождь с грозой, лес превратился в одну серую мутную массу. Эти дни были мерзкими! Вспышки молний разгоняли тьму в моей комнате, заставая врасплох всех тварей в полумраке. Гром был таким оглушительным и глухим, словно великаны на облаках забавы ради катили бочки с порохом, которые непременно взрывались и оглушали нас, смертных, да и бессмертных, наверное бы, тоже, что хотелось лишиться слуха. После ливня кое-где образовались болота, поэтому под кедами неприятно хлюпает мутная вода, а подошва полностью заляпана грязью. Подобное произошло и с дорогой обувью Билла, но ему глубоко плевать. Ну конечно, у него же целая гора обуви – бери не хочу.

Дождь прекратился лишь сегодня утром, а жители Салли Хилл переживали, что настал всемирный потоп.

Лес окутан густым туманом, напоминающий мне едкий дым от импортных сигар. Здесь очень тихо, но при этом слышится журчание ручья и щебетания некоторых птиц. Бывает, раз в некоторое время, шелестят листья деревьев, точно пытаются поговорить с нами, предупредить о беде…

Мы с Биллом уже достаточно долгое время стоим на одном месте подобно статуе и смотрим вперёд, перед собой. Не знаю, что чувствую. Шея горит, будто меня душит шекспировский Гамлет, а на душе тяжёлый камень, свисающий к земле. Что за чертовщина? Перед нами лежит бездыханный молодой олень. Полагаю, это несчастное животное убито недавно, возможно, даже сегодня утром или ночью. Его веки прикрыты, морда, наоборот, слегка раскрыта, точно тот пытался звать на помощь, а чёрный нос в крови. Его определенно прикончил не хищник, ибо хищники не оставляют свою добычу посреди леса почти нетронутой. Здесь случилось что-то другое… Билл брезгливо пялится на оленя, но его интерес всё-таки не остаётся без внимания. Делаю уверенный шаг. Я наклоняюсь к трупу ближе, сначала разогнав мух-падальщиков, затем положив руки на колени, щуря глаза, детально изучая распотрошенный живот и внутренности. Надо же! Кишки целы. Их будто специально выпустили наружу для придачи эффектности и впечатления мерзости. Над оленем уже вовсю кружатся насекомые, жужжание которых сводит с ума.