– Да, кстати, как там у тети Кати?
– Спасибо за вопрос, как говорят на радио! У тети Кати хорошо, меня даже отпускать не хотели. Сонечка – просто прелесть. А Петя, представь себе, бросил такси и пошел работать в милицию.
– А, вспомнил, Соня – дочь тети Кати, а Петя – её муж?
– Господи, ты все перепутал! Петя – сын тети Кати, Соня – его жена, а муж – дядя Вася, но я его еще не видела, он сейчас в поездке, он машинистом работает.
– Ладно, не сердись, я пошутил. Просто я очень скучаю без тебя, Марина, – голос его стал таким мягким, бархатным, что у Марины в груди потеплело. Она улыбнулась, хотя Андрей не мог её видеть:
– Я тоже. Но сегодня приехать не смогу. Спокойной ночи! Целую.
* * *
Марина закончила разговор и легла, хотя спать ей не хотелось. За окном стояла полночь, а в Москве – всего 9 вечера. Но садиться за работу уже не стоило, поэтому она терпеливо расслаблялась, перебирая в памяти события дня. Ну и шутку отмочил Петя! Марина не стала подъезжать в дому тети на машине, а с удовольствием прошла от Октябрьского рынка один квартал пешком, вспоминая свои минувшие приключения. Когда она в условленные шесть часов вечера подошла к калитке у дома c деревянными кружевами, оттуда вдруг вышел милиционер. Он сурово посмотрел на Марину, картинно приставил руку к виску и отчеканил:
– Старшина Кривощёков. Гражданка, понятой будете?
У Марины сердце застучало в висках, а пакеты едва не выпали из рук. «Что случилось у тети Кати?» – с ужасом подумала она, но едва собралась спросить об этом, как до нее дошло: «Кривощеков! Да это же Петя!» Шутник наблюдал за ней с улыбочкой. С каменным лицом Марина ответила:
– Майор Белых. Московский уголовный розыск. Как стоите перед старшим по званию? Десять суток ареста и расстрел солеными огурцами! Ну и шутки у тебя, братец! Я же чёрт знает что подумала.
– Зато хороший прикол получился. Я так и знал, что ты фамилию сразу не вспомнишь… сестрица. Конечно, ты – такая важная столичная гостья! – Он выразительно окинул Марину взглядом. Она не переоделась, а только сменила туфли на босоножки на платформе, устойчивые даже на тротуарах Новосибирских окраин. – Меня даже встречать выгнали, а то до крыльца дорогу не найдешь.
– Да не слушай ты его, Марина! – Вышедшая на крыльцо тетя Катя в сердцах так повысила свой неслабый голос, что вся маленькая улочка из восьми домиков могла слышать. – Выставила во двор, чтобы под ногами не путался, да пироги не хватал. Здравствуй, проходи скорей! Да ты еще красивее стала, прямо расцвела!
За спиной Кати стояла круглолицая Соня с круглолицым Мишуткой на руках, они оба приветливо улыбались. Петя предупредительно забрал вещи у Марины – и вечер пошел как по маслу. Марину усадили во главе стола, потчевали и расспрашивали, хотя о главных событиях в семье Белых они знали из писем. Марина, считавшая свой рабочий день законченным, отведала Катиных самодельных вин: яблочное было почти как сухое белое, а черемуховое – даже сравнить не с чем. От третьей рюмки она отказалась, родственники тоже больше не наливали. Катя одобрила Марину:
– Папин характер! Только он вообще в рот не берёт.
После чая с пирогами была раздача подарков, больше всех радовался Мишутка. Он радостно гукал, все хватал и примерял на себя, и конечно, стал фото-звездой всех Марининых снимков: Миша в новом костюмчике, Миша в маминых босоножках, Миша в бабушкином халате и т.д. Когда просматривали кадры, Катя, еще не видевшая вблизи цифровых фотоаппаратов, восхищалась чудом техники, а Петя прикидывался равнодушным.
– Да ты не завидуй, братец, это – казенный, дали на время командировки.
Оказалось, что родственники ничего не читали про Сушковых. Марина рассказала о своем расследовании и подарила журнал «Кредо». Катя была знакома с творчеством Марины по присылаемым ею образцам и всегда нахваливала её в своих письмах. Она тут же начала читать статью вслух. Катя читала довольно хорошо: громко и с выражением. Но на описании поисков в лесу, голос её предательски дрогнул, а Соня даже всплакнула:
– Подумать только: год и десять девочке было! Одна, в лесу, а там волки…
Мишутка, почуяв неладное, тоже захныкал и прижался к маме.
– А вот и не в лесу. Её кто-то из деревенских спрятал, – возразила Катя. – Там и надо искать. Правда, Марина?
– Да, мы как раз завтра поедем в Шабалиху уточнять список подходящих кандидатур, а потом будем проверять всех.
– А что, деревня-то сохранилась?
– Шабалиха – в полном порядке. Так мой помощник сказал, а у него там родственники. Больше тысячи жителей, средняя школа, поликлиника, детский комбинат. Это АОЗТ «Пригородное» – процветающее хозяйство. Не встречали такую марку?
– Конечно, видели. Это же их молочная фабрика «Пригородная» самый вкусный варенец делает. И масло хорошее, только дороговато, но люди покупают.
Неожиданный поворот разговору придал Петя:
– Надо же, какое совпадение! У меня на участке – свежий труп из Шабалихи.
Тут все вскричали одновременно.
Марина: Как из Шабалихи?
Соня: Неужели та самая девочка?
Катя: Не рассказывай при Соне, а то молоко пропадет!
Петя прояснил ситуацию. Три дня назад проживавший на его участке Борис Анатольевич Шугай, а по-уличному – Борька-пропойца, умер прямо на скамейке на набережной. Он пролежал полдня, а прохожие думали, что спит. Нашел его Петин напарник, сразу решил, что он отравился паленой водкой, так как недопитая бутылка была спрятана в кармане куртки. Но его сожительница Варвара Червова, а как по-уличному – лучше не говорить, заявила, что Борьку убили. Варька утверждала, что Борька пошел на встречу со старым дружком, собираясь стребовать немалый должок. Петя артистично изобразил сиплый пропитый голос полуграмотной бабёнки:
– Оделся чисто, а денег у ево ни рубля не было. Откуда ж така бутылка дорогушшая? Сам бы ни в жисть не взял таку. Подсунули отраву, убили, маво голубчика, как пить дать – убили!
При этом Червова была трезвая и до того настырная, что бутылку послали на экспертизу.
– Только завтра результат будет. Да только кому надо его убивать?
– Петя, – не поняла Марина, – а при чем же здесь Шабалиха?
– А я не сказал? А при том, что у него место рождения – та самая деревня Шабалиха, Кузоватовский сельсовет.
«Нет уж, увольте, труп Борьки-пропойцы к моему делу отношения не имеет», – подумала Марина и наконец заснула.
* * *
Марина не ударила лицом в грязь и появилась на пороге фирмы «Сиблекс» в 6 утра (по московскому). В офисе кроме Евгения была еще молодая, но очень серьезная девушка, которую он представил:
– Аля – наш секретарь и спасатель, без нее мы бы просто утонули в бумагах.
Аля вежливо улыбнулась, на миг подняв от стола свою светло-русую головку с гладко зачесанными и заколотыми в шишку волосами. Марина подумала, что эта прическа и строгий темно-синий костюм старят девушку, но воздержалась от замечания. Она взяла распечатанный Евгением список девочек, проживавших в Шабалихе на день ареста Сушковых с датами рождения в интервале плюс-минус полгода от 10 декабря 1950 года. Этот промежуток она обсудила с мамой, много лет проработавшей детским врачом.
– Если бы искать стали позже, через год-два, то можно было бы шире смотреть, а так – не больше полугода разницы, иначе спрятать не удалось бы, – уверенно сказала мама.
Этот список оказался совсем не маленьким – 19 девочек. Марине не понравилось, что он был сделан в алфавитном порядке. «Лучше бы по дате рождения, тогда более близкие по возрасту оказались бы в середине. Хотя, может, придется его еще по каким-то признакам сортировать, лучше перебросить к себе и завести базу». Она, не откладывая, перекинула в ноутбук информацию с диска и стала просматривать. Но тут вернулся Дворжецкий, покупавший минеральную воду на дорогу, и позвал в машину. Продукты он не взял, только коробочку конфет для родственницы, так как, по его словам, «от обеда нам все равно не отвертеться».
